траву и подмигнул Забродову:
– Проверим еще раз. Может, отсырел препарат?
Через минуту биолог ожил, глаза широко раскрылись, на щеках появился яркий румянец.
Встав на ноги, Струмилин оглядел свои перепачканные шорты и ноги. Вошел в воду, не беспокоясь о реакции «хозяина острова». С наслаждением поплавал вблизи берега, смывая с себя грязь.
Лег на спину, раскинул руки, громко засмеялся непонятно чему.
– Перебор, – прокомментировал Ладейников. – Для него и палец облизнуть уже чересчур.
Энергичный и бодрый кандидат наук выскочил на берег и крикнул остальным:
– Водичка – супер!
Глаза его, и без того выпуклые, выкатились еще больше.
– Где моя черная метка? – с радостной улыбкой обернулся он к Игорю.
– Черную метку я сейчас тебе в башке сделаю, – ответил тот, снимая с плеча автомат.
В первый момент Забродов напрягся, но веселость Вадима не уменьшилась ни на градус и стало ясно, что выстрела не случится. Неинтересно убивать человека, измученного зубной болью.
Но также неинтересно убивать того, чью эйфорию ничем не прошибешь.
– Перебор… Чему радуешься, мудила? Ты у меня первый кандидат на тот свет.
От избытка энергии Вадим разбежался и несколько раз прошелся колесом. Потом покачался на толстой ветке. На берегу они остались уже втроем.
Ольгу Ладейников послал разобрать продукты и принести что-нибудь повкусней – по его требованию на остров завезли деликатесов, взятых телевизионщиками для собственного чревоугодия. Заложников преступник отправил в крытый брезентом барак, люди из съемочной группы, за исключением бородатого оператора, возвращались к себе на трех лодках.
Кроме Фалько, только Илья знал об истинном положении вещей, а в его молчание Ладейников не очень-то верил. Забродов видел, как оператор бережно зачехлил видеокамеру и сел, прижав ее к груди, как мать ребенка.
– Ну как тебе моя идея в целом? – осведомился Игорь у пленника.
Единственным достойным ответом была бы, конечно, пуля или удар. Но Забродов считал, что противника надо победить хитростью, нащупать в его извращенном мозгу слабое место.
– Знаешь, почему я оставил тебя в живых? – продолжал Ладейников. – Хочу услышать мнение знатока. Окончательно оценивать еще рано. Надо дождаться финала. Но как для начала, сойдет?
– Смотря чего ты хотел добиться.
– Кайфа, дорогой ты мой. Кайфа и больше ничего. Некоторые вещи зажигают внутри огонек, но повторение все губит. Ты у нас герой, я – убийца. Но самые яркие роли тоже приедаются. И очень быстро. Самое хорошее блюдо нуждается для начала в перце и соли. Только потом понимаешь, что нужен еще соус и рецепт его надо изобрести.
– На один раз хватит, не больше, – заметил Забродов.
– – Мало? Пару дней кайфа стоят долгой возни.
«Пару дней, – отметил про себя Илларион. – Похоже, он в самом деле не собирается растягивать „удовольствие“. Хочет сорваться прежде, чем его здесь обложат. И сколько еще трупов удовлетворят его аппетит?»
– Пострелять не дашь? – подскочил радостный, с блестящими глазами кандидат наук.
– Обойдешься, – отогнал его Ладейников.
– Ну, тогда сигаретку.
– Курить вредно. Или ты забыл о драгоценном своем здоровье?
– Забыл, – весело согласился Вадим.
Он взялся переключать телеканалы, наткнулся на попсовый клип, присел на траву у «ящика», раскачиваясь из стороны в сторону, и стал подпевать во весь голос.
– А зачем возиться? – спросил Забродов. – Щепотка порошка – и тот же кайф, если не больший.
– Я всегда с большим подозрением относился к простому и легкому выходу. Простота – вот где на самом деле дьявольщина. Перед человеком всегда несколько дорожек. Самая удобная и комфортная ведет прямиком в ад. Там ведь не злодеи сидят, а слабые и бездарные.
Чего Забродов не ожидал, так это разговоров об аде и дьявольщине. Даже если Ладейников разыгрывает очередную роль, все равно из такого разговора можно извлечь несомненную пользу.
– А тебе в ад не хочется?
– Если бы там пламя полыхало и тысячи душ одновременно поджаривались на вертеле… Отличное шоу, в котором стоит поучаствовать. Реальный ад – скука смертная. Сидишь себе в комнате, перед носом пятно на обоях и слышно как капает кран. Закрыть его невозможно, он будет капать целую вечность… Кстати, я Зинке голову свернул не где-нибудь, а перед камерой. Ближе к вечеру Фалько должен привезти кассету.
Загнанные в барак игроки будто разом очнулись от тяжкого похмелья. Долгое молчание прервал негромкий голос Вероники.
– До чего мы докатились, – уткнулась она носом в сырой брезент.
– Ты саму себя не видела, когда он гитару тебе всучил. Гипнотизер такой, что мог бы с гастролями ездить. Вначале всем голову задурил, что весь из себя положительный. Теперь всеми вертит: и нами, и съемочной группой. Думаешь, Ольга в здравом уме терлась бы возле убийцы?
– Но мы ведь с тобой не тремся.
– Значит, от нас этого не требовалось. От нас он захотел, чтобы мы в грязи копошились ради вонючего шарика.
– Слушай, Света, – подобрался на корточках Барабанов. – Забери ты этот чертов шарик себе.
– С какой стати?
– И вообще извини, повел я себя как последняя дешевка. Держи или я его просто выкину.
Наверное, впервые за всю свою сознательную жизнь, Алексей Барабанов сподобился сделать бескорыстный жест. Закончив школу, он откосил от армии. Пару лет разъезжал по черноморскому побережью с компанией наперсточников. Потом играл в карты по поездам, позже крупно наказывал соперников за бильярдным столом. Перекочевав в столицу, с головой ушел в лохотронный «бизнес». Приводы в милицию, штрафы, условный срок – все как с гуся вода. Потом на авторынке пудрил мозги доверчивым покупателям, доказывая, что масло в канистре из Германии, подшипники тоже оттуда.
И вот первый раз что-то шевельнулось в душе. Ему вдруг стало противно чувствовать себя хитрее ближнего.
– Да не суетись ты, успокойся. Выиграл и держи. Он все равно не признает таких подарков, – отвернулась Акимова.
– Почему не признает? – удивился Алексей.
– Сам придумывает правила и сам в любой момент их может отменить, – объяснил Рифат.
– Короче, держи, – Барабанов, тем не менее, засунул шарик Свете в карман. – Кто леденцов хочет? У меня хватит по штуке на брата.
В свое время народ удивлялся, что взрослый мужик тратит очки на какие-то пустышки. Но теперь, на грани нервного срыва, никто не отказался от сладкого. Каждый перекатывал языком цветную «стекляшку», прижимал то к щеке, то к небу и хоть чуточку почувствовал облегчение.
– Что ты чувствовал, когда… Ну когда он тебе голову задурил, – подсела Вероника к Рифату.
Тот поежился.
– Ничего толком не помню. Помню, было хорошо, легко. Как будто я гений музыки, и все с восторгом на меня таращатся.
– Со мной примерно то же самое.
– Тебя Илларион почти сразу вытащил.
– – Как вытащил?
– Да очень просто. Вернее, понятия не имею как. Взял и перебил его гипноз.
– Думаешь?
– Да я видел! У Иллариона способности тоже не слабые. Я, честно говоря, его вначале побаивался. Не как конкурента в игре, а вообще. Вид у мужика суровый, даже сейчас, в наручниках.
