Открыв свободной рукой дверцу машины, он усадил ее на пассажирское сиденье и застегнул ремень безопасности.
- Ты что, никогда не слышала о существовании помощников?
- Но ведь на этой коллекции будет стоять мое имя. - Очертания гаража поплыли у нее перед глазами, и, откинув голову на спинку кожаного сиденья, она закрыла их. - Если я хочу, чтобы моя одежда была верхом совершенства… а я действительно этого хочу, то должна целиком и полностью отвечать за нее.
- Только этого не хватало. Настоящий трудоголик.
- Как бы я хотела, чтобы ты оставил меня в покое.
- Я тоже, - парировал он. - Однако хочу напомнить - на тот случай, если ты не обратила внимания, о чем говорилось на всех прошедших совещаниях, - что группа «Сэвидж» инвестирует в Джоанну Лейк колоссальные деньги. Я не допущу, чтобы эти инвестиции пострадали.
- Вот, значит, о чем речь? О деньгах?
- А ты как думала, черт побери!
При звуках его резкого низкого голоса по телу Джоанны разлилось тепло, которое, как она опасалась, не имело ничего общего с жаром, вызванным простудой. Открыв глаза, она поймала его взгляд в упор.
- Джанни, - уже более мягко сказал он, глядя на нее менее сурово, - не спорь. Хотя бы сейчас.
Он медленно и нежно провел пальцами по ее щеке с мыслью лишь успокоить ее, но даже от этого невинного прикосновения ее охватило страстное желание.
С трудом отведя от него глаза, она окинула рассеянным взглядом роскошно отделанный салон машины, где пахло кожей и деревом.
- Хорошая машина.
- Спасибо. Мне тоже нравится.
Мальчишкой он проводил многие часы, изучая дядины журналы «Мотор-тренд», и чуть ли не исходил слюной, рассматривая фотографии ослепительно красивых и умопомрачительно дорогих машин. Если бы раньше ему кто-то сказал, что когда-нибудь у него будет вот такой «ягуар», Редклифф спросил бы этого человека, не пользуется ли он услугами психиатра.
Джоанна обвела взглядом множество приборов на доске управления. Когда приборы замигали, она снова откинула голову на сиденье, закрыла глаза и постаралась ни о чем не думать, пока Редклифф гнал машину по влажным от дождя улицам.
По ее настоянию он позволил ей самой войти в больницу, но на всякий случай поддерживал ее, обхватив рукой за талию. Она испытала облегчение, когда он не выразил намерения зайти вместе с ней в кабинет для осмотра. Она была слишком слаба, чтобы затевать с ним еще одну ссору.
- Не верю, - пробормотала она час спустя, когда они снова сидели в салоне «ягуара».
- Я тоже. - Она никогда раньше не видела его таким мрачным. - Господи, как ты могла не заметить, что у тебя воспаление легких?
- Перестань наконец на меня кричать, - слабо запротестовала Джоанна.
- Прости, - извиняющимся тоном пробормотал он.
- Я думала, что просто простудилась. - И добавила еле слышно, что разительно отличалось от свойственной ей напористой манеры разговаривать: - Спасибо.
Он искоса поглядел на нее.
- Пожалуйста.
Джоанна отдала бы все, что угодно, за то, чтобы узнать, о чем он сейчас думает. Но, увы, по его бесстрастному выражению лица было видно, что этот мужчина умеет скрывать свои истинные чувства. Ослабев от жара и чувствуя легкое головокружение от сделанного врачом укола, она даже не спросила, откуда ему известно, где она живет.
Не стала она протестовать и тогда, когда Редклифф взял ее на руки с пассажирского сиденья и отнес в бунгало, выкрашенное в традиционные розово-желтые тона, - одно из немногих строений, сумевших устоять перед натиском бульдозеров алчных застройщиков.
Она, правда, забеспокоилась, когда он решительным шагом направился в ее спальню, но была слишком слаба, чтобы предпринять хотя бы робкую попытку запротестовать.
Он усадил ее на край постели. Кусочки ткани и обрывки бумаги, разбросанные на мягкой тахте, вышитой полевыми цветами, молчаливо свидетельствовали о том, что она работала даже по ночам.
- Это просто нелепо, - пробормотал Редклифф, подбирая куски разноцветной материи.
- Ты не прав. Это же итальянский шелк.
- Все равно, выглядит слишком экстравагантно. - Собрав обрывки ткани и эскизы, он положил их на плетеный столик.
- Тебе помочь раздеться? - Усилием воли он заставлял себя говорить как можно непринужденнее.
Господи, ему все труднее быть рядом с этой женщиной и не иметь права желать ее! Даже несмотря на небрежность в одежде - алый джемпер на ней болтался, брюки сидели мешковато, - несмотря на покрасневший нос и бледные щеки, Редклифф все равно страстно желал ее. Ему нестерпимо хотелось просунуть руку под джемпер и ласкать ее плоть, которая, он был уверен, еще нежнее, чем эта шелковая ткань на столе. Долгие, томительные месяцы работы в непосредственной близости от Джоанны и постоянная необходимость соблюдать дистанцию наложили отпечаток на его душевное состояние.
- Я сама.
Он испытал и облегчение, и досаду одновременно. Ну что ж, сказал он себе, это и к лучшему.
- Я подожду в соседней комнате. Если тебе что-нибудь понадобится, позови.
Хотя это было непросто, он усилием воли заставил себя выйти в гостиную и воспользовался выдавшейся паузой для того, чтобы осмотреть это помещение, которое, так же как и модели Джоанны Лейк, хранило на себе печать ее яркой индивидуальности.
На тщательно выскобленном дубовом полу стояла незамысловатого вида плетеная мебель и лежали подушки из парусины в ярких сине-желтых тонах. Середину комнаты занимал небесно-голубой ковер, на котором лежали разноцветные воздушные шары. В керамических горшках зеленели свежей листвой комнатные растения. Белоснежные стены были увешаны репродукциями.
На коврике перед плетеным диваном стояла пара красных туфель на умопомрачительных шпильках, а кругом валялись все те же обрывки ярких шелковых материй и куски атласа, отделанного блестками. На столике рядом лежал небольшой пластмассовый шар, внутрь которого была вмонтирована миниатюрная панорама Нью-Йорка. В комнате оказалось еще несколько таких шаров с видами собора Святого Людовика и Ниагарского водопада.
Взяв шар со столика, Редклифф перевернул его и ахнул: над собором Святого Людовика пошел снег. У него заныло сердце. Интересно, когда Джоанна держит в своих ладонях этот игрушечный мир, думает ли она о нем?
Вздохнув, он поставил шар на место и продолжил осмотр гостиной, стараясь таким образом поглубже проникнуть во внутренний мир Джоанны, понять, чем она живет. Ему бросилась в глаза фотография в рамке, на которой были запечатлены седая женщина средних лет и улыбающийся темноволосый юноша. Снимок стоял на столе, выкрашенном ярко-желтой краской, напоминавшей подсолнечник. Мать и брат, решил Редклифф. Он долго всматривался в их черты, тщетно стараясь найти в них сходство с Джоанной.
Может быть, Милдред права.
Но он тут же напомнил себе, что из восьмерых детей в их семье он и сестра Полли похожи на мать, Аманда и Кэтрин пошли в отца, а другие четыре сестры не похожи ни на одного из родителей. Да и друг на друга тоже. Вот и Джоанна не обязана походить на мать. Что же касается брата-близнеца, то абсолютно одинаковыми их не назовешь, хотя некоторое сходство, пожалуй, есть.
Редклифф прошел крохотную, старомодного вида кухню. Стены ее были выкрашены в ярко-желтый цвет, а потолок - в ярко-голубой. Создавалось впечатление, будто здесь ничего не менялось с тридцатых годов, когда, наверное, и был построен дом. Пахло Рождеством, потому что на полу, выложенном кремового цвета керамической плиткой, высилась груда апельсинов.
Решив заварить чай, он налил воды в красный эмалированный чайник и поставил его на плиту, затем, сунув руки в карман брюк, подошел к окну и принялся смотреть на море, над которым после слабого дождя
