вызывала восторженные взгляды всех парней в деревне.
Магистр немного задержался возле одного из стоящих в длинной шеренге. Это был подросток, только-только перешагнувший порог детства. В бою от него вряд ли можно было ожидать какой-либо пользы. Немигающий взгляд, несколько тихих слов, которые герцогиня не расслышала. Мальчишка поклонился Магистру и, выйдя из строя, направился к двери. Он прошел мимо Теи, даже не заметив ее, она вдруг почувствовала, как холод неприятно скользнул спине. Подросток неспешно, но целеустремленно двинулся по коридору в сторону покоев Советника. Тея поморшилась — не первый раз такие вот мальчики скрывались за этой дверью, а наутро их безжизненные тела находили во рву, окружавшем замок. Она никак не связывала эти трупы со слугой Советника, думая, что эти никчемные жизни по какой-то причине необходимы самому Магистру. Поначалу это ее даже возмущало — теперь же она лишь спокойно проводила взглядом удаляющуюся фигуру.
А Магистр тем временем продолжал неторопливое шествие вдоль шеренги рекрутов. Вот очередь дошла и до негоцианта. Видать, не желая мириться с участием в этом странном и пугающем действе, тот схватился за меч — напрасно, солдаты были настороже — и вдруг тут же ощутил затылком прикосновение острия копья. И все же это не остановило купца. Он резко присел, одновременно выхватывая меч… и вдруг его сын, только что обменявшийся взглядами с Магистром, нанес отцу сильнейший удар кулаком в висок. Торговец кулем рухнул на землю, выронив клинок.
Магистр кивнул стражникам, которые тут же подняли непокорного. Глаза его были закрыты, он все еще не приходил в сознание — кулак у сынка был литой и мускулами паренька Торн не обидел. Кто-то из стражников плеснул в лицо негоцианту водой — тот дернулся, распахнул глаза… и встретился взглядом с Магистром.
Тея видела лицо… вернее, то, что когда-то было лицом Советника. И сейчас, спустя неделю, почувствовала, как при воспоминании об увиденном у нее на лбу выступили капли пота. Она представила, что сейчас ощущает несчастный торговец… Но как бы то ни было, его судьба — служить ей, герцогине Тее де Блед.
Спустя несколько мгновений купец успокоился, а затем вместе с сыном отправился туда же, куда до него ушли Несколько десятков холопов.
Магистр Берг проводил взглядом последнего новоиспеченного воина и, не говоря ни слова, повернулся и ушел. Теперь ему здесь делать было нечего.
Он испытывал чувство гордости, понимая, что и в самом деле может считать себя сильнейшим магом в этом мире. Пожалуй, и хваленый Сандор не смог бы так легко и быстро наложить заклятие подчинения, а если бы даже и наложил его, все равно его приказы продержались бы в мозгу этих людишек недолго. Простым смертным недоступна вся сила магии контроля, хотя некоторые из них и называют себя высокомерно магистрами.
Как жаль, что при применении этого заклинания необходим взгляд глаза в глаза — воистину было бы весело, если бы армия, ощетинившаяся копьями и мечами, вдруг, по одному мановению руки Советника, повернулась против своих командиров… да что там мелочиться. Увы, сейчас, когда в его распоряжении лишь Чаша, он может многое, очень многое… но не все.
И не может вернуть себе тело…
Берг стремительно вошел в свои апартаменты и с силой захлопнул за собой дверь. Тарсис, уже сытый и умиротворенный, почувствовал недовольство господина и попытался стать как можно незаметнее в своем сумрачном углу. Иногда на глаза хозяина лучше было не попадаться — Тарсис быстро научился чувствовать эти моменты. Берг мог проявлять эмоции только так — жесты, походка… Его голос, претерпевший изменения во время смерти в огненной купели, теперь всегда оставался спокойным. Что порождало этот голос, он не знал… подозревал, что все это — чистой воды магия, древняя, как сам этот мир, даже еще старше. Магия, накопленная в Чаше и частично вырвавшаяся на свободу в тот момент, когда его пальцы коснулись плавящегося металла.
Память сохранила все, что было потом. Чудовищную боль заживо сгоравшего тела, боль, которая не прекратилась со смертью, которая и сейчас оставалась с ним. Берг заскрежетал зубами от бешенства: каждый раз ему удавалось загнать ее вглубь, притупить, ослабить — и каждый раз он знал, что это ненадолго. Он помнил все дни, постепенно складывавшиеся в месяцы, пока его тело, странным образом Не разрушившееся в огне, искало дорогу наверх, к небу. Дни, когда каждая частичка его сгоревшей плоти мечтала о мести.
Потом он нашел дорогу. Извержение вулкана освободило его… Спустя довольно много времени Берг нашел карты и долго изучал их, отыскивая то место, где его победила эта проклятая девчонка, владеющая необычными, неведомыми ему заклинаниями, и сравнивал это место с тем, где ему удалось вырваться на волю. Как он пересек это расстояние сквозь потоки огнедышащей лавы? И этого он не знал, видимо — Чаша сама искала выход, ибо полную силу обретала только под солнечным светом. Если бы ее можно было навсегда похоронить в жерле вулкана, наверное, Торн так бы и поступил, не доверяя ее хранение сильным, безжалостным, но все же смертным тварям. А возможно, ушедший бог счел, что этот предмет может ему еще пригодиться?
И Берг вырвался из огненного плена, унеся с собой боль. День за днем он брел, не видя дороги, пока впереди не забрезжил свет — зрение возвращалось в сожженное тело. Только теперь он видел мир не глазами обычного человека — два озера сплошной тьмы заменили глазные яблоки. Потом была заброшенная ферма, где он остановился провести ночь. Встреча с вампиром, который под угрозой мучительной смерти дал клятву вечно служить ему. Берг знал, что отныне только смерть может помешать Тарсису уклониться от исполнения клятвы. Магистр не нуждался в телохранителе, прошли те времена, когда его плоти могло что-либо угрожать, но он был рад подвернувшейся возможности заиметь спутника, которому — редчайший случай — мог доверять целиком и полностью.
Во что он превратился? Берг подошел к огромному, в рост человека зеркалу и откинул капюшон. Он не видел своего отражения и о своей внешности знал лишь по рассказам других… того же Тарсиса, к примеру, но привычка подходить к зеркалу осталась. И сейчас он прекрасно знал, что увидел бы в зеркале… если бы мог. Да, лицом человека это не назовешь. Темно-коричневая, местами переходящая в черную кожа обтягивала череп. Он не заметил, когда наросла эта… шкура, но теперь он по крайней мере не напоминал вынутый из костра скелет.
Вместе со зрением вернулись слух и голос. Жалкие, скрежещущие звуки, которые издавал его рот, были так непохожи на членораздельную речь, но со временем он вновь научился говорить. Только голос его теперь не мог выразить ни гнев, ни тоску, ни радость.
Он знал, что этими превращениями обязан Чаше. Она заботилась о своем хозяине, она нуждалась в том, чтобы ее Силу использовали, и шаг за шагом возвращала Магистру жалкие подобия человеческих черт. Ровно настолько, насколько это было необходимо.
Магистр снова с ненавистью взглянул в зеркало в надежде хоть на мгновение увидеть свое отражение. С ненавистью, которая кипела лишь в его душе — на лице, обтянутом новой кожей, все так же спокойно плескались два озера черноты, заменившие ему глаза.
Что ж, когда-нибудь он найдет Трон, обуздает Силу Чаши и направит ее туда, куда захочет. И тогда он вернет себе тело, молодое, здоровое, лишенное всех недостатков, нестареющее, неподвластное болезням, усталости, голоду и холоду, бессмертное и прекрасное… и тогда он сможет любоваться своим новым телом столько, сколько захочет.
Когорта за когортой проходили мимо холма, на котором расположились герцогиня, ее телохранители и небольшая кучка приближенных. Здесь же стоял и Магистр, как всегда закутанный в свой неизменный плащ. Рядом с ним, как тень, сгорбился Тарсис — солнце раздражало его, но он сдерживал свое отвращение к яркому свету. Раз таково желание хозяина, Тарсис потерпит. Не впервой. Он был сыт, а значит, все остальное не имеет никакого значения.
Берг наблюдал за проходящими мимо колоннами — солдаты шли не в ногу, вразнобой, неся оружие как попало, некоторые просто волочили мечи по земле. Даже боевое знамя, по такому случаю извлеченное из Большого зала Блед-холла — голубое полотнище с вышитым на нем серебристым львом, как будто стараясь соответствовать общему впечатлению, не реяло гордо на ветру, как положено знамени, а
