– Да, – зло ответила бабушка.
– Плакал на кровати один, и никто не слышал?
– Я слышала, – ответила бабушка.
– А если бы его кто-нибудь унес?
– Да, как же. Именно за ним волк придет.
– Волк не за ним придет, а за такой старухой, за такой дрянью, как ты, – кричала в ответ Бегаман.
– Это я-то старуха, я дрянь, да?! А ты очень молодая. У тебя пятеро детей, а ты как шестнадцатилетняя девушка заигрываешь со всеми. И смотришь на каждого так, как будто все село по тебе умирает. А о чем ты сегодня говорила с Джафар Али у источника?
– Мама! Как тебе не стыдно, что ты врешь! Ведь Джафар Али столько же лет, сколько и тебе. Он спрашивал меня о детях. Какое у тебя грязное сердце, мама.
– У меня грязное сердце! Я старуха, дрянь! А ты, наверное, пери, гурия, хорошо ведешь себя. Я кормлю твоих детей, бужу их, смотрю за твоим домом, подметаю двор, готовлю на всех, и после этого у меня грязное сердце, да! – Бабушка начала плакать.
На глазах Бегаман тоже навернулись слезы.
– Но ведь ты первая начала ругаться. Я только увидела, что ребенок плачет, и сказала тебе про это. Он плакал так громко, что я издали его слышала.
– А что я могу поделать? Разбудила весь дом, подмела двор, подняла твоих детей и должна была накормить их всех, а ты такую бурю подняла. И когда только будет конец этому, – плача, жаловалась бабушка.
Ребенок опять расплакался. Бабушка взяла его у Бегаман и, плача, тихо запела, чтобы он успокоился. Бегаман невольно улыбнулась. Эта улыбка сквозь слезы сверкала, как луч солнца в бурном водовороте.
– Иди приготовь все, – сказала бабушка и пошла к кедрам, растущим за домом.
В хлеву было темно. Едкий дым горящей в печке сухой травы резал глаза. Марджана облегченно вздохнула, очутившись в тепле нагретого воздуха. Потом она поставила кувшин на широкую полку и начала кормить скот. Накормила коров, погладила телят, покормила буйволов, приласкала буйволят, а потом пошла к загородке, за которой были козы, и почесала им головы. Ей очень нравился маленький козленок. Она взяла его к себе на колени и долго ласкала, затем, вспомнив, что ей нужно доить коров, сняла кувшин с полки, отдала козленка матери-козе и присела около вымени старой коровы. Едва только первая капля молока ударилась о дно кувшина, он весь наполнился приятным звоном. Дхур-дхур, дхан-дхан, дхур-дхур, дхан-дхан, – стекало парное молоко тоненькими струйками в кувшин. Когда кувшин наполнился больше, чем наполовину, Марджана подставила свой рот под эти струйки. В этот момент кто-то обнял ее сзади. Молоко уже попадало не в рот, а на глаза и растекалось по лицу. Она крепче сжала коленями кувшин с молоком и, не оборачиваясь, сказала:
– Пусти, Фикро.
– Я тоже хочу молока, – ответил Фикро.
– Ну и пей. Вон сколько коров и буйволиц стоят, пожалуйста, пей. Зачем ты меня трогаешь?
– Нет, я хочу молока от этой коровы.
– На, – сказала Марджана, отойдя от коровы и поставив кувшин на полку. Фикро приблизился к ней. По левой щеке Марджаны до сих пор еще текла струйка молока. Фикро поцеловал эту щеку.
– Какая сладкая, – улыбнулся он.
– Грубиян, нахал, – ударила его Марджана.
С быстротой молнии Фикро схватил ее, прижал к себе и начал целовать с такой силой, что голова ее запрокинулась назад, волосы коснулись пола, а шея изогнулась, как ручка кувшина. Ее руки беспомощно заскользили по телу Фикро и безжизненно повисли. Потом Фикро резко отстранил ее от себя, и она, бессильно падая, еще не овладев своим голосом, зашептала:
– Я… Я… сейчас… сейчас… бабушку… маму позову.
– Ради бога, – испугался Фикро, – ради бога не надо.
– Нет, позову. Бабушка!
Фикро быстро закрыл ее рот ладонью:
– Клянусь…
– Хорошо, только обещай, что больше никогда не будешь.
– Обещаю, больше никогда не буду.
– И что купишь мне на ярмарке ожерелье?
– Обещаю, что куплю тебе на ярмарке…
– А что купишь? – спросила она, недоверчиво глядя на Фикро. – Уже забыл, да?
– Ну это самое… ожерелье куплю.
– Вот, правильно, – успокоилась Марджана. – Идем, я тебя напою молоком старой коровы. Но смотри, – погрозила она ему пальцем, – если будешь еще баловаться, то быть тебе битым.
Марджана долго доила корову в рот Фикро, а потом он доил ей в рот. Они смеялись, разговаривали и долго не замечали бабушку, стоявшую в дверях и наблюдавшую за ними. Хмельные от радости и счастья, они и не подозревали о ее присутствии. Наконец, бабушка сердито закричала на них:
