– Хорошо, в половине девятого так в половине девятого. Я не опоздаю.
– До встречи, – сказал Кудрин, выключая телефон, и добавил:
– Еще бы ты опоздал, деньги – великая сила, они и мертвого могут из могилы поднять или же.., уложить в могилу.
Кругловский буквально силой отправил Ирину домой, заказав хороший ужин, естественно с коньяком, вином и обязательно при свечах. Он пообещал любовнице сюрприз. Сказал, что если не завтра, то уж послезавтра они обязательно уедут из Пырьевска – вначале в Москву, а потом к Черному морю.
Кругловский нервно прошелся по кабинету, потер ладонь о ладонь. Деньги продолжали лежать в служебном сейфе, так как он сегодня собирался еще заглянуть на работу. Он спрятал их вместе с неприкосновенным запасом морфия, к которому имел доступ лишь один главврач. Ампулы Кругловский выдавал своим подчиненным лично, под расписку. Дубликат ключа был только у Ирины, но она даже при всей близости их отношений не рискнула бы залезть к нему в сейф. Наркотики – вещь серьезная, на них уже погорел не один медик.
Кругловский походил туда-сюда, затем накапал в стакан двойную порцию успокоительного. Залпом, как пьют водку, проглотил и прислушался к ощущениям. Сердце продолжало биться так же судорожно и быстро. “Вразнос иду”, – решил Виктор Феликсович, снимая белый халат.
Врач не повесил его привычно на плечики, а бросил в кресло. Стрелки часов, казалось, замерли.
"Пойду-ка я лучше потихоньку, не спеша, успокоюсь. Да, да, лучше не сидеть в кабинете”.
Кругловского Кудрин заметил издалека. Тот шел, озираясь, будто только что украл что-то с прилавка и сейчас пытается сделать вид, будто не причастен к преступлению.
"Идиот, форменный идиот! Да, деньги делают людей безумными. К счастью, я не подвержен этой болезни или, может быть, переболел ею в детстве, а потому умею скрывать симптомы”.
Кругловский дошел до памятника, принялся “нарезать” вокруг клумбы круги.
«Как на свидание вышел. Еще бы букет приволок. Форменный идиот!»
Убедившись, что Кругловский пришел один, Кудрин вылил на переднее пассажирское сиденье полбутылки теплой минералки, опустил стекло и негромко свистнул. Кругловский оглянулся.
– Виктор Феликсович, сюда.
Сам же убийца из машины специально не выходил. Мало ли кто может его увидеть. Зачем светиться? Кругловский подошел запыхавшийся, хотя от памятника до автомобиля было метров двадцать. Крупные капли пота блестели на выпуклом челе психиатра.
– Садитесь в машину, здесь будет сподручнее. Кругловский рванул на себя переднюю дверцу.
– Нет, нет, сзади садитесь. У меня здесь бутылка упала и разлилась.
Кудрин показал рукой на мокрое сиденье.
– Поставил бутылку на сиденье, а она упала, черт бы ее подрал.
– Понял, – сказал Кругловский, забираясь на заднее сиденье.
В машине было душно.
– Дверцу прикройте, – посоветовал убийца. Психиатру показалось, что свет померк. Со всех сторон его окружало тонированное стекло. Только в лобовое стекло лился свет, и от этого оно казалось похожим на экран странно вытянутого телевизора с застывшим стоп-кадром: памятник, клумба с чахлыми цветами, выкрашенный серой краской забор, пыльные тополя и вечернее грязно-желтое небо.
– Вы не стесняйтесь, вот деньги, пересчитайте. Кирилл Андреевич мне доверил произвести с вами окончательный расчет, – Кудрин из-под своего сиденья извлек газетный сверток, туго перетянутый прозрачной клейкой лентой. – Пересчитайте, не стесняйтесь, Виктор Феликсович. Тогда я с легким сердцем поеду, и у меня совесть будет чиста, и у Кирилла Андреевича, и у вас. Деньги счет любят.
– Я вам доверяю, – дрожащим голосом произнес психиатр, пальцами ощупывая сверток.
– Я настаиваю.
– Ну.., если вы настаиваете.., если это вас успокоит, то тогда.., пожалуйста…
Психиатр принялся подковыривать ногтем клейкую ленту, наконец ему это удалось. Лишь только из-под газеты показались купюры, Кудрин испуганно прошептал:
– Это не ваш знакомый, посмотрите?
– Где?
– Да вон, вон идет.
Вытянув шею, Кругловский прильнул к тонированному стеклу. В этот момент Кудрин абсолютно спокойно, так, как втыкают вилку в розетку электрочайника, ткнул ему в шею мощный электрошоке?, которым пользуются охранники в тюрьмах. Раздался сухой щелчок электрического разряда, психиатр ударился головой о стекло и обмяк. На всякий случай убийца еще дважды разрядил электрошоке? – в сердце и в пах. “Вот теперь – порядок”.
Вначале Виктор Кудрин забрал деньги, затем завалил психиатра на заднее сиденье и спокойно тронул машину с места. Он проехал Пырьевск и через десять минут затормозил на берегу реки.
Пока совсем не стемнело, “Жигули” стояли на обрыве с открытыми дверцами. Кудрин проводил взглядом уток, пролетевших, свистя крыльями, над рекой. После этого воцарилась тишина.
– Пора, – сказал сам себе убийца, медленно выбрался из машины, постучал ногой по колесам и открыл багажник.
Он напоминал рыбака, приехавшего на ночную рыбалку. Не спеша он достал из багажника рессору, моток белого капронового шнура, затем выволок из автомобиля за ноги Кругловского. Падая, психиатр ударился головой о порожек, но Кудрин даже не поморщился от этого леденящего любую нормальную душу звука. Убийца даже не проверил, жив психиатр или нет. “Если жизнь еще теплится, дойдет на дне, а если он мертв, то я ему ничем не помогу”.
Он затолкал конец тяжелой рессоры под брючный ремень Кругловского, ловко пропустил шнур под обмякшее тело и, прижав веревку коленом, затянул потуже узел, затем обрезал концы перочинным ножиком с выкидным лезвием. “Теперь порядок”.
Кудрин, не наклоняясь, перекатывая ногой тело Кругловского, подкатил его к обрыву, спокойно огляделся по сторонам, прислушался и столкнул его вниз. Послышались шуршание песка, а затем глухой всплеск. “Как большая рыба”, – усмехнулся убийца.
Он стоял на берегу, наблюдая, как из воды вырываются пузырьки воздуха. Наконец речная вода успокоилась.
"Теперь можно ехать”, – Кудрин вытер перепачканные землей руки о росистую траву и заспешил к машине.
Фары он не зажигал, ловко развернулся и покатил к полуразрушенной силосной башне. Возле нее выехал на трассу и помчался к Москве.
Когда до города оставалось километров шестьдесят, Кудрин набрал номер телефона Кривошеева.
– Кирилл Андреевич, я все уладил.
– Спасибо, теперь я твой должник.
– Нет, теперь мы в расчете. Договорились?
– Да, – сказал Кривошеев.
Его голос Кудрину не понравился. “Разволновался.., тоже мне – настоящий полковник. Деньги считать – не людей убивать. Я более спокоен, чем он”.
Ирина прождала своего начальника и любовника до полуночи. Она дважды разогревала ужин и раз десять звонила Кругловскому в кабинет и домой. Телефоны молчали. “Куда же он запропастился? Какие могут быть дела ночью? Может, в больнице что-нибудь стряслось? – Ирина не знала, что предпринять. – Пойду в больницу – могу разминуться. А сидеть здесь, рядом с остывшими кастрюлями, еще глупее”.
Она смотрела то на телефон, то на дверь, наконец не выдержала, написала записку, засунула ее под струну на черном дерматине обивки входной двери и, спотыкаясь на высоких каблуках, сбежала вниз.
Ночь была жаркая и душная, во всяком случае, ей так показалось от волнения. Ирине пару раз чудилось, что она видит силуэт Кругловского, но каждый раз ее ждало разочарование.
Наконец она увидела ворота лечебницы. Света в кабинете не было, но девушка все-таки поднялась наверх. Так уже случалось, что Кругловский ждал ее, погасив свет.
"Закрыто”, – она подергала дверную ручку и, на всякий случай постучав, произнесла:
– Виктор Феликсович, это я.
