Он высунул голову в окошко и смачно отхаркался, намереваясь сопроводить свои слова метким плевком. В это время где-то за гранью светового круга послышался тугой щелчок, и сразу же вслед за ним раздался негромкий тупой удар. Из переносицы Рваного неожиданно и мгновенно выросло что-то вроде короткого черного сучка, и бандит, не издав ни единого звука, исчез в своем окошке. Оттуда послышался глухой шум падения, и снова наступила тишина, нарушаемая лишь далеким собачьим лаем.
Брат Николай с трудом сел, привалившись плечом к створке ворот, и принялся старательно протирать носовым платком залитые кровью стекла очков. Без очков его лицо выглядело по-детски беспомощным. Из темноты, на ходу перезаряжая громоздкий охотничий арбалет с ночным прицелом, бесшумно вышел брат Валерий, бармен из “Красной птицы”. Раньше бар, в котором он работал, назывался “Красный петух”, но потом его облюбовала братва, и название пришлось сменить: клиентов не устраивало слово “петух”, вызывавшее у них не слишком приятные ассоциации.
— Все в порядке, брат? — тихо спросил он, склонившись над братом Николаем.
— Слава Богу, все в порядке, — ответил тот, продолжая протирать очки. На кончике носа у него дрожала тяжелая черная капля, кровь промочила воротник летней рубашки.
Брат Валерий на минутку взял под мышку арбалет, отобрал у него испачканный носовой платок и прижал его к ране на лбу.
— Вот так, — сказал он. — Надо немного подержать, и кровь остановится.
— У меня кровь? — удивился брат Николай, перехватывая платок и близоруко глядя на брата Валерия снизу вверх.
Но брат Валерий уже перестал обращать на него внимание. Из темноты один за другим торопливо и почти бесшумно выбегали люди. Их было трое: брат Михаил с охотничьим дробовиком, брат Арсений с тульской мелкокалиберной винтовкой и брат Федор с пистолетом “ТТ”, найденным им однажды в подвале своего дома и так и не сданным в милицию. Они рассредоточились, заняв огневые позиции возле ворот. Брат Валерий подавил вздох: позиции были выбраны таким образом, что одна меткая автоматная очередь, выпущенная из глубины двора, могла скосить всех троих стрелков. Впрочем, устраивать здесь игру в солдатики было недосуг, уповая на милость Господню, брат Валерий просунул руку в открытое окошко, нащупал запор и открыл ворота.
Ничего страшного не произошло. Залитый мягким светом матовых ртутных шаров двор был пуст, на темном фоне дома четко выделялся светящийся прямоугольник открытой двери. Брат Валерий первым вбежал во двор, держа наперевес свое страшное оружие, за ним, теснясь и толкаясь, как овцы, ввалились остальные.
Оглядевшись, брат Валерий присел над трупом Рваного, поднял оброненный им обрез и хотел бросить его брату Арсению, но передумал, встал и передал оружие прямо из рук в руки: брат Арсений был неловок и мог не поймать обрез, что привело бы к нежелательному шуму. Избавившись от трофея, бармен наклонился, ухватился за черенок торчавшей в переносице Рваного стрелы и попытался вытащить ее, чтобы не оставлять улик. Стрела сидела крепко.
— Господи, спаси и помилуй! — негромко произнес брат Валерий, покрепче ухватился за черенок, наступил ногой на лицо Рваного, как следует уперся и резко рванул.
Раздался неприятный мокрый хруст, что-то коротко треснуло и даже, кажется, чавкнуло. Бармен вытер рукавом забрызганное кровью мертвеца лицо, обтер стрелу об одежду Рваного и вернул ее в укрепленный лоток. Позади раздался утробный звук, и в ночном воздухе запахло кислым. Бармен обернулся и увидел брата Николая, который, согнувшись в три погибели, стоял у ворот. Одной рукой он упирался в забор, а другую отставил назад. Брата Николая неудержимо рвало. Брат Валерий сделал нетерпеливый знак остальным, чтобы не торчали на виду, а сам подошел к брату Николаю и участливо положил руку ему на плечо. Брат Николай вздрогнул и попытался отстраниться, но бармен лишь крепче сжал пальцы. Плечо у брата Николая было мягкое, как сырое тесто, и крепкие пальцы бармена погрузились в него по первую фалангу, как когти хищника.
— Брат Николай, с вами все в порядке? — вкрадчиво спросил он. — Ну же, брат, придите в себя! Вы нам нужны.
— Сейчас, — давясь и кашляя, прохрипел несчастный свидетель Иеговы. — Сейчас... О Господи!
Его снова начало рвать. Брат Валерий нетерпеливо закусил губу, но, когда он заговорил, голос его звучал еще мягче, чем до сих пор.
— Ну же, брат Николай, — повторил он, — соберитесь! Вы сами вызвались на это дело. Вас никто не принуждал. Вы пришли сюда по собственной воле, поскольку вера ваша крепка, и вы знаете, что наше дело — святое. Наша великая цель оправдывает любые средства, брат.
— В ваших словах мне чудится что-то знакомое, — сквозь хрип и кашель пробормотал очкарик.
Лицо бармена исказила гримаса. Он выпустил плечо брата Николая, отступил на шаг и немного приподнял взведенный арбалет.
— Время уходит, брат Николай, — тихо сказал он. — Вы сможете подогнать сюда машину и задним ходом подъехать к крыльцу?
Брат Николай обернулся, но арбалет уже смотрел в землю, в густую, тускло серебрившуюся в свете ртутных ламп траву газона.
— Да, — сказал он, — конечно. Сейчас.
— У вас две минуты, — сказал бармен, повернулся на каблуках и напрямик зашагал к дому.
Первый этаж оказался роскошно обставлен, замусорен и пуст, то же было и со вторым этажом. Брат Валерий ждал этого. Он знал, что в доме осталось всего два человека: тот, за кем они сюда пришли, и охранник. Скорее всего, искать их нужно в подвале. При этом следовало торопиться: охранник наверняка понял, что означает отсутствие его товарища и шаги у него над головой, и поспешил сообщить об этом своему хозяину. Будь проклята эта дьявольская игрушка — мобильный телефон!
Лестница в подвал вела из прихожей. Это была широкая дубовая лестница с перилами красного дерева, сочетавшая в себе огромную стоимость с полным отсутствием вкуса. В подвале у Паштета была оборудована бильярдная, длинная прямоугольная лампа под архаичным жестяным колпаком ярко освещала зеленое сукно с рассыпанными по нему разноцветными шарами. На шарах были написаны цифры, и на мгновение брат Валерий застыл, завороженный магией чисел. Он попытался прочесть слово, написанное на зеленом сукне разноцветными шарами; его оцепенение длилось какой-то миг, но этого хватило.
