Есть у нас одна средняя школа, причем старшие классы открылись только в этом году. Учитель новый. Это красивый веселый молодой человек. У него благие намерения: он хочет из школы сделать колледж. Он хорошо поет – правда, издали почему-то кажется, что это играет граммофон. Проходя мимо дома Шамы, он часто напевает песенку «Теперь я твой, а ты моя», исполняемую певцом Пияром. Когда Шама слышит эту песенку, на лице ее появляется удивительная улыбка. Несмотря на то, что он мой соперник, я отношусь к нему вполне хорошо.
В нашем городе находится резиденция помощника сборщика налогов. Он одновременно и судья и лекарь. Все очарованы его хорошим знанием персидского языка. Он даже сам пытается писать. На Шаму он смотрит, только как на истинное произведение искусства, будто она вовсе и не Шама, да и вообще не живая женщина, а красивая мраморная статуя или ласкающая глаз картина.
Довольно известным местом в нашем городе считается храм Тхаман Гира. Верующие женщины называют его не иначе, как «святой отец». Это высокого роста, худой белокожий человек уже преклонного возраста, но он еще старается выглядеть молодым, веселится, употребляет наркотики, пьет вино и по уши влюблен в Шаму.
Наступил саван.[2] В это время начинаются дожди, молодежь устраивает качели. Души поэтов наполняются вдохновением, как реки водой, страсти разгораются, кровь начинает играть. Меня тоже захватила эта буря. Я переселился в сад. Моя кровать стояла под навесом, а рядом на чинаре младшая сестренка устроила себе качели. Многие девушки приходили сюда качаться, приходила и Шама. Это было прекрасное зрелище.
Но когда Шама, раскачиваясь, скрывалась на миг в зеленой листве высокой чинары, сердце мое готово было выскочить из груди – так я боялся, что она упадет.
Однажды я и мой слуга Рали сидели в саду. Он массажировал мне ноги, а я наблюдал за Шамой.
– А что, если она упадет, Рали? – спросил я его.
– Кто упадет, господин?
– Шама.
Он посмотрел на меня удивленно и, конечно, ничего не понял. Разве он знал, что такое любовь?
Вообще Рали хороший слуга, по иногда он работает с ленцой. У него есть отец, но сам он считает себя бездомным, потому что мачеха выгнала его из дома. Когда-то и его любили родители, а теперь…
– Ты не понял меня, Рали, – сказал я после долгой паузы.
В это время прибежала мать Шамы.
– Господин! Разрешите Рали пойти со мной на мельницу принести муку. Я вам буду очень благодарна. Сегодня обязательно будет дождь, – сказала она, взглянув на небо. – Смотрите, какие тучи в горах. Если Рали не поможет мне сейчас, то потом река разольется, и через нее уже будет трудно перебраться.
– Я сейчас же вернусь, господин.
– Ну что ж, я не возражаю.
Рали быстро встал и отправился. Несчастный Рали, какой же он все-таки хороший человек! Я посмотрел на небо: оно совсем потемнело. Над горами нависли черные свинцовые тучи, скрывая вершины. «Будет наводнение», – подумал я. Горную речку во время дождя можно, пожалуй, сравнить со слабым человеком: он очень быстро выходит из себя и также быстро охлаждается. А вот река – это уже совсем не то. Она быстро разбухает и разливается на много миль вокруг, затопляя деревни и нанося огромный материальный ущерб. В месяц саван в ней всегда тонут несколько человек.
– Пошли в дом, сынок, – сказала мать, подойдя ко мне. – Сейчас пойдет дождь. Смотри, какая туча надвигается. А где Рали?
– Мать Шамы попросила его сходить на мельницу за мукой. Теперь уж, наверно, возвращается обратно. Иди, я сейчас приду.
Девушки качались, качались на качелях, да так и не заметили, как начался дождь. Это был настоящий ливень. Вскоре уже мост через реку залило водой. Я сидел в спальне и слушал, как бушевала река.
Пробило десять часов, а Рали еще не вернулся. В комнату вошла мать. Ее беспокоило, почему так долго нет Рали.
– Ну зачем ему нужно было идти как раз в такой момент? – спросила она.
– Это я разрешил ему.
– Да ты с ума сошел. Как же он дойдет в такой проливной дождь. Послушай, как ревет река… И почему он до сих пор не вернулся. Не понимаю. Мельница не так уж далеко – всего четыре мили. Ему бы следовало уже прийти. Ведь не остался же он на том берегу.
– А что, если он решил переплыть реку, – сказал я и даже вздрогнул. – Он очень хороший пловец…
– Молчи, сынок. Что за мысли у тебя в голове. Да благословит его бог.
Пробило двенадцать часов, а я все не мог заснуть. Пламя в лампе медленно колыхалось. Мать так и заснула на стуле. Вдруг во дворе послышался звук шагов. Кто-то тяжело вздохнул.
– Рали, ты? – спросил я.
– Я.
– Принес муку?
– Да, господин. У них в доме все спали, так я разбудил Видву и отдал ей.
– Да нет же. Я спрашиваю, как ты донес ее?
– В кожаном мешке, господин. Она совсем не намокла. Река очень бушует, но господь охранял меня.
– Глупец, зачем же ты спешил. Ты же мог подождать на том берегу.
– Я подумал: а что, если Шаме нечего будет есть…
Его ответ меня страшно удивил.
«Какая у него благородная душа», – подумал я.
– Ну, а если бы ты утонул…
Некоторое время он молчал. Зубы его стучали от холода.
– Что значит моя жизнь, господин, кому она нужна? Я сам себе хозяин.
– Несчастный Меджнун был такой же безумец, как ты.
– Что вы сказали, господин?
– Ничего. Иди спать.
Желтое пламя лампы уже не колыхалось. Вокруг него кружился мотылек. Глаза слипались. Мотылек… лампа… Рали… Шама… мотылек… Рали… Я заснул.
Храм отца Тхаман Гира, окруженный небольшим садом, находился на берегу реки недалеко от кладбища. К реке спускались ступеньки, на которых обычно стирают белье. Отец Тхаман и его ученик Сомнатх целый день проводят в молитвах. Каждый год река разливается, но до храма обычно вода не доходит. В прошлом году даже ступеньки были залиты, но каким-то чудом и, видимо, благодаря молитвам святого отца храм остался невредим.
Каждый день Видва, мать Шамы, ходит на поклон к святому отцу. Иногда она берет с собой и Шаму. Именно в том саду я и увидел ее впервые. Волосы ее были украшены жасмином. Ах, этот жасмин!
С момента первой встречи прошло много времени, но и теперь еще я совершенно ясно вспоминаю ее взгляды и этот букетик жасмина, приколотый к волосам. Да, к сожалению, мы можем повернуть назад только стрелки часов, но вернуть прошлое невозможно. Если бы я мог вернуть ее первые взгляды, которые вызвали в душе моей целую бурю; если бы я мог хотя бы на миг вернуть тот день, который разбудил во мне спящую реку любви. Но теперь об этом можно только мечтать. Вернуть это так же невозможно, как вернуть ушедшие сумерки или радугу…
– Ты сможешь достать жасмин из церковного сада? – спросил я массажировавшего мои ноги Рали.
– Так ведь дождь идет, господин, – возразил было он, но тут же молча встал и вышел на улицу.
Лил проливной дождь. Снова вспомнился ее первый взгляд. Сердце, переполненное чувствами, бешено билось в груди. Я закрыл глаза и окунулся в мир грез, в мир, который никто не может у меня отнять. Этот мир – моя единственная отрада, мое единственное сокровище, он мой и будет моим до последнего вздоха. Вот я, подобно лодке, несусь по волнам. Волны играют, смеются, а пурпурные лучи заходящего солнца нежно ласкают меня. Внезапно набежавшая волна подхватила мою лодку и понесла куда-то в неведомую даль. В этот момент я находился в каком-то изумительном, ни с чем не сравнимом состоянии.
Не помню, долго ли я так мечтал, только внезапно почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо.
