— Ничего. Сидел с девушкой и напивался. Немного выпьют, немного повопят, немного подерутся, послушают радио, выйдут иногда перекусить, когда вспомнят об этом. Я думаю, у них это неделями продолжалось. Слава богу, что мы это прекратили. У девочки оба глаза подбиты. В другой раз этот Хенч сломает себе шею. Да таких полно.
— А как с пистолетом, про который он сказал, что это не его?
— Парня убили из него. Пули у нас еще нет, но есть гильза. Она была под телом Джорджа. Подходит к пистолету. Мы из него выстрелили еще пару раз и сравнили царапины от эжектора и след от бойка.
— Вы думаете, кто-то сунул его Хенчу под подушку?
— Наверняка. Зачем Хенчу было убивать Филипса? Он его не знал.
— Откуда вы знаете?
— Я это просто знаю, — сказал Бриз, разводя руками. — Есть вещи, которые знаешь, потому что они написаны черным по белому. А есть вещи, которые знаешь, потому что они должны быть такими, какие они есть, и это разумно. Если ты убил человека, ты не станешь орать и привлекать к себе внимание, да еще держать под подушкой пистолет. Девушка была с Хенчем весь день. Если бы Хенч убил, она бы что-то знала. Она ничего такого не знает. Кто ей этот Хенч? Парень для развлечений, не больше. Тот, кто стрелял, слышал ревущий радиоприемник и знал, что он заглушит выстрел. И все равно он ударил Филипса по голове, затащил его в ванную и закрыл дверь, прежде чем застрелить его. Пьяный так не сделает. Он четко знал, чего хочет, и был очень аккуратен. Он вышел, закрыл дверь ванной, тут умолкает радио, Хенч с девушкой уходят обедать. Так это и случилось.
— Откуда вы знаете, что радио умолкло?
— Так мне сказали, — сказал Бриз. — Те, кто живет в этой дыре. Скажем, они выключили радио и ушли. С шумом. Убийца выходит и видит открытую дверь в комнату Хенча. Дверь должна быть открыта, иначе он о ней и не подумал бы.
— В таких заведениях и в таких районах двери открытыми не оставляют.
— Пьяные оставляют. Пьяницы беспечны. Не могут сосредоточиться. Больше, чем об одной вещи за раз, они думать не могут. Дверь была открыта — может быть, слегка, но открыта. Убийца вошел, сунул под подушку свой пистолет и нашел там револьвер Хенча. Он забрал его, просто чтобы осложнить положение Хенча.
— Нужно найти револьвер.
— Револьвер Хенча? Мы попробуем, но Хенч не помнит его номер. Если мы его найдем, может, что-то из этого и выйдет. Но я сомневаюсь. Пистолет, который у нас в руках, мы попробуем проверить. Но вы же знаете, как это бывает. Хватаешься за какую-то деталь, думаешь, что она приведет к решению, а в это время настоящий след остывает. Получается пустой конец. Еще какие-нибудь вопросы, которые могли бы помочь вам в вашей работе?
— Я начинаю уставать, — сказал я. — Воображение уже слабо работает.
— Раньше у вас хорошо получалось, — сказал Бриз. — Насчет дела Кассиди.
Я ничего не ответил. Опять набил свою трубку, но она еще не остыла, я положил ее на край стола.
— Богом клянусь, — сказал Бриз, — понятия не имею, что с вами делать. Я не могу сказать, что вы что-то явно скрываете по делу об убийстве. И не верю, что вы знаете так мало, как хотите мне показать.
Я и тут промолчал.
Бриз наклонился к пепельнице, затоптал кончик и погасил ее. Потом допил свой стакан, надел шляпу и встал.
— Сколько вы еще намерены молчать? — спросил он.
— Не знаю.
— Я вам помогу. Даю вам время до завтра, скажем, до полудня или чуть позже. Все равно я до этого не получу акта о вскрытии. Я вам дам время переговорить с вашим клиентом, чтобы потом мне все рассказать.
— А если нет?
— Если нет, я иду к начальнику управления полиции и говорю ему, что частный детектив по имени Филип Марлоу скрывает информацию, которая нужна мне для расследования убийства, и я в этом совершенно уверен. И чем это кончится? Полагаю, он вас так скоро притянет, что у вас штаны обуглятся.
Я сказал:
— Ага. Вы смотрели в столе Филипса?
— Конечно. Очень аккуратный малый. Пустой стол, только и есть, что дневничок. В нем тоже ничего, только описания пляжей и как он водил какую-нибудь девчонку в кино, а она не очень хотела. Или как он сидит в конторе, а работы нет. Однажды он очень рассердился на прачечную и исписал целую страницу. Обычно там по три-четыре строчки. Только одна деталь. Все было написано какими-то странными печатными буквами.
— Печатными? — спросил я.
— Ну да, вроде как шрифт машинки, только написано рукой. Не какие-то необыкновенные заглавные буквы, как иногда пишут, а просто аккуратный быстрый почерк, только в виде печатных букв; похоже, он писал печатными, как мы с вами пишем обычным почерком.
— На своей карточке он мне адрес написал иначе, — сказал я.
Бриз обдумал это, потом кивнул.
— Верно. Может, вы и правы. Никакой фамилии на дневнике не было. А может, он этими буквами и развлекался для души.
— Как скоропись Пеписа, — сказал я.
— Это что такое?
— Когда-то давно он придумал собственную скоропись для дневника.
Бриз посмотрел на Спенглера, тот стоял у своего кресла и допивал из стакана последние капли.
— Нам, кажется, пора, — сказал Бриз. — А то он настраивается на еще одно дело Кассиди.
Спенглер поставил стакан, и оба пошли к двери. Держа руку на ручке двери, Бриз спросил, глядя на меня искоса:
— Вам знакомы какие-нибудь высокие блондинки?
— Надо подумать, — сказал я. — Кажется, есть. Насколько высокие?
— Просто высокие. Я не знаю, как это иначе определить. Разве что она будет слишком высока для какого-нибудь парня. Итальянец по фамилии Палермо… Эти номера на Корт-стрит принадлежат ему. Мы зашли в его похоронное бюро напротив через дорогу. Так вот он сказал, что видел, как из дома около половины четвертого выходила высокая блондинка. Администратор, ну этот Пассмор, не смог вспомнить никого, кто подходил бы под категорию высокой блондинки. Макаронник сказал, что дама была видная. Я ему верю, потому что он хорошо описал нам вас. Он не видел, как она входила, только при выходе. Она была в брюках, спортивной куртке и с тюрбаном на голове. Из-под тюрбана видны были светлые волосы, а под тюрбаном их была целая копна.
— Ничего не приходит в голову, — сказал я. — Но я еще что вспомнил. Я записал номер машины Филипса. Через него можно узнать его последний адрес. Сейчас принесу.
Они ждали, пока я доставал адрес из кармана пиджака, висевшего в спальне. Я отдал бумажку с адресом Бризу, он прочел и засунул ее в бумажник.
— Значит, только сейчас об этом подумали, а?
— Именно.
— Ну-ну, — сказал он. — Ну-ну.
Они пошли через площадку к лифту, и оба качали головами.
Я запер дверь и вернулся к моему нетронутому второму стакану. Лед растаял, и питье стало безвкусным. Я пошел на кухню, долил стакан из бутылки. Я стоял, глядя в окно на темные силуэты эвкалиптов, качающих вершинами на фоне темно-синего неба. Кажется, опять поднялся ветер. Он бился о северное окно и глухо выл в углах дома.
Я попробовал напиток и пожалел, что потратил на него виски. Выплеснул его в раковину, взял чистый
