садился в машину. Ирина постояла, припав к прутьям ворот. Руки ей обжигал голубой конверт из плотной бумаги, пухлый от денег.
– Он вернется, – проговорила Ирина, – обязательно вернется и расскажет, где был, Я его прощу.., я буду ждать.
Секретарша решительно опустила конверт в карман халата.
Глава 17
После того, что случилось с компаньоном, Спартак Иванович Ленский на людях старался не появляться. Он всем отказывал во встречах: газетчикам, телевизионщикам, друзьям и коллегам по бизнесу. Однако отказать во встрече Юшкевичу олигарх не мог.
– Я к тебе заеду, Спартак, – коротко сказал по телефону Юшкевич, и этого было достаточно, чтобы Ленский надел костюм и повязал галстук.
Олигарх встретил чиновника из администрации в огромном холле своего загородного дома. Рука Ленского, протянутая для рукопожатия, повисла в воздухе. Юшкевич демонстративно сцепил пальцы за спиной и, не спрашивая разрешения, проследовал прямо в кабинет хозяина. Это было страшным оскорблением. На глазах у охраны Ленского буквально опустили. Прохоров, конечно, сделал вид, как и остальные охранники, что ничего не заметил. Спартак Иванович, сжав кулаки, заспешил за Юшкевичем. Тот обернулся:
– Скажи спасибо, что я не вызвал тебя к себе в Кремль.
Олигарх зло захлопнул дверь кабинета и, нажав кнопку, отключил телефон. Юшкевич нагло сел за стол хозяина.
– Ты что себе позволяешь? – спросил Спартак Иванович.
– Во всяком случае, меньше, чем ты.
– Объяснись.
– Я думаю, объясняться придется тебе. У меня вот в этом кармане, – Юшкевич похлопал себя по груди, – ордер, подписанный генеральным прокурором.
– Давай отложим эмоции, – предложил Спартак Иванович, хрустя пальцами. – Не наезжай, а то мы оба наломаем дров. Не забывай: ты в гостях.
Юшкевич, тяжело дыша, криво улыбнулся, снял очки, положил на стол и стал почти домашним. Он даже узел галстука расслабил.
Ленский сел в кресло для посетителей.
– Может, выпьем?
– Нет.
– У тебя что, на самом деле есть ордер?
– Показать? – спросил чиновник.
– Покажи.
Бумага легла на стол. Ленский принялся пристально, как валютчик, разглядывающий стодолларовую банкноту, рассматривать ее.
– Настоящий. Значит, меня подозревают в организации убийства компаньона? Что, и ты так думаешь?
– Какая разница, как думаю я? В Кремле я не один. Есть люди, которым удобно так думать.
– Да ты что? Данилов мне был другом. К Кривошееву я свою охрану приставил, они с него пылинки сдували, в туалет за ним ходили, воду спускали!
– Знаешь, Спартак, Каин Авелю братом был, а финал тебе известен.
– При чем здесь это? Не в телевизоре выступаешь, чтобы Библию вспоминать. Ты бы лучше креститься правой рукой научился и не пятерней, а тремя пальцами. А то я тебя видел на Пасху: свечка – в правой, а крестишься левой.
– Это к делу отношения не имеет. Я знал, что ты сволочь, Спартак Иванович, почище моего, – тут же предупредил упрек и в свой адрес Юшкевич. – Но компаньона убивать, причем таким зверским способом… Ну не нравился он тебе, позарился ты на его деньги-. Отравил бы спокойненько, киллера бы нанял. А тут – два невинных человека вместе с Даниловым на тот свет ушли.
– Брось, Юшкевич, не говори таких слов. Если хочешь, поклянусь: не убивал я Данилова.
– Может, на Библии поклянешься или зуб пацана дашь?
– Поклянусь, если хочешь.
– Спартак, может быть, ты и правду говоришь, но факты говорят совсем о другом: к тебе весь черный оборот отойдет. Тебя пока не посадили, потому что машина, запущенная Кривошеевым, до сих пор работает. Деньги по счетам идут, и пока вроде нареканий нет. Государственный долг закрывается. Но смотри, если окажется, что денег придет меньше, чем обещано, отвечать тебе одному придется. Данилов, к сожалению, уже не ответит.
Ленский побледнел:
– Я тебе все рассказал. – Ленский подался вперед, и его лицо побагровело.
– Не погибни Данилов, никто бы тобой не заинтересовался. Сейчас твоя личность приобретает значение.
– Ты, Юшкевич, как дурак радовался, когда у Прохорова в Швейцарии диск забрали.
– Радовался, – мрачно согласился Юшкевич. – Если б не тот диск, про ваши теневые обороты только догадываться можно было. Сколько вы денег из-под налогов увели!
– Юшкевич, я тебя прошу… Деньги – ерунда, дело наживное. Наедь ты на этого генерала… Потапчук, кажется, его фамилия.
Юшкевич кивнул и водрузил на тонкий нос очки.
– Данилова мог убрать только один человек – секретный агент генерала. Больше некому, никто не владел информацией. Он воспользовался тем, что за ним ФСБ стояло, что у него были руки развязаны. У него диск был, он мот его скопировать, а копию продать кому хочешь. Вот сейчас мои деньги крутятся, крутятся, по счетам щелкают, а когда всплывать начнут, их засветить могут. И тогда австрийцы скажут, что российское правительство криминальными деньгами с ними рассчитывается. Мы же не знаем, что у него на уме, – ни ты, ни я. Пока мы с тобой отношения выясняли, он свою миссию выполнил. Уж не знаю, на кого он еще работает, кроме Потапчука, да и не хочу знать. У него на руках информация важная. Скандал разразится почище, чем с нью-йоркским банком.
При упоминании об американском банке Юшкевич похолодел. Тогда он едва усидел в кресле, потерял двух замов и кучу выгодных знакомств за рубежом. Многие зарубежные политики ему руку перестали подавать.
– У меня, конечно, власть большая, но не безграничная. Я в оркестре играю, в отличие от тебя, Спартак Иванович. У тебя же самого служба безопасности разветвленная. Почему они его не ловят?
– Ловили, да плохо получается. За агентом Потапчука ФСБ стоит.
– Уже не стоит. Потапчука мы в оборот взяли. За ним день и ночь – слежка, телефоны прослушиваются. От работы он практически отстранен, информацией не владеет.
– Что он говорит?
– Он одно и то же твердит: “Агент на связь не выходит”.
Ленский еле удержался, чтобы не плюнуть себе под ноги.
– Вот это и плохо.
– Чего ж хорошего?
– Он сейчас, как мышь, сидит, затаился, дырку в мешке с деньгами прогрызает. Потом они оттуда, как зерно, посыплются.
– Страшные ты картины рисуешь, Спартак. Но для государства, для правительства этот агент куда больше сделал, чем вы с Даниловым. Если бы не он, вы бы столько денег ни в жизнь не выложили. Сказали бы, что нет у вас никаких денег.
– А ты бы на нашем месте по-другому, что ли, сказал? Если фактами, как вилами, к стене приперли…
– Все равно, Ленский, я тебе не верю. Люди, которые за мной стоят, тебе не доверяют. А из-за тебя и мне начинают не доверять. Вот это хуже всего. Получится, что ты компаньона завалил, – я с этим соглашусь. А найдешь агента, и он признается, – я и с этим соглашусь. Мне что подтаскивать, что
