бригантины в нескольких местах начался пожар. «Если огонь доберется до порохового погреба, мы пропали», – пронеслось в голове Уильяма.
Он прыгнул за борт, его примеру последовало еще четыре матроса. Нужно было срочно поднимать паруса на шлюпе, потому что уже было ясно, что бригантина обречена. Огонь вот-вот должен был добраться до крюйт-камеры, где хранились запасы пороха.
Ларсон также понимал, что сопротивление бесполезно. Пожар стремительно распространялся по кораблю пиратов. Ответные выстрелы не нанесли урона англичанам, но хотя бы заставили их сбавить скорость.
На шлюпе уже подняли паруса. Одноглазый дьявол отдал команду покинуть бригантину и перебираться на шлюп Уильяма. Приказ Ларсона заглушил оглушительный залп, и в следующую секунду раздался мощный взрыв…
Клайв Ларсон силился поднять веки. Он чувствовал, что лежит на свежих простынях, пахнущих его любимым лавандовым маслом. «Наверное, меня по ошибке запустили в рай», – подумал морской волк, но вдруг отчетливо уловил шепот знакомого голоса.
– Кажется, он очнулся, я видел, как он пошевелил рукой.
– Клайв, – кто-то тихонько позвал Ларсона. – Эй, одноглазый дьявол, ты слышишь меня?
Пират застонал и открыл глаза, но сразу же зажмурился от яркого света. Затем он приоткрыл один глаз. Напротив него стояли Уильям Мидлсборо и какой-то незнакомый юноша, худой и долговязый, едва ли достигший пятнадцатилетнего возраста.
«Привет, красавчик», – едва шевеля губами, произнес Ларсон, но в ответ эти двое услышали лишь нечленораздельное мычание.
По узору на ткани, которой были обиты стены, Ларсон понял, что находится дома, в особняке на Санта- Круз. Значит, он каким-то чудом уцелел после того несчастного взрыва. А кто еще спасся и что это за мальчик рядом с Мидлсборо? Эти мысли на мгновение промелькнули в сознании раненого и уступили место спокойному и глубокому сну. Впервые за последние десять дней Ларсон заснул, как младенец.
На следующее утро пират пришел в себя. Он встал с кровати, но, сделав пару шагов, упал – Ларсон был еще слишком слаб, и ноги не держали его массивное тело. Однако главное, что Клайв Ларсон для себя понял, что скоро он окончательно поправится, и что руки, ноги у него на месте, а голова соображает так же ясно, как и до взрыва.
Клайв Ларсон поднялся с пола, сделал два неуверенных шага по направлению к кровати. Он с удовлетворением заметил, что боль его не беспокоит. Дверь спальни скрипнула, и на пороге появился Мидлсборо. Пират был рад видеть красавчика, такого загорелого и веселого, и в то же время с легким чувством зависти отметил, что Мидлсборо стал еще привлекательнее. «Наверное, все местные женщины от него без ума, то-то у него прищур, как у довольного кота».
– С возвращением с того света, приятель! Ты родился в рубашке, Клайв Ларсон. Самое удивительное, что ты даже не ранен.
– Расскажи мне, как все произошло.
Было заметно, что пират с трудом ворочает языком, последние два слова он буквально вытолкнул из себя.
– Я отправил шлюпку к твоей бригантине. – Уильям Мидлсборо взял плетеный стул, придвинул его к кровати и уселся так, чтобы хорошо видеть выражение лица пирата. – Я подумал, что ты сделаешь то же самое и прикажешь своим людям покинуть корабль.
Ларсон отметил, что Мидлсборо не хочет вспоминать о том злополучном взрыве. И действительно, помолчав полминуты, Уильям сказал лишь:
– Тебя отбросило взрывной волной. Джим и Толстяк успели подобрать тебя.
– А Гарри?
– Не думаю, что кому-то повезло, как тебе. Взрыв был такой силы, что щепки летели на расстояние полумили, не меньше. И потом, нам нужно было удирать. Англичане начали и по нам палить, только преследовать все же не стали.
То, что потом рассказал Мидлсборо, Ларсона удивило, хотя старый морской волк готов был поклясться, что его уже больше ничего не удивит. Красавчик оказался прирожденным пиратом, вот кому надо быть капитаном! И, судя по всему, это уже произошло. Из команды Ларсона, включая его самого, выжили четыре человека. А Мидлсборо за эти две надели (Ларсон не мог поверить, что провалялся без сознания две недели) успел собрать людей и – самое главное – добыть корабль! Он отомстил англичанам за него, Клайва Ларсона, и сумел захватить британский фрегат.
– Если не возражаешь, мы назовем его «Одноглазый дьявол», – Уильям широко улыбнулся. – Кстати, я подумал над твоим последним предложением и решил кое-что изменить в своем имени. Отныне я Уил Мидл, приятель.
– Это надо отметить! – с трудом улыбаясь, прохрипел Клайв.
– Мы обязательно устроим вечером пирушку, а сейчас Роберт принесет тебе обед и кружку рома.
– Роберт?
– Этот мальчик. Ты, наверное, видел его вчера. Несколько моряков перебежали к нам от Грязного Вилли, а заодно и мальчишку прихватили с собой. Он сирота, случайно попал на корабль Вилли, был у него на побегушках. Говорят, этот гнусный хорек, заставлял мальчишку быть мишенью: ставил ему на голову кружку с элем и стрелял из мушкета.
Ларсон сжал кулаки:
– Я же сказал этому ублюдку не появляться на острове!
– Он воспользовался твоим состоянием. Но теперь, когда у нас два корабля…
– У тебя, – буркнул Ларсон.
– У нас, – Мидлсборо протянул пирату руку. – Твой авторитет и твои знакомства помогут нам собрать отличную команду. С меня – корабли, а с тебя – люди.
Клайв пожал протянутую Уильямом руку, однако не удержался от едкого замечания:
– Авторитет, говоришь? Ты прав, у меня он есть, но чеканят на этом авторитете не мой портрет. Кстати, где моя повязка, Уил?
Глава 3
Ранним июльским утром, когда в престижной части города Согуса все еще спали, Бланш Пристли уже одевалась в своей полутемной спальне. Вот уже четыре года подряд она встает в половине седьмого, завтракает и уходит на работу. Бланш одела чулки, стараясь, чтобы штопка оказалась на не видимом постороннему глазу месте. Но едва девушка затянула корсет, как материя треснула, и шнурок оказался у нее в руках.
– Господи, за что мне это?
Бланш отшвырнула шнурок от корсета в сторону. Ну почему господь наградил ее телом, части которого совершенно не сочетаются друг с другом?! Тонюсенькая талия, слишком полная грудь, а плечи совсем не женские!
Однако стоять и сокрушаться по поводу того, что нельзя изменить, – непозволительная роскошь для Бланш. Девушка решительно принялась стаскивать ненавистный корсет. Она облачилась в серое шерстяное платье и принялась как можно туже зашнуровывать лиф. Покончив с этим, Бланш раздвинула тяжелые шторы, подошла к зеркалу и с досадой отметила, что строгий силуэт платья безнадежно испорчен неблагопристойной пышностью ее грудей. Если бы ее увидела бабушка, она бы поджала свои тонкие губы, да еще сказала бы резкое словцо.
При воспоминании о бабушке, Бланш закусила нижнюю губу – еще одна привычка, которую Мариса так не любила. Бабушка воспитывала ее с пяти лет. Мать Бланш, итальянка по происхождению, была жизнерадостной и энергичной женщиной, пока не заболела. Паола Пристли сгорела в считанные дни от какого-то неизвестного недуга, оставив дочь на попечение матери своего мужа.
В свои двадцать Бланш осталась за старшую, потому что Мариса полгода назад умерла, а папа просто большой ребенок. В городке его называли чокнутым изобретателем, а кое-кто считал сумасшедшим и даже опасным для общества.
Состроив недовольную рожицу отражению в зеркале, Бланш Пристли привычным движением скатала из
