пулеметом, стоявшего спиной к нему в каком-нибудь десятке метров. Эти десять метров представляли собой абсолютно открытое пространство, на котором не было ничего, кроме нескольких тонн жидкой, похожей на хорошо взбитую творожную массу, коричневато-рыжей грязи. Незаметно подобраться к боевику, ступая по этому вязкому чавкающему месиву, было невозможно, а прежде времени поднимать шум не хотелось.
Глеб огляделся по сторонам в поисках приемлемого решения и увидел валявшуюся в углу пыльную пластиковую бутылку из-под кока-колы. Он вспомнил старый фокус, о котором ему когда-то рассказывал инструктор, и решил попробовать. Он сомневался в том, что эксперимент будет удачным, но решил попробовать.
Клейкой ленты у него не было, поэтому, насадив бутылку на ствол автомата, он плотно обхватил место стыка ладонью. Целиться из автомата, держась одной рукой за самый конец ствола, было неудобно, и Глеб подумал, что со стороны, должно быть, выглядит просто уморительно.
Эксперимент удался процентов на пятьдесят. Выстрел получился приглушенным –'– просто довольно громкий хлопок, но самодельный глушитель со страшной силой вырвало из ладони Глеба, больно ударив его по пальцам и отшвырнув простреленную бутылку чуть ли не на середину двора. Пуля ударила боевика в затылок, и он, широко раскинув руки, с негромким всплеском упал лицом в глубокую грязь. Секунду спустя в грязи возле его уха вздулся и лопнул большой пузырь, и Глеб с легким содроганием понял, что это был последний выдох застреленного им человека. Чеченец в буквальном смысле слова испустил дух, и в этом не было ничего возвышенного или вдохновляющего. Глеб видел множество смертей, и это всегда было грязно и некрасиво.
Человек в телогрейке выскочил из-за грузовика с автоматом наперевес и остановился на открытом месте, дико озираясь и пытаясь понять, что произошло. Наконец его взгляд остановился на мертвом теле, которое лежало лицом вниз, почти по уши погрузившись в жидкую грязь. Его бородатая физиономия стала такой растерянной, что Глеб почти пожалел его, но в следующее мгновение боевик вдруг круто повернулся спиной к убитому и метнулся в направлении открытой настежь двери котельной.
Слепой повял, что взять здесь “языка” не удастся, вскинул автомат и спустил курок, почти не целясь. Выстрел прозвучал отчетливо и полновесно, прокатившись эхом между кирпичных стен, боевик на мгновение замер в дверном проеме спиной к Глебу и, поворачиваясь в падении, боком свалился внутрь. Его автомат загремел на цементном полу, ноги в рыжих кирзачах несколько раз судорожно дернулись и замерли.
Больше не таясь, Глеб пересек двор и поднял облепленный грязью пулемет. Наполовину утонувшая в жидком глинистом месиве рация что-то хрипло бормотала по-чеченски. Слепой наступил на нее сапогом, вдавливая поглубже. Рация издала предсмертный хрип и замолчала, скрывшись в пучине глиняного киселя.
Держа тяжелый пулемет на отлете, чтобы не выпачкаться, Слепой приблизился к дверям котельной, перешагнул через перегородивший их труп и вошел в помещение, имевшее такой же заброшенный, совершенно нежилой вид, как и все мастерские. Здесь сильно пахло печной гарью и каменным углем, когда-то беленые стены пожелтели и лоснились, единственное подслеповатое окошко с чудом уцелевшим стеклом стадо совершенно непрозрачным от годами копившихся на его поверхности пыли и копоти. Глеб с некоторым недоумением огляделся, не понимая, что тут охранять, и увидел в углу ржавую квадратную крышку люка с приваренной вместо ручки стальной скобой. Поверхность скобы свежо поблескивала, отполированная частыми прикосновениями ладоней в том месте, где за нее брались, чтобы открыть люк. На замусоренном полу валялось множество окурков – как серых, окаменевших, так и совсем свежих.
Глеб выглянул на улицу, почти уверенный, что двор вот-вот наполнится вооруженными людьми, но там по-прежнему было пусто, если не считать валявшегося посреди дороги трупа. Слепой подумал, что шарившие в горах боевики могли не услышать выстрелов за треском кустов и астматическим хрипом своих раций, но, как бы то ни было, ему следовало поторапливаться. Застреленные им часовые могли выходить на связь через определенные промежутки времени, а учитывая всеобщий переполох, эти промежутки вряд ли были большими.
Он взялся за гладкий холодный металл скобы и, крякнув, отвалил тяжелую крышку. Из темного квадратного проема на него пахнуло холодной сыростью и густым запахом солярки. Вниз вела крутая лестница, ступеньки которой были сварены из положенных параллельно друг другу кусков арматуры. Глеб порылся в карманах, нашел завернутый в полиэтилен коробок спичек, зажег сразу три штуки и стал осторожно спускаться вниз, держа палец на спусковом крючке автомата.
Помещение, в котором он оказался, было почти целиком загромождено замасленной тушей дизельного генератора. В углу стояло несколько жестяных канистр и две двухсотлитровые бочки – очевидно, с топливом. Толстый силовой кабель тянулся от генератора в соседнее помещение, вход в которое выглядел просто черным прямоугольником на смутно белевшей в неверных отсветах догоравших спичек поверхности стены. Рядом с дверным проемом на стене темнела коробка выключателя, но на то, чтобы возиться, запуская генератор, у Глеба не было ни времени, ни желания.
Спички, догорев, погасли, и он на ощупь добрался до дверного проема. Его рука нащупала шершавый край бетонной арки, потом провалилась в пустоту, опять коснулась поверхности стены, скользнула по ней в сторону и наконец легла на что-то, показавшееся Глебу странно знакомым. В течение нескольких секунд он ощупывал пальцами увесистый бумажный брусок, прежде чем понял, что держит в руке обандероленную пачку денег. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что это за деньги. Глеб без колебаний вынул из пачки верхнюю купюру, свернул ее трубочкой и поджег.
Купюра горела вяло и неохотно, но чувствительным глазам Слепого этого было вполне достаточно. Бегло оглядевшись, он присвистнул сквозь зубы и тихо произнес сакраментальную фразу:
– Это я удачно зашел.
Слева от входа были сложены деньги. Это была не стопка, не гора и не куча, а аккуратный штабель, на глаз тянувший кубометра на полтора. Он состоял из отдельных, удобных для переноски кубов, по-хозяйски упакованных в полиэтилен и даже, как показалось Глебу, вакуумированных. Поверх этой мечты скопидома было разбросано около полутора десятков отдельных обандероленных пачек и ворох разрозненных купюр. Глеб поскреб ногтями заросшую щетиной щеку, попытался прикинуть, сколько здесь может быть денег, почти сразу же запутался в нулях и плюнул, поскольку это было совершенно бесполезное занятие.
Одна из стоявших возле генератора канистр оказалась полной. Щедро поливая штабель тошнотворно воняющей соляркой, Глеб поймал себя на мысли, что все это может оказаться ошибкой, и он вот-вот спалит и пустит по ветру совершенно сумасшедшие деньги. Но доказательство его правоты было прямо у него перед глазами: громоздкое стационарное устройство с тяжеленной чугунной станиной, надежно вцементированное в бетонный пол, тускло поблескивало в отсветах горящей стодолларовой купюры какими-то зубчатыми колесами, шестеренчатыми передачами, похожими на диковинные крылья стальными рамами и прочим железом, в котором Глеб Сиверов ничего не понимал. У него сложилось впечатление, что агрегат был построен на основе древнего типографского ротопринта.., или это называется линотип? В типографском деле Глеб был темен и сер, но все, что касалось диверсий и взрывов, знал назубок. Чугунная махина выглядела почти неуязвимой. Даже взорвавшись одновременно, все его “лимонки” могли лишь слегка поцарапать это простое, как булыжник, устройство.
Даже если какая-нибудь рама погнется или отлетит шестерня, все это будет очень легко заменить.
Его глаза немного привыкли к темноте, и он заметил в углу под потолком какую-то железную заслонку, за которой обнаружилось затянутое пыльной паутиной окошко. Глеб дотянулся до него стволом автомата и выбил стекло. Теперь он видел все очень хорошо, но от этого его задача не стала легче. Ему нужно было уничтожить этот слоноподобный агрегат, развеять его по ветру, рассеять в воздухе молекулы, а все, что он реально мог сделать, – это пальнуть по нему из подствольного гранатомета, на время выведя из строя. Правда, где-то существовали матрицы, но их нигде не было видно, и Глеб сделал логичное предположение, что матрицы хранятся отдельно – например, у Судьи или у человека, обслуживающего машину.
Он отшвырнул в угол опустевшую канистру и чиркнул спичкой. Обильно политый соляркой денежный куб весело вспыхнул, реки пламени потекли по всему полу, заставив Глеба отступить. Дым потянуло в окошечко под потолком.
Выйдя в соседнее помещение, Глеб сделал все, что можно было сделать со стационарным дизельным генератором при помощи автоматного приклада. В конце концов приклад треснул и отлетел, но теперь Слепой был уверен, что этот генератор никто не сможет запустить раньше чем через полторы-две недели кропотливого труда.
