– У меня никогда не было итальянского мальчика, – выдавила она из себя последнюю членораздельную фразу.
…Утром, совершенно разбитый, Габриель заскочил на пару минут в отель, чтобы забрать свой саквояж. В машине его ждала Светка.
– Есть возможность хорошо подзаработать, – сообщила она без излишних предисловий. – У тебя имеется то, что продается. Причем задорого. Ты любишь доллары?
– Кто не любит доллары? – философски заметил Габри. – Кто и что хочет у меня купить?
– Ту бумагу, которую тебе передала Наташа и которую ты должен где-то спрятать.
Светка как можно теснее прижалась к итальянскому юноше. Но тот решительно отодвинулся, как будто у них позади и не было безумной ночи.
– Что ты себе позволяешь, подружка? – Габриель открыто рассмеялся ей в лицо. – Да, не секрет, что мы, итальянцы, любим деньги. Мы и женщин любим. Даже очень. Но честь ни на то, ни на другое не меняем. Это неприлично. А теперь давай выкатывайся из машины. А то я раньше тебя все расскажу Наташе.
После такого неожиданного поворота событий Габриель отправился не в аэропорт, где его уже ждал самолет, а в посольство, на всякий случай, чтобы заручиться гарантией собственной безопасности. Трудно судить, какие чувства овладели бы молодым человеком, если б он узнал, какова сумма сделки. Но он так этого и не спросил. Ведь слово, данное президентской дочери, было дороже всех денег. А те, кто готов был у него за любые деньги выкупить «товар», не знали, что на Запад уже переправлен по меньшей мере один экземпляр меморандума.
Ни водитель, «дядечка Петечка», ни начальник личной охраны Президента не могли знать, что их разговоры с Президентом были полностью зафиксированы. Самое удивительное – было записано и выяснение отношений между отцом и дочерью. Но поскольку никто из людей, получивших доступ к этим записям, не знал, что с ними делать, они по инстанции легли на стол директору Федеральной службы охраны Вадиму Дмитриевичу Муромцеву.
Мощный, коренастый, подстриженный коротко, как было модно еще совсем недавно в определенных кругах, главный охранник Президента лениво потер затылок, пытаясь именно сюда направить более интенсивный ток крови.
Этот гриб-моховичок вчера принял на грудь почти полведра коньяку, и поэтому, пытаясь собрать себя, с огромным напряжением прочитал содержимое конверта. Генерал понятия не имел ни о меморандуме, ни о страстях, разгоревшихся вокруг него. Спецслужбы, как правило, ревностно ограничивались рамками своей епархии и не влезали в чужую. Поэтому после нескольких минут размышлений Муромцев позвонил своему коллеге из ФСБ – Николаю Любимову.
– Я тебе тут кое-что направляю, – начал он без лишних предисловий. – Может, это по твоей части? По мне – так ясно, как день: налицо конфликт отцов и детей. Сам увидишь. И отзвони, если что.
Стоило Любимову пробежать глазами распечатку разговоров, снятых в президентском доме, как он сразу все понял. И его в последнее время неуютно себя чувствующую душу вновь обуяла буря сомнений. Он взял из ящика стола свободную непрозрачную папку и спрятал туда полученную от Муромцева информацию. Потом вызвал личного порученца:
– Вот что, майор. Проверьте, зафиксирован ли у нас пакет из ФСО, который я только что получил?
– Так точно. Зафиксирован в спецканцелярии и у вас в секретариате, – четко отрапортовал молодой офицер, которого директор несколько лет назад привез с собой из Петербурга.
– Тогда убери эти записи отовсюду. И доложи мне на «трубу». Я сейчас уеду домой.
Но домой генерал не поехал.
Выехав из внутреннего двора здания на Лубянке, его машина на большой скорости помчалась в сторону Рублевки. Из машины он позвонил в Кремль президентскому советнику Смирнову.
– Все, я выхожу из игры. Я здесь случайно получил перехват из Ново-Огарева. Что значит получил? То и значит. Он был предназначен не для моих ушей… Да, я так решил. И вам, кто там за Стенкой, советую сделать то же самое.
Не дослушав слов абонента, Любимов нажал на красную кнопку мобильника. После этого он набрал другой номер, по которому с мобильного телефона никогда еще не звонил.
– Простите, что беспокою в неурочный час. Прошу разрешения заехать на пару минут. Тема очень простая: я везу вам прошение о своей отставке.
Президент откинулся в кресле и тяжело вздохнул. Ждать Любимова? А зачем? «Время пришло» – почему-то ему в этот момент вновь вспомнилась магическая фраза, открывающая контейнер с его экземпляром меморандума. Это точно. Пришло. Оставалась последняя неделя, когда по закону можно было объявить о дате проведения всенародного референдума. На его рабочем столе уже больше месяца в папке первоочередных дел покоились два взаимоисключающих сообщения для прессы. И оба он знал фактически наизусть. Сначала даже правил их, а потом бросил это занятие.
Первое информационное сообщение гласило:
«Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв всенародного референдума и Президентских выборов 2008 года. Как оказалось, кругами, близкими к бывшему руководству страны, отдельными главами субъектов Федерации и олигархическими структурами был сфабрикован документ, порочащий честь и достоинство Президента России, а также высших чинов государственной власти.
К реализации далеко идущих планов заговорщиков были привлечены спецслужбы западных стран и эмигрантские круги, сложившиеся за последние годы.
Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд высокопоставленных чиновников, политиков, общественных деятелей.
Ведется следствие».
Второе сообщение гласило:
«Компетентными органами предотвращен заговор, направленный на дестабилизацию положения в стране, срыв всенародного референдума и Президентских выборов 2008 года. Отдельными представителями действующей Администрации Президента, правительства и силовых структур готовились серьезные шаги по установлению режима авторитарной власти, попранию принципов демократии, основных прав и свобод общечеловеческих ценностей, которые должны были привести к дискредитации всенародно избранного Президента, приведению к присяге временщиков и в конечном счете – к распаду России на мелкие самопровозглашенные государства.
Прокуратурой РФ по факту заговора возбуждено уголовное дело. По подозрению в причастности к нему задержан ряд чиновников, политиков, общественных деятелей. Ведется следствие».
Президент про себя, с закрытыми глазами, наверное, в сотый раз повторил оба сообщения. Перед ним промелькнули лица тех, кто так или иначе на протяжении почти пяти лет оказался вовлечен в фантасмагорию вокруг меморандума. Некоторые из этих людей были близки Президенту и, можно сказать, даже по-своему дороги. Но были и настолько малоприятные персонажи, что и вспоминать не хотелось.
Его бледное, застывшее лицо, как у собственного мраморного бюста с Измайловского рынка, не выражало никаких эмоций. Он еще раз взглянул на часы, затем перевел взгляд на календарь.
До объявления в СМИ в соответствии с Конституцией даты проведения всенародного референдума оставалось ровно семь суток.
До анонсирования Парижской пресс-конференции, о которой его еще несколько месяцев назад проинформировали – сначала Илья Сергеевич Суворов, а затем и спецслужбы, – времени оставалось не более суток. Президент прекрасно был осведомлен, сколько сейчас людей – кто с надеждой, кто с ожесточением – ждут его персонального решения. Какое из сообщений, хранящихся в двух – красной и зеленой – папках, увидит свет.
Как же все было когда-то просто. Простые вопросы – простые решения.
Хотя что, собственно, надо было решать?! Ведь практически всегда были люди, которые большей частью делали это за него. Сначала родители. Учеба. Женитьба. Какие костюмы носить.
Когда за него решили, что надо дальше пойти, так сказать, по линии КГБ, он тоже особо не сопротивлялся. Тут и мнение отца. Тут и рекомендации университетских особистов.
