бомбардировщиками. Детский сад какой-то… Так вот, кто этот советчик? Он – одиночка или он – группа? Не знаю.
Услышавший этот пассаж олигарха Мацкевич незаметно подмигнул Смирнягину: мол, помнишь, тогда на Чистых прудах, разве не об этом мы толковали?..
– Но вдруг именно он станет преемником Президента? – закончил мысль Духон.
– Что-то я не понимаю вас. Не понимаю, куда вы клоните? – с самого дальнего угла стола спросил Суворов.
Илья Сергеевич интуитивно решил подыграть своему приятелю, придав его монологу элемент дискуссии, отлично зная, как Духон не жалует подобные затянувшиеся речи. – Разве не вы были в числе тех, кто поддержал выбор преемника? Помните, вы лично мне говорили: молодой, иностранные языки знает, спортом занимается, неангажированный, наконец…
– Спасибо, что напомнили. В том-то и дело. «Семье» он не приходился ни другом, ни сватом. Нигде с Президентом не учился, не работал, не служил, в теннис с ним не играл, на лыжах не катался. Помните, как Борис Николаевич легко расставался со своими дружками-сослуживцами по прежней жизни? Бурбулис. Скоков… Всех уж не упомнишь. Стоило кому-то попытаться активно влиять на его политические решения, глядишь, и нет его. Испекся.
– Что верно, то верно, – вновь пробасил Уралов. – Друзья хороши за рюмкой водки или на корте.
– Словом, лично я против института преемника. Думаю, всем понятно, почему. Против того я, чтобы и Татьяна Борисовна осталась в преемниках. Рад, что она нашла в себе силы только что при всех нас отказаться от этого столь заманчивого предложения. Правда, возможно, у нас мотивы разные… Думаю, что у Президента ни тогда, ни сейчас не лежала душа брать на себя подобные обязательства.
– Почему вы так решили? – снова спросил Огнев.
– Да потому, что вы себя уже видели на коне, дорогой мой, – достаточно громко усмехнулся Эленский. – А вы думаете, что преемник совсем безголовый и только меня одного узрел врагом России?
– Так что, господа, поскольку я спровоцировала весь этот достаточно нелицеприятный разговор, позвольте подвести, как говорится, под ним черту. – Татьяна вновь поднялась со своего кресла: – Я предлагаю довести до сведения Президента, что с него снимаются дополнительные обязательства по меморандуму, за исключением тех, которые закреплены в основной части документа. Тем более, если Александр Павлович угадал, что Президент тогда, в девяносто девятом, не по собственной воле подписал дополнение, это его действительно могло угнетать… Не знаю, нужно ли сегодня наше решение Президенту. Но нам самим оно просто необходимо.
– Правильно, дочь, – поддержал ее Уралов. – Только тогда не понимаю, зачем мы такую кашу заварили?
На Лубянке в окна углового кабинета Кушакова уже вовсю светило яркое летнее солнце.
– Неужели мир? – невольно воскликнул генерал.
– Ну да, пора, – усмехнулся Мацкевич. – Но мир ли? – Он вспомнил Диму Мальцева и всю череду жертв, которых унесла операция «Меморандум». И те возможные жертвы, которые она еще вовлечет в свою бездонную пучину.
– Стоп! – Из динамика, все еще лежащего на столе Кушакова, раздался резкий голос Бориса Платоновича. – Стоп, господа. Я был бы не я, если сейчас перед вами оказался совсем не кровожадным. – Он вновь недвусмысленно хихикнул: – Тема, извините, не исчерпана. По крайней мере, с моей стороны.
– Что еще, Борис Платонович? – вежливо, но достаточно отстраненно спросил Дорошин.
Своего бывшего начальника он знал хорошо и поэтому не удивился.
Эленский несколько презрительно взглянул на Александра Максовича и отвернулся:
– Извините, но я до конца не верю в то, что если мы дезавуируем свои требования, в дальнейшем, а точнее, в две тысячи восьмом году, все пройдет без сучка и задоринки. Поэтому считаю необходимым довести до ушей Президента, неофициально, разумеется, что все составляющие меморандума теряют свою силу лишь в том случае, если: а) Президент отказывается от попытки назначить преемника, кто бы он ни был, б) Президент обеспечивает свободные демократические выборы, в)Татьяна Борисовна будет участвовать в выборах уже не как стопроцентный преемник, а как один из кандидатов. Достаточно привлекательный кандидат. Тут я согласен с господином Духоном…
Все напряженно молчали. Но по разным причинам.
Таня невольно вновь задумалась о том, пойдет ли она на выборы. Тут многое зависело от мужа. Неужели он столь корыстен, что откажется от своих чувств, если она все-таки выберет роль домохозяйки?
Ее мужчина думал о том, что если все пойдет по очерченному Эленским сценарию, он сумеет убедить Татьяну пойти в политику. Сердечными эмоциями он никоим образом не руководствовался.
Борис Николаевич откровенно клевал носом. Перспектива 2008 года была для него настолько далека, что, если откровенно, не очень-то и волновала. Он по-прежнему был уверен, что преемник его не подведет. В своих мыслях он все еще продолжал оставаться царем.
Настроение Суворова приподнялось. С позицией Эленского можно вполне согласиться. Умеет все-таки эта серая мышь оказаться полезной. Только он ни за что не скажет Президенту, чья это формулировка. А вообще молодец Духон, сумел поломать ситуацию. И конечно, Таня… Президент сам оценит ее поступок. А если не оценит?
Его мысли словно угадал муж Татьяны.
Бывший журналист и глава президентской Администрации взял слово.
– Если наш жест доброй воли не уймет своих рвущихся к власти «стратегов» и не даст гарантии обеспечения честных выборов, считаю необходимым провести громкую международную пресс-конференцию. А часом «икс» должен стать день, ровно за год до выборов две тысячи восьмого года. Когда уже станет невозможно что-либо менять в стране, не нарушая Конституцию.
– Совершенно точно, – подхватил его слова Огнев. – Например, нельзя будет уже объявить всенародный референдум по внесению изменений в Конституцию. Ведь такие предложения по-прежнему раздаются. То в регионах, то в парламенте.
– Смотрите, какое единение. Браво! – Татьяна Борисовна нежно чмокнула своего мужа в щечку.
– Так что же, возражающих нет?! – громко спросил Дорошин, вновь почувствовав себя координатором мероприятия.
– А не обидим ли мы Президента еще больше? – высказал сомнения Суворов. – Странно как-то: дезавуировать один ультиматум и тут же поставить другой. В МИДе такой практики не было.
– То в МИДе, а то в жизни. Вы объясните Президенту, если мы не сделаем этого, то рано или поздно его цепные псы, почувствовав свою безнаказанность, уберут нас поодиночке. Если не всех, то добрую половину.
– Это уж точно, – поддержал его Хохлов. – Меня – в первую очередь.
– Накаркаете, – демонстративно отмахнулся Эленский. – Впрочем, я ничего уже не боюсь. Вы объясните, – обратился он уже к Суворову, – эта пресс-конференция прежде всего логичное продолжение нашей прежней позиции, изложенной в меморандуме.
– Отлично. Остается только обсудить некоторые детали пресс-конференции, – предложил Хохлов. – Например, где ее проводить? Как я догадываюсь, сделать это в России будет несколько трудновато. Поэтому предлагаю организовать ее здесь, во Франции, или в Англии. Кстати, Александр Павлович, судя по вашей информации, нам здесь тоже могут помешать предъявить свету меморандум?
– Ну, нам же помогли уйти от преследования? – о чем-то размышляя, ответил Духон. – Здесь, в имении режиссера, как раз присутствует человек, способный помочь нам во всем. Есть немало общественных деятелей, отнюдь не из спецслужб, тоже разделяющих нашу обеспокоенность событиями в России. Они тоже помогут.
– Будьте уверены, мы и в Англии найдем таких людей, – добавил Эленский. – Они есть везде.
– Только я сейчас вот о чем подумал, господа, – наконец поймал ускользающую мысль Духон. – А что мы будем предъявлять на пресс-конференции? Лично у меня здесь экземпляра меморандума нет.
– А у меня тоже нет. Погиб. – Эленский не стал вспоминать, при каких условиях. Ему этого не хотелось.
Все, кто был за столом, дружно загалдели, будто это было не собрание высокопоставленных людей, а
