— Что эта девочка говорит о маме, милорд? Я поняла только это слово. Если она захочет пожить у нас, я научу ее английскому языку.
Воззвав про себя к Иисусу и решив, что лучше всего говорить напрямик, Олдвин произнес:
— Любовь моя, эта девочка, Мэйрин, хочет знать, будешь ли ты для нее новой мамой.
Ида слегка вздрогнула, и ее бледное лицо побелело еще сильнее. На мгновение она зажмурилась, а когда открыла глаза, Олдвин прочел в них знакомую боль. Дрожащим голосом она ответила:
— Она не сможет заменить Эдит, милорд. Надеюсь, ты не настолько черств, чтобы поверить в это.
— Да, — согласился тан, — Эдит нельзя заменить, и она никогда не вернется к нам, любовь моя. Наша дочь умерла. Я не настолько бесчувственный, чтобы пытаться заменить одного ребенка другим. Но Эдит больше не нуждается в нас, Ида, а этой девочке мы очень нужны. Как только я увидел на рынке ее гордое личико, омраченное испугом и тоской, я сразу же понял, что должен сделать. И ты, любовь моя, тоже чувствуешь это сердцем. Господь послал нам другого ребенка не для того, чтобы заменить Эдит, но для того, чтобы эта девочка заняла свое собственное место в нашей жизни. Этой малютке пришлось страдать так же, как и тебе. Мэйрин задала тебе вопрос, Ида. Что мне передать ей?
Ида снова посмотрела на Мэйрин, которая ответила ей странным, лишенным всякого выражения взглядом. Лицо девочки превратилось в застывшую маску. И тут Ида заметила, что в темно-синих глазах малышки мелькнула беззащитность. В это мгновение сердце ее потянулось навстречу девочке. Она ласково подхватила Мэйрин на руки, сняв ее с седла, и сказала:
— Ну конечно, я стану для нее матерью, милорд. Ведь ты стал для нее отцом! — Она расцеловала девочку в обе щеки и опустила ее на землю. Взяв свою новую дочь за руку, она повела ее в зал замка Эльфлиа.
— Слава милосердному Иисусу и Его Пресвятой Матери, — тихо проговорил епископ Вульфстан.
— Ваша супруга — добрая женщина, — сказал Дагда с явным облегчением. — Моя маленькая госпожа будет в безопасности в вашем доме, и я в долгу перед вами, Олдвин Этельсберн. Теперь вам остается лишь сказать, какие услуги понадобятся вам от меня, ибо отныне я — ваш вассал, а вы — мой господин.
— Первым делом, — ответил Олдвин Этельсберн, — мы все вместе пойдем в зал и пообедаем. — Он усмехнулся, глядя на своих спутников. — Я чертовски проголодался, друзья мои! Что же до тебя, мой добрый Дагда, то здесь, в Эльфлиа, человеку с такими талантами, как у тебя, найдется много дел. Мэйрин приняли здесь с радостью. И тебя я с радостью приглашаю в мой дом. — Он еще раз улыбнулся огромному ирландцу. — Ну, пойдем обедать!
Глава 3
Олдвин Этельсберн не был ни особенно знатен, ни очень богат, но владел большим поместьем. Земли, доставшиеся ему, тщательно собирали несколько поколений танов, понимавших ценность земельных владений. И хотя поместье находилось несколько вдалеке от главных дорог, хозяйство в нем процветало.
Эльфлиа притаился в укромной долине между реками Уай и Северн. Благосостоянием своим Олдвин был обязан тому, что хорошо заботился о крестьянах. Кроме того, поместье было надежно защищено от набегов обитавших неподалеку диких валлийцев. Через земли Олдвина протекала небольшая речушка под названием Олдфорд; от узкой дороги, спускавшейся вниз по холмам от Уотлинг-стрит, можно было попасть к поместью через переправу.
На дальнем берегу Олдфорда раскинулись просторные пастбища и общинные земли; за рекой дорога вела через луга, поросшие сочными травами, к замку и землям, которые использовались под посевы для хозяев поместья. Затем дорога раздваивалась. Правая тропа вела к деревушке, расположившейся примерно в полумиле от замка; левая — к церкви, а за церковью снова разветвлялась. Боковые тропки шли через поля, засеянные рожью, пшеницей, льном и ячменем, а также к полям, отдыхавшим под паром. Главная дорога обрывалась у речки, петлявшей по полям. Здесь стояли мельница и Веорт — дом мельника.
Позади замка и прилегавших к нему полей, слева от деревни, раскинулся густой лес, который Олдвин Этельсберн уважительно называл Большим. Здесь росли величавые английские дубы, стройные березы и крепкие сосны. По лесу протекал ручей, впадавший в Олдфорд; в чаще водились олени, кролики, лисы и прочая живность. Крепостные крестьяне, принадлежавшие поместью, имели право в зимние месяцы поймать по одному кролику на семью — таков был щедрый дар лорда Эльфлиа. Недостаток кроликов в лесу поставил бы под угрозу поголовье домашней птицы в поместье: хищники из Большого леса повадились бы в крестьянские курятники. Обитатели Эльфлиа понимали это и считали, что им повезло с хозяином. Большинство землевладельцев вовсе не позволяли своим крепостным охотиться в лесах, а за браконьерство жестоко карали.
Рядом с замком, по другую сторону от деревни, находился яблоневый сад, весной превращавшийся в целое море бледно-розовых цветов. Сейчас ветви деревьев клонились к земле под тяжестью созревающих плодов; скоро наступит время собирать урожай. К саду примыкало небольшое строение, где часть урожая ежегодно перерабатывали на сидр. Остальные яблоки хранили в погребе, принадлежавшем хозяину поместья, и распределяли по его указаниям.
В Эльфлиа, как и во всех английских поместьях того времени, было натуральное хозяйство. Здесь выращивали хлеб, овощи и фрукты, разводили коров, свиней, лошадей и овец. В поместье были сад, пекарня, пивоварня, церковь и мельница. Жители сами выделывали кожу и подковывали лошадей. В кузнице, где всем заведовал высокий, худощавый и мускулистый кузнец Освальд, ковали сельскохозяйственные инструменты и оружие. За духовную жизнь Эльфлиа отвечал отец Альберт, священник поместной церкви.
Во времена Олдвина Этельсберна люди еще ничего не знали об удобрении почвы. Английские таны пользовались трехпольной системой с севооборотом. Одно ноле засевали озимыми, второе — яровыми, а третье лежало под паром. Каждой семье в поместье принадлежала делянка на каждом из нолей. Эта земля не являлась собственностью крепостных и не передавалась ими но наследству. Хозяин поместья просто одалживал землю крепостным в обмен на их труд.
Мельник, священник, кузнец, бейлиф3 и пекарь были свободными людьми, но большинство обитателей Эльфлиа были крепостными, принадлежавшими поместью. Они не могли покинуть эти земли без согласия своего господина. Глава каждой семьи три дня в неделю работал на хозяина. Он должен был исполнять все распоряжения лорда Эльфлиа; кроме того, ни он, ни члены его семьи не могли вступить в брак без разрешения хозяина. Как правило, крепостные жили в нищете и были несчастными. Но крестьяне в Эльфлиа не жаловались на своего хозяина; их можно было бы назвать вполне довольными своей жизнью.
Замок Олдвина с виду был совершенно типичен для того времени. Однако внутренние покои отличались оригинальностью. Олдвин Этельсберн имел довольно необычные вкусы в архитектуре. Замок его был двухэтажным, сложенным из темного серого камня. Прежде, при отце Олдвина, весь первый этаж его занимал огромный зал, разделенный на три части двумя рядами стоек, поддерживавших кровлю. Второй этаж был надстройкой над частью зала и представлял собой просторную комнату, которую называли Большая спальня; здесь спали все члены семьи.
Единственным средством отопления, возможным в подобном строении, был камин в зале — на редкость неудобное сооружение, поскольку окна, хотя их было немного, не закрывались накрепко. Дым от камина выходил через тростниковую кровлю зала; когда же ветер дул с определенной стороны, дым просто- напросто возвращался обратно в комнату, заставляя людей задыхаться и кашлять и покрывая мебель слоем копоти. В Большой спальне зимой было очень холодно, летом — душно, а в дождливую погоду — сыро.
Олдвин Этельсберн — второй сын своего отца и в юности вовсе не надеялся унаследовать Эльфлиа. Чтобы пробить себе дорогу в жизни, он все свои силы употребил на овладение воинским искусством, подобно большинству молодых англосаксов. Благодаря мастерству, с которым он обращался с мечом и боевым топором, Олдвин и получил свое прозвище Этельсберн, что означает Благородный воин. В отличие от множества других юношей он, однако, не ограничился жизнью в Англии — побывал в Скандинавии и Византии, а под видом мавританского воина даже сумел увидеть Святую Землю. В то время Иерусалим зорко охраняли слуги Пророка, и христиан отнюдь не ждали там с распростертыми объятиями.
Большой мир очаровал Олдвина: юноша был впечатлителен, и в жилах его текла густая кровь нормандской бабки, происходившей от самого Роллона4. Олдвин любил яркие краски, зрелища, ароматы и звуки чужих земель и народов. Он не собирался возвращаться в
