увидевшей его алый плащ. В полумраке она не разглядела сразу, что один из сидящих перед ней людей, явившихся судить ее, — темплар. Шенк, звякая доспехами, подошел к ведьме, вытянул в ее сторону руку в латной перчатке.
— Властью, данной мне Орденом во имя справедливости, призываю… — далее последовала короткая фраза на не ведомом никому языке, и его рука нарисовала в воздухе круг, и кончик пальца оставлял за собой слабо светящийся, но прекрасно видимый в полумраке зеленоватый след. То был Знак Истины — один из многих Знаков Силы, что был доверен рыцарям Ордена. Теперь, пока горит зеленое кольцо, эта женщина не сможет солгать.
Анита Фанк дернулась, как будто ей со всего размаха залепили пощечину, но увернуться от накладываемого темпларом заклинания было невозможно. Вернее, способ был — но входил он в арсенал запретной магии, и воспользуйся ведьма им, тем самым она тут же подтвердила бы все выдвинутые против нее обвинения.
Конечно, не всегда в суде присутствует темплар, не всегда сияет в сумраке зеленое кольцо Истины. В иное время инквизитор, не терзаясь сомнениями, приказал бы прибегнуть и к пыткам — но сейчас в этом не было нужды. Видать, потому и не били ведьму — послал инквизитор весточку впереди кортежа, что едет с ним темплар.
— Снова задаю вопрос тебе, Анита Фанк… — Инквизитор сделал многозначительную паузу. — Виновна ли ты в вызывании града, что побил всходы на полях селян, чьи имена названы были присутствующим здесь Адеком Бьяргом?
Шенк чуть заметно усмехнулся — да уж, старик неплохо знает свое дело. Обвиняемому, что скован Знаком Истины, задавать можно только такие вопросы, четкие и точные. Еще правильнее было бы упоминать каждое поле в отдельности — но это на тот случай, если сейчас ведьма ответит, что не виновна. Как бы ни жаждал человек солгать, Знак Истины этого не позволит, — но вот то, какие слова произнести, это вполне во власти человека. Если, к примеру, десяток побитых градом полей на ее совести, а одно-два — во власти небесной, то сумеет ведьма ответить, что не виновна.
Но, видимо, не посылал Свет града на поля окрестные, поскольку ведьма медленно, неохотно выдавила из себя:
— Виновна.
— Виновна ли ты хотя бы в однократном наведении порчи на скот?
— Не виновна, инквизитор.
— Запиши, что обвинение в наведении порчи на скот снимается, — спокойно бросил писцу Барт, ни капли не огорчившись от того, что одно из обвинений рассыпалось в прах, затем снова повернулся к Аните: — Виновна ли ты хотя бы в однократном наведении порчи на человека?
Ух, как не хотелось ведьме отвечать на этот вопрос. В какой-то момент Шенку даже показалось, что сейчас ведьма сумеет разорвать силу Знака, сумеет ответить так, как отчаянно жаждет ее душа. Но зеленое кольцо устояло.
— Виновна.
Снова заскользило по пергаменту перо.
— Виновна ли ты…
Вопросов было задано немало. Несколько раз ведьма отрицала свою причастность к использованию запретной магии, что было неудивительно — в обвинение явно напихали все подряд, все, что сумели придумать. А в конце допроса, когда зеленое сияние Знака уже практически погасло, ей даже удалось, по меньшей мере один раз, солгать. Правда, это далось ей с таким трудом, что у всех присутствующих лживость ответа не вызвала ни малейшего сомнения. Но Барт лишь кивнул писцу — отметь, мол. Доказательств вины хватало и без того.
Магическое сияние уже совсем погасло, и женщина поникла на своем стуле. Ее память была не тронута, она прекрасно понимала, что только что призналась во всем — призналась в преступлениях, самых страшных из тех, что вообще совершались на территории Ордена, а если подумать — так и за его пределами. Даже убийца, оставивший за собой кровавый след, мог рассчитывать если и не на снисхождение, то по крайней мере на жизнь — на каторге, в шахтах. Жизнь тяжелую и обычно недолгую — но ведьма, чьи злые деяния были доказаны, не могла надеяться даже и на такую малость.
— Что скажете, господа? — Барт оглядел сидящих рядом с ним. Его слово в любом случае будет последним, сначала инквизитор выслушает остальных членов орденского суда и только после этого примет решение. Он не торопил с ответом… но смотритель, тут же резво вскочив с кресла, брызжа слюной, стал визжать, что женщина виновна, что нет никаких смягчающих неоспоримую вину фактов… Речь его, сумбурная, местами злобная, была здесь совершенно ни к месту и ни ко времени. Инквизитор терпел с минуту, не больше, а потом раздраженным жестом приказал смотрителю замолчать.
— Ну а ты что скажешь, мой мальчик?
Шенк вздрогнул, как будто получив пощечину. Он понимал, что старик ни в коем случае не желал его оскорбить, с высоты его возраста все здесь присутствующие, наверное, казались Барту молодыми людьми. И все же молодой темплар был… раздосадован.
Он медленно поднялся, бросил внимательный взгляд на ведьму. Может быть, ему хотелось в этот момент казаться не мальчиком, но мужем — рассудительным, взвешивающим каждое слово. Это было первое его дело, и сейчас Шенку казалось, что все взгляды прикованы именно к нему. Да так оно и было — только собравшиеся ждали от него слова, а не эффектных поз и красивых жестов… и им плевать было на возраст юноши,
А сказать было нечего.
Использование магии приравнивалось к государственной измене, то есть каралось куда строже, чем кража или даже убийство. Никому в Ордене не разрешалось использовать магию… Злые языки поговаривали — и об этом не раз, посмеиваясь, вспоминали преподаватели Семинарии, — что орденские братья оставили это право лишь для себя. Любой рыцарь Света с чистой душой отверг бы подобные обвинения, что делались не столько от злого умысла, сколько от неграмотности или глупости, — Знаки Силы, дар самой Святой Сиксты, не имеют ничего общество с магией, порождением Тьмы. Это — сила Света, данная тем, кто призван защищать правое дело.
Но алые рыцари — тоже люди. Их учили честности, великодушию… если, конечно, великодушию можно научить. А потому и они, и иные сановники Ордена или чиновники, назначенные Орденом, иногда закрывали глаза на мелкое использование магии — для лечения, к примеру. Сами темплары не моргнув глазом готовы были применить дарованный им Знак Исцеления к страждущему, истекающему кровью, но прекрасно понимали, что их умение не позволит справиться ни с лихорадкой, ни с несварением, ни с другой обычной хворью, не имеющей ничего общего с ранами, наносимыми сталью. А потому чуть не в каждой деревне имелась какая-нибудь особа, которая с оглядкой, да при закрытых дверях, пользовала больных и немощных. За плату, конечно. И даже когда подобные случаи выносились все же на суд — а и не без этого, мало ли, откажет кому целительница в помощи, он и подаст жалобу, а смотритель местный, согласно закону, вынужден будет дать делу ход, — инквизиторы, как правило, оставались более чем лояльны к нарушительнице.
Здесь же дело обстояло иначе. Мало того что эта женщина наводила порчу на человека, призналась она и в убийстве посредством магии. Ибо нарушила явно заповедь Святой Сиксты, что гласила: «Нет греха в том, чтобы победить в честной схватке, когда сила идет против силы, умение против умения. Но тяжкий грех — лишить жизни посредством слова или жеста, сей путь угоден Тьме».
Не менее суровым было наказание и за попытки вмешиваться в дела небесные. Иногда и среди иерархов Ордена находились такие, что во всеуслышание заявляли, что нет, дескать, большой беды в том, чтобы угнать град подальше от полей, а в засуху напитать землю влагой, дабы родила урожай получше — и людям простым жить легче, и Ордену в закромах пополнение. Но эти одинокие голоса быстро затихали под напором голосов других, ратующих за соблюдение одного из самых главных принципов Ордена — стабильности, верности традициям. И тут же вспоминались слова Святой Сиксты: «Большой путь начинается с малого шага, дождь рождается с первой капли. Гордыня также имеет начало. Повелевая облаками сегодня, завтра человек возжелает повелевать самим Светом. Но станет ли Свет искать виновного? Не решит ли он наказать всех?» Великий Потоп, что обрушился на землю многие тысячелетия назад, еще во времена, когда жила Святая Сикста, которая не была еще причислена к сонму СВЯТЫХ, был именно такой карой, что наслал
