– Почему?
– Ты живешь на белом свете последний день, последние минуты. Хочешь – помолись Богу, а если не хочешь молиться своему Богу, то прямо сейчас иди к нему, – и пасечник развел руки в стороны.
Иван Спиридонович видел, как пальцы пасечника зашевелились и руки медленно стали сходиться. Они были устремлены к его шее. Иван Спиридонович отшатнулся.
– Боишься смерти? Все вы смерти боитесь, – ласково бормотал пасечник, надвигаясь на церковного старосту всей громадой своего тела.
Церковный староста сделал еще один шаг назад, колени подогнулись. Пасечник вцепился руками в церковного старосту, приподнял его, потянул вначале на себя, а затем резко бросил в проем. Иван Спиридонович перевернулся в воздухе. Пасечник негромко и беззлобно хохотал – так смеется человек, играющий с котенком, мягким, пушистым, ласковым. Раздался удар, тяжелый, с глухим хрустом.
Даже не закрывая люк, пасечник принялся спускаться вниз, что-то невнятно бормоча себе под нос. Он прошел рядом с трупом церковного старосты, лишь немного скосив глаза на безжизненное тело старика, вышел за калитку и растворился в темноте улицы.
Вороны и голуби, испуганные ночным появлением людей, понемногу стихли, возвратившись на свои прежние места: кто на колокольню, кто в гнезда на деревьях, кто под крышу церкви.
Глава 17
Майору Брагину поспать не дали и в эту ночь. Его разбудил настойчивый звонок.
– Товарищ майор, – услышал он голос дежурного офицера, – тут у нас ЧП.
– Не понял, – прошептал в трубку сонным голосом Брагин и принялся тереть глаза. Он нашарил на тумбочке будильник. – Вашу мать! – рявкнул Брагин в трубку злым голосом. – Что, подождать не могли?
– Не могли, товарищ майор. Сейчас еду к вам, все расскажу. Буду через пять минут, одевайтесь.
Жена Брагина чертыхнулась, проклиная мужа, его работу, сослуживцев и гадкую безденежную жизнь. Майор одевался быстро. Дежурный офицер позвонил в дверь через шесть минут. Майор с еще не зажженной сигаретой в зубах открыл дверь.
– Что у тебя, старлей?
– Товарищ майор, Анатолий Павлович, есть две новости, одна плохая, вторая еще хуже.
– Говори, не тяни кота за хвост. И дай мне зажигалку.
Старлей дал майору прикурить, и они сбежали по лестнице к дежурному уазику. Майор забрался на заднее сиденье.
– У нас опять труп и есть один потерпевший – в реанимации с поломанными ребрами и сотрясением мозга. Ждут утра, чтобы перевезти в Минск.
– Кто в реанимации?
– Слепой Игорь Богуш.
– Ди-джей, что ли?
– Он самый. Отделали его, Анатолий Павлович, по полной программе. Если бы женщины вовремя не обнаружили его между домом и магазином на улице Садовой, было бы два трупа.
– Второй кто? – майор Почему-то подумал, что труп – Холмогоров. Этот человек не выходил у него из головы все последнее время; даже неприятности, которые происходили в городе, майор связывал исключительно с его появлением.
– Второй – Цирюльник.
– Тот самый, у которого Холмогоров остановился?
– Церковный староста, товарищ майор.
– Что с ним?
– С ним все в порядке.., он мертв.
– Совсем мертв? – выбрасывая окурок, с придыханием спросил начальник райотдела.
– Мертвее не бывает. С ним полные непонятки, Анатолий Павлович. Дверь в церковь открыта, калитка нараспашку, на колокольне люк поднят. То ли он выбросился, то ли сорвался, то ли его.., в общем, неясно.
– Где он сейчас?
– У церкви. Я поставил ребят и приказал никого не подпускать.
"Опять понадобится новенькая желтая лента, – подумал майор Брагин со злостью и горечью. – Задолбало все! Может, бросить службу и свинтить в деревню участковым? Тихо, спокойно, никто голову не дурит, живи себе припеваючи. Ни трупов, ни сатанистов, ни наркоманов, ни попов зарубленных, ни утопленников, ни повешенных”.
Когда милицейский уазик подъехал к церкви, там уже слышались вой и крики. Истошно вопила жена церковного старосты. К мужу ее не подпускали, она цеплялась за прутья ограды и кричала. Рядом с ней стоял Холмогоров в черном плаще.
– С женщиной разговаривал? – спросил майор у старлея.
– Что она может сказать? Плачет, кричит, не соображает. Единственное, что мы выяснили, – что муж появился ночью дома и тут же ушел. Кто-то его позвал, постучав в окно.
– И старуха не знает кто?
– Не знает, товарищ майор.
– А этот?
– Кто “этот”?
– Советник патриарха, – плюнув под ноги, буркнул майор Брагин.
– Я с ним переговорил. Он видел Цирюльника, тот заходил к нему незадолго до гибели.
– О чем говорили? – старлей передернул плечами. – Ладно, я сам узнаю. Никого туда не пускать.
Два минских следователя появились на месте происшествия в шестом часу утра. Оба с красными глазами, невыспавшиеся, злые. Их знобило от холода, мужчины ежились, нервно курили. У церкви дежурили “скорая помощь” и две милицейские машины. К храму по-прежнему никого не подпускали. В семь утра у ограды собралось уже человек пятьдесят местных жителей; они прижимали головы к прутьям решетки, пытаясь разглядеть, что происходит у колокольни. Но разглядеть можно было только белеющий крест на могиле отца Михаила.
– Они так дружили с отцом Михаилом!
Вот он за собой его и позвал! – выкрикнула вдова церковного старосты, обмирая на глазах соседей.
К ней подбежали врачи, положили на носилки и понесли в машину “Скорой помощи”.
– Ну, что вы скажете, Андрей Алексеевич? – Брагин тронул за локоть Холмогорова. Тот повернулся. От его взгляда майор даже качнулся. – Вы меня слышите?
– Да, слышу, – произнес Холмогоров.
– Я бы хотел с вами поговорить. Давайте отойдем в сторонку.
Через минуту майор спросил:
– Вам что-нибудь известно?
– Никаких фактов, Анатолий Павлович.
– Но вы же последний, кто разговаривал с церковным старостой.
– Думаю, это не так. Вы заблуждаетесь, майор.
– Как вы считаете: это самоубийство или несчастный случай?
– Убийство.
– Однозначно – убийство? – майор пристально посмотрел в глаза Холмогорову.
– Да, я уверен и, боюсь, не последнее.
– Кто же станет следующей жертвой?
– Я не готов ответить на этот вопрос и думаю, ответа не знает никто. Возможно, даже убийца еще не решил, кто станет жертвой. Хотя, может быть, это не так, возможно, ему известно имя или занятие очередной жертвы.
– О чем вы?
– Все смерти – звенья одной цепи. Вначале священник, затем Кузьма Пацук, теперь церковный староста. Все смерти, я в этом уверен, крутятся вокруг одного и того же.
– Чего же?
– Вы сами знаете.
