только имя. Поищите, она гуляет по 20-й улице, на теневой стороне под высокими хлебными деревьями с торчащими колосьями... Ладно, междугородная, ладно. Отменяем всю программу, только хочу вам сказать, вернее, спросить: "Кто будет платить за все шикарные приемы, которые Гифорл закатывает в Лондоне, если вы отмените мой заказ? Да, вы отмените мой заказ?
Да, вы считаете, что с работы вас не выгонят. Вы считаете. Дайте-ка поговорю прямо с Гиффордом. Соедините меня. Камердинер как раз принес ему чай. Если он не может говорить, пошлем кого-нибудь, кто может.
Зачем же я все это написал? Что я пытался выбросить из головы?
Позвонить, надо позвонить сейчас же. Очень плохо, очень, очень...".
Вот и все. Я сложил листки вчетверо и спрятал их во внутренний карман, за блокнот. Подошел к стеклянным дверям, распахнул их и вышел на террасу.
Лунный свет был для меня слегка подпорчен. Но в Беспечной Долине стояло лето, а лето до конца не испортишь. Я смотрел на неподвижное бесцветное озеро, думая и прикидывая. Затем я услышал выстрел.
Глава 29
Теперь свет падал на галерею из двух дверей – Эйлин и его. Ее спальня была пуста. Из другой двери доносились звуки борьбы, я одним прыжком очутился на пороге и увидел, что она перегнулась через кровать и борется с ним. В воздухе мелькнул черный блестящий револьвер, его держали две руки, большая мужская и маленькая женская, но и та, и другая – не за рукоятку.
Роджер сидел в постели и отталкивал Эйлин. На ней был светло-голубой халат, простеганный ромбиком, волосы разметались по лицу. Ухватившись обеими руками за револьвер, она резко выдернула его у Роджера. Я удивился, что у нее хватило на это силы, хотя он и был одурманен. Он упал на подушку, выпучив глаза и задыхаясь, а она отступила на шаг и налетела на меня.
Она стояла, прислонившись ко мне, и крепко прижимала револьвер к груди обеими руками. Ее сотрясали рыдания. Я потянулся за револьвером.
Она резко развернулась, словно только сейчас поняла, что это я. Глаза у нее широко раскрылись, она обмякла и выпустила револьвер. Это было тяжелое неуклюжее оружие, марки «Уэбли», без бойка. Дуло было еще теплое.
Поддерживая ее одной рукой, я сунул револьвер в карман и взглянул на Уэйда поверх ее головы. Никто не произнес пока ни слова.
Потом он открыл глаза, и на губах у него проступила знакомая усталая улыбка.
– Ничего страшного, – пробормотал он. – Просто случайный выстрел в потолок.
Я почувствовал, как она напряглась. Потом отстранилась от меня. Глаза у нее были ясные и внимательные. Я ее не удерживал.
– Роджер, – произнесла она вымученным шепотом, – неужели дошло до этого?
Он тупо уставился перед собой, облизал губы и ничего не ответил. Она подошла к туалетному столику, оперлась на него. Механически подняв руку, откинула волосы с лица. По всему ее телу пробежала дрожь.
– Роджер, – снова прошептала она, качая головой, – бедный Роджер. Бедный, несчастный Роджер. Он перевел взгляд на потолок.
– Мне приснился кошмар, – медленно сказал он. – Над кроватью стоял человек с ножом. Кто – не знаю. Чуть-чуть похож на Кэнди. Это же не мог быть Кэнди.
– Конечно, не мог, дорогой, – тихо сказала она. Отойдя от туалетного столика, она присела на край кровати. Протянула руку и стала гладить ему лоб. – Кэнди давно пошел спать. И откуда у него нож?
– Он мексиканец. У них у всех ножи, – сказал Роджер тем же чужим, безликим голосом. – Они любят ножи. А меня он не любит.
– Вас никто не любит, – грубо вмешался я. Она быстро обернулась.
– Не надо, пожалуйста, не надо так. Он не знал. Ему приснилось.
– Где был револьвер? – проворчал я, наблюдая за ней и не обращая на него никакого внимания.
– Ночной столик. В ящике. – Он повернул голову и встретился со мной глазами.
В ящике не было револьвера, и он знал что мне это известно. Там были таблетки, всякая мелочь, но револьвера не было.
– Или под подушкой, – добавил он. – У меня все путается. Я выстрелил один раз, – он с трудом поднял руку и указал? вон туда.
Я взглянул вверх. В потолке вроде и вправду было отверстие. Я подошел ближе, чтобы получше разглядеть. Да, похоже на дырку от пули. Пуля из этого оружия могла пройти насквозь, на чердак. Я вернулся к постели и сверху окинул его суровым взглядом.
– Чушь. Вы хотели покончить с собой. Ничего вам не приснилось. Вы изнемогали от жалости к себе. Револьвера не было ни в ящике, ни под подушкой. Вы встали, принесли его, легли обратно в постель и решили поставить точку на всей этой гадости. Но вам, видно, храбрости не хватило.
Вы выстрелили так, чтобы ни во что не попасть. Тут прибежала ваша жена ? этого-то вы и хотели. Жалости и сочувствия, приятель. Больше ничего. И боролись-то вы невзаправду. Если бы не позволили, она не отняла бы у вас револьвер.
– Я болен, – сказал он. – Но, может, вы и правы. Какая разница?
– Разница вот какая. Вас могут положить в психушку. А тамошний персонал не добрее, чем охранники на каторге в Джорджии.
Эйлин внезапно встала.
– Хватит, – резко бросила она. – Он действительно болен, и вы это знаете.
– Ему нравится быть больным. Я просто напоминаю, к чему это может привести.
– Сейчас не время ему объяснять.
– Идите к себе в комнату. Голубые глаза сверкнули.
– Как вы смеете...
– Идите к себе в комнату. Если не хотите, чтобы я вызвал полицию. О таких вещах полагается сообщать. Он криво усмехнулся.
– Вот-вот, зовите полицию, – сказал он, – как вы сделали с Терри Ленноксом.
На это я и глазом не моргнул. Я по-прежнему наблюдал за ней. Теперь она казалась ужасно усталой, и хрупкой, и очень красивой. Вспышка гнева прошла.
Я протянул руку и коснулся ее плеча.
– Все в порядке, – сказал я. – Он больше не будет. Идите спать.
Она бросила на него долгий взгляд и вышла. Когда она исчезла за порогом, я сел на край кровати, на ее место.
– Еще таблетку?
– Нет, спасибо. Могу и не спать. Гораздо лучше себя чувствую.
– Так как насчет стрельбы? Просто разыграли дурацкий спектакль?
– Может, и так. – Он отвернулся. – Что-то на меня нашло.
– Если действительно хотите покончить с собой, помешать вам никто не сможет. Я это понимаю. Вы тоже.
– Да. – Он по-прежнему смотрел в сторону. – Вы сделали, о чем я вас просил – насчет этой ерунды на машинке?
– Угу. Странно, что вы не забыли. Безумное сочинение. Странно, что напечатано без помарок.
– Всегда так печатаю, пьяный или трезвый – до известного предела, конечно.
– Не волнуйтесь насчет Кэнди, – сказал я. – И не думайте, что он вас не любит. Я тоже зря сказал, что вас не любит никто. Хотел разозлить Эйлин, вывести ее из себя.
– Зачем?
– Она сегодня один раз уже падала в обморок. Он легонько покачал головой.
– С ней этого никогда не бывает.
– Значит, притворялась.
Это ему тоже не понравилось.
– Что это значит – что из-за вас умер хороший человек? – спросил я.
