ней – в этом платье. И все – а главное, Дим – смотрят на меня снизу вверх открыв рот. А я такая красивая... Глаза защипало.
– Надевай быстро, пока они не вернулись, – заторопила меня Ника. – Цвет – не главное, надо фасон понять. Давай же!
Я надела платье. Да, это было оно – мое свадебное платье. Вырез лифа сердечком, открытые плечи, гладкий лиф, подчеркивающий стройность фигуры, и от бедер вниз нежно падающая невесомыми лепестками юбка, неровная и прекрасная, как платья героинь сказочного анимэ.
– А может, и ничего в красном? – пробормотала я.
– Снимай!
Испуганная ее тоном, я быстро скинула платье, и Ника утянула его куда-то прочь. В примерочную заглянула тетка и пообещала, что мы продолжим минут через пять. Я мило заулыбалась и заверила ее, что не спешу.
Когда тетка сгинула, я оделась, вышла из примерочной и позвала:
– Ника! Вы где?
– Все там же. – Она опять сидела на полу, как ни в чем не бывало обметывая подол платья.
– Ника, сколько стоит это платье?
– Не продадут. Это для одной ведущей на какое-то очередное шоу. Если только потом. Но думаю, на него уже очередь.
Я расстроенно молчала.
– Не печалься, девица, – хмыкнула Ника. – Хочешь, сошью такое же?
– А ты сможешь?
– Чего же нет? Выкройки – вон они, да я сама их и делала. Ткань, конечно, купим белую и можно немного с муаровым рисунком, потому что на белом такой крой позволит дать теневой узор... богаче будет выглядеть. Размер твой. Так что сошью. Тебе когда надо?
– К тринадцатому февраля.
– Ну, успеем. Сколько денег на ткань дашь?
– Не знаю. А сколько ты возьмешь за работу?
– Столько же, сколько будет стоить ткань.
– Слушай, давай поговорим где-нибудь еще. – При мысли, что сейчас вернутся Сева и тетки и на меня опять будут что-то мерить, мне становилось дурно.
Ника кивнула, мы с ней обменялись номерами телефонов, и я, подхватив сумку, сбежала.
Ура, у меня будет красивое платье. Фату я покупать не буду, куплю заколки красивые или цветочки какие-нибудь в волосы.
На следующий день Сева позвонил чуть ли не с утра:
– Танечка! Куда же ты вчера пропала? Право, мне было так неудобно, Лидия Ивановна и Борис Никитич так старались, подобрали вам наряды, а Золушка наша убежала.
– Прости меня, Сева, я как-то не думала, что процесс так затянется. На работу нужно было срочно. И вообще.
– Может быть, сегодня повторим наш поход уже без спешки?
– Ой, спасибо, сегодня я не могу.
– Тогда давайте завтра.
– Сева, спасибо тебе большое, но мне, право, неловко. И еще я уже почти договорилась с подружкой, и она сказала, что сошьет мне платье.
– О, ну раз подружка... а знаете, у меня есть чудесный альбом свадебных нарядов. Хотите, принесу?
Отказаться было невозможно. Платье платьем, но ведь еще и на голову надо что-то стильное придумать. И вообще, альбом свадебных нарядов – это красиво и шикарно. Мне ужасно хочется, чтобы было красиво. И чтобы подготовка к свадьбе доставила мне удовольствие. Я довольно часто наблюдала за однокурсницами и подружками, которые ходили в невестах и готовились к свадьбе, и твердо уверилась, что, по большей части, это мероприятие приносит лишь многочисленные хлопоты и очень мало радостей.
Мы встретились в кафе в обеденный перерыв, и Сева уговорил меня заказать пирожное и капучино. Мило так поболтали, посидели. Все-таки он удивительно приятный человек. А уж внешность – я видела, как на него женщины в кафе смотрели. Если бы это был мой мужчина, я, наверное, извелась бы от ревности, а так даже приятно сознавать, что пребываю в компании такого роскошного экземпляра. Самое смешное, что альбом он забыл. Вернее, пакет принес, но, когда стал доставать, выяснилось, что это художественный альбом Врубеля. Сева долго сокрушался, что перепутал сумки, клялся позвонить и привезти альбом в ближайшее время. Я совершенно не чувствовала обиды или досады. Сказала, что буду ждать звонка, и побежала на работу. Там ко мне с ножом к горлу пристала Елизавета – с кем это я была. Оказывается, она забегала на кофеек в ту же кафешку, но я ее не заметила.
– Немудрено, – фыркнула коллега. – Ты смотрела только на своего красавца. И правда, роскошный мальчик, мне только кажется, что я его где-то видела.
Я сказала – знакомый. Начинающий актер.
– Знаем мы этих знакомых, – усмехнулась Елизавета. – Больно красив парень, просто картинка.
Ромиль, который быстро хомячил какой-то полуфабрикат, глянул на меня с прищуром, но ничего не сказал. За Ромилем вдруг обнаружился Ежик, который, вжавшись в уголок, дожидался своей очереди к микроволновке и решил почему-то поучаствовать в обсуждении моей личной жизни.
– Такой темноволосый, в черном пуховике? – спросил он с интересом.
– Нет, – удивленно отозвалась Елизавета.
– Значит, это не ее парень, – уверенно констатировал Ежик. – Ее хахаль (и где слов-то таких набрался, гений наш компьютерный) такой темный, кожа смуглая и без понтов... обыкновенный, в общем.
– А ты-то откуда знаешь? – спросил Ромиль.
– А я видел, он приходил как-то. Они на кухне трахались.
Ромиль подавился сандвичем, и покрасневшая, как девочка, Елизавета застучала по его широкой спине. Я покрутила пальцем у виска, многозначительно глядя на Ежика, а тот недоуменно пожал плечами и вопросил:
– А чего я сказал-то?
На Ежика я обиделась, Гена меня достал, Ромиль ухмылялся, встречаясь со мной в коридоре. Короче, существование стало абсолютно невыносимым, и я смылась с работы пораньше. Позвонила Нике, она велела приезжать в Дом ткани посмотреть материал. Ткань мне понравилась – муаровые разводы по нежно-белому шелку. Мы любовались цветом и фактурой, гладя отрез. Потом Ника принялась что-то подсчитывать, шевеля губами, а я покорно ждала приговора, соображая, сколько денег у меня на карточке и где тут банкомат, если наличных не хватит.
– Девочка, отойди отсюда! Небось руки дня два не мыла! – раздался за спиной визгливый голос.
Я обернулась. М-да, пережитки советского прошлого неуничтожимы. Наверное, оно кончится только тогда, когда умрет последний человек, заставший в сознательном возрасте жизнь в совке. Ох, не зря Моисей водил свой народ по пустыне, ожидая, пока вымрут все, помнившие рабство. Так и у нас – совковое хамство неуничтожимо, особенно в работниках торговли и всяких учреждений типа ЖЭКа, собеса. Светкина мать, Настасья, работала как раз в ЖЭКе. Помню, как она жаловалась моей маме:
– И что за народ у нас такой? Нет, ты представь: время без двадцати, я уж и губы накрасила, и сумки собрала, а он прется, козел какой-то, и еще счастливый такой: «Милая, я, – говорит, – успел! С работы пораньше убежал и поспел за справкой». А я ему – ни фига ты, дружок, не успел, потому как я сейф уже закрыла, все опечатала и ради тебя корячиться тут не стану. Так что ты думаешь? Скандал устроил! Начальство требовал.
Мать слушала молча, но я прекрасно знала, о чем она думает. И как Настасья не понимает, что и мы так же убегаем с работы, стараясь успеть, а нарываемся на таких, как она. Сочувствовать как-то не хотелось. И теперь здесь, в Москве, я встречаю тот же неистребимый совок. Ну вот сколько лет эта мегера здесь работает? Наверняка много. И всю жизнь разговаривает с покупателями голосом тетки, которая буквально сидит на дефиците. Вот что мы ей сделали? Выглядим непрезентабельно? Посмотрела бы она на нашего шефа, который иной раз приезжает на работу на мотоцикле, покрытый грязью и пылью. А ведь богатый,
