времени я до сих пор храню эту Библию. Сейчас, в день твоего 35-летия, я вытащил ее из хранилища и посылаю тебе в знак любви к тебе твоего старого отца.
Когда Фрейд говорил о том, что раннее чтение Библии оказало на него огромное воздействие, он имел в виду лишь этический смысл Библии в дополнение к своей исторической заинтересованности этой книгой. Он вырос без какой-либо веры в Бога или бессмертие и на протяжении всей своей жизни никогда не испытывал потребности в вере. Те эмоциональные потребности, которые обычно проявляют себя в юности, нашли свое выражение сначала в довольно смутных философских рассуждениях, а затем в его честной приверженности принципам науки.
В девять лет он сдал экзамен, позволивший ему посещать гимназию (Sperl Gymnasium) на год раньше обычного возраста. Там он достиг замечательных успехов, являясь в течение последних шести из восьми лет учебы первым учеником в классе. Он занимал привилегированное положение, и его вряд ли спрашивали у доски. Когда в возрасте 17 лет он с отличием
Фрейд отплатил за советы, даваемые когда-то отцом, своей помощью сестрам в учебе. Он даже установил некоторый контроль над их чтением, указывая на книги, которые им не следовало читать в силу возраста; так, например, когда сестре Анне исполнилось 15 лет, она была предупреждена относительно Бальзака и Дюма. Фрейд являл собой образец старшего брата. В июльском письме 1876 года к сестре Розе, которая была на четыре года моложе его и находилась в то время в Больцано вместе с матерью, он предостерегает ее от чрезмерных восторгов по поводу небольшого успеха, вызванного ее игрой на цитре — инструменте, ей малознакомом. Письмо пронизано житейской мудростью и содержит рассуждения о том, как неосмотрительны люди в своих сверхпохвалах молоденьким девушкам и как отрицательно это сказывается в дальнейшем на их характерах.
Вне сомнения, молодой Зигмунд был поглощен своими занятиями и являлся большим тружеником. По всей видимости, чтение и учеба заполняли большую часть его жизни. Даже друзья, которые навещали Фрейда в гимназические годы и много позднее, направлялись сразу к нему в «кабинет». Они запирались там и подолгу беседовали. Фрейд отдавал предпочтение исчерпывающим монографиям по каждому предмету в противовес кратким выжимкам из учебников — черта, проявление которой было также заметно у него и в более поздние годы, в частности при изучении археологии. Читая обширную литературу сверх учебной программы, он, однако, упоминает, что свой первый роман прочел в возрасте 13 лет[13].
У него был большой литераторский дар, и то, что позднее он стал признанным мастером немецкой прозы, является доказательством этому. Он владел в совершенстве латынью и греческим, приобрел основательные знания во французском и английском языках, кроме того, сам изучил итальянский и испанский. Конечно, его обучили древнееврейскому. Из всех языков он предпочитал английский и однажды признался мне, что в течение десяти лет не читал ничего, кроме английских книг.
В особенности он любил Шекспира, которого начал читать в восьмилетнем возрасте и потом перечитывал раз за разом, имея всегда наготове подходящую цитату из какой-либо его пьесы. Он восхищался непревзойденной силой шекспировской выразительности и еще более его обширнейшим знанием человеческой натуры. Я могу все же вспомнить несколько его странных мыслей относительно личности Шекспира. В частности, он настаивал на том, что черты шекспировского лица являются не англосаксонскими, а французскими и что его имя могло происходить от искаженного Jacques Pierre. С пренебрежением относясь к теориям Бэкона, он в более поздние годы увлекся его идеей о том, что действительным автором пьес Шекспира являлся оксфордский граф, и был сильно разочарован моим скептицизмом по этому поводу.
Нееврей сказал бы, что Фрейд почти не имел ярко выраженных еврейских черт, из которых его любовь к рассказыванию еврейских шуток и анекдотов была, вероятно, самой яркой. Но он ощущал себя в своей сути евреем, и это имело для него очень большое значение. Он обладал присущей евреям чувствительностью к малейшему налету антисемитизма и имел лишь немногих друзей среди неевреев. Фрейд яростно протестовал против бытовавшего мнения, что евреев недолюбливают из-за их более низкого по отношению к другим происхождения. В годы учебы в гимназии и особенно в университете он много страдал от антисемитизма, распространившегося в ту пору в Вене. Антисемитизм навсегда положил конец и его увлечению пангерманизмом, через которое он прошел в свои более ранние годы.
Покорность отнюдь не была присуща его натуре, так что отец, поведав однажды 12-летнему Фрейду печальный эпизод своей юности, поплатился за это тем безграничным уважением, которое сын питал к нему раньше. Отец рассказал, как когда-то один христианин сбил кулаком с его головы новую шляпу и закричал: «Жид, долой с тротуара!» На вопрос возмущенного мальчика: «Ну, и что же ты сделал?» — отец спокойно ответил: «Я перешел на мостовую и поднял шляпу». Это отсутствие героизма со стороны его идеала мужчины шокировало юношу. В душе он противопоставил поведение отца поведению Гамилькара, который заставил своего сына Ганнибала поклясться пред алтарем в том, что он отомстит римлянам. Фрейд явно отождествил себя с Ганнибалом, ибо с тех пор Ганнибал занял видное место в его фантазиях.
В своем развитии Фрейд, несомненно, прошел через милитаристскую фазу, которую он проследил вплоть до сражений с племянником в раннем детстве. Одной из первых прочитанных им книг была
Фрейду исполнилось 19 лет, прежде чем он впервые посетил страну своих мечтаний, Англию. Он никогда не переставал завидовать сводному брату в том, что тот имел возможность жить в Англии и что его дети выросли в условиях, далеких от ежедневных преследований, которым подвергались евреи в Австрии. О предпринятом путешествии сохранилось немного свидетельств — это рассказ самого Фрейда о постигшем его разочаровании в связи с известием, что происхождение их рода не имеет никакого отношения к Англии, да воспоминание его сестры о полном восторга письме Эммануила к отцу, где он на все лады расхваливает развитие и характер своего сводного брата. Кроме того, известно лишь, что визит в Англию еще больше усилил давнее восхищение Зигмунда Оливером Кромвелем[14] (впоследствии он назовет своего второго сына в его честь) и что разговор с братом существенно повлиял на смягчение критики относительно эпизода со-шляпой-в грязи. Фрейд признался позднее, что в своих фантазиях часто отождествлял себя с сыном Эммануила — ведь тогда бы ему не пришлось проходить столь трудный жизненный путь.
Относительно сексуального развития Фрейда в эти годы нам известен один лишь единственный эпизод. Располагая знанием о его уравновешенной зрелости и явно успешной сублимации в молодости, можно предположить, что он прошел через более спокойное развитие, чем большинство юношей.
Данный эпизод имеет отношение к его первому любовному переживанию в 16-летнем возрасте, когда он единственный раз в жизни посетил место своего рождения. Он гостил в семье Флюсов, которые были друзьями родителей и занимались текстильным бизнесом, как и его отец. Он сразу же влюбился в их дочь Гизелу — на год или два моложе его, — с которой дружил в детстве. Он был слишком застенчив, чтобы сообщить или хотя бы намекнуть ей о своих чувствах, а несколько дней спустя она уехала учиться в гимназию. Безутешному юноше пришлось успокаивать себя прогулками по лесам, фантазируя о том, какой приятной была бы его жизнь, не покинь родители сей счастливый уголок, где он вырос бы, вероятно, крепким деревенским юношей, подобно братьям Гизелы, и смог бы жениться на ней. Так что виновным во
