узнать. Даже Мустафу изгнали из гарема! Твоей невесте.., жене то есть, прислуживают трое слуг. И все. Она прогуливается по саду, закутанная в покрывала, словно мумия. Эта женщина дала обет, что никто не увидит ее до твоего приезда.
Карим-аль-Малика расхохотался. Он положительно был заинтригован. Неужели у его невесты патологическая стыдливость?
— Да неужели Ома ровным счетом ничего о ней не сказала? Ну хоть что-нибудь…
— Ома говорит, что княгиня обворожительна и очаровательна, мой господин, — сухо ответствовал Аллаэддин-бен-Омар. — Ничего более…
— Хм-м-м-м-м-м… — Да, женщина эта вряд ли похожа на Хатибу… Ома не из тех, кто увиливает от прямого ответа или же лжет, чтобы доставить кому-нибудь удовольствие. Ежели Ома сказала, что невеста обворожительна и очаровательна, то можно не сомневаться, что так оно и есть… — Карим вынужден был признать, что любопытство его разгоралось. Но тем не менее это отнюдь не значило, что он влюбился в эту таинственную женщину — нет, он не сможет любить ее, как не сумел полюбить в свое время и Хатибу. Он любит одну лишь Зейнаб — и так будет всегда. Вечно. Но эта девушка как-никак его жена! А он был не из тех мужчин, которые способны обречь женщину на несчастье. Что ж, если калиф хочет, чтобы эта женщина рожала от него детей, — да будет так! Если не дано ему полюбить ее, по крайней мере, может быть, со временем он к ней привяжется. Девушка не повинна в том, что так сложилось…
Ома поспешила к подруге сразу, как только Аллаэддин ускакал.
— Аллаэддин полетел в горы разыскивать Карима, — сказала она Зейнаб. — Я приказала выставить наблюдателя у городских ворот. Он тотчас же явится во дворец и сообщит тебе, — когда увидит, что они возвращаются.
— Нынче вечером их не жди, — с уверенностью сказала Зейнаб. — Карим не захочет обнаруживать столь явной заинтересованности. Он предпочтет, чтобы его «невеста» лишний раз убедилась в том, кто здесь господин. А вот завтра он явится: слова визиря возбудили его любопытство. — Она весело хихикнула.
— Никогда не видела тебя такой счастливой, — сказала Ома. — Ну.., с того самого благословенного времени, когда твой возлюбленный наставник обучал тебя искусству любви, моя Рабыня Страсти!
— С тех пор я ни разу и не была счастлива, — последовал откровенный ответ.
Следующим утром Наджа явился к Мустафе:
— Княгиня полагает, что князь вернется нынче. Она хочет через тебя просить князя, чтобы тот снизошел к ее невинной причуде: не появляться в ее покоях, покуда не взойдет луна над садами. — Наджа поклонился.
— Я попрошу князя оказать ей эту милость, Наджа. Она несомненно весьма романтичная юная особа, — отвечал Мустафа с улыбкой. — Это предвещает молодым счастье в браке.
Зейнаб провела этот день в обществе троих слуг, совершая все приготовления к визиту Карима. Она вымыла и надушила свои длинные золотые косы. Потом тщательно обследовала все свое тело в поисках лишней растительности и безжалостно истребила все до волоска. Ногти на ее руках и ногах были коротко подстрижены и аккуратнейшим образом подпилены. Спальня Зейнаб также была особым образом приготовлена, а на восьмиугольном столике у постели стоял графин со сладким вином и ее неизменная золотая корзиночка.
В полдень она впервые присела поесть — и тут услыхала через дверь, как наблюдатель, выставленный у ворот Омой, объявил Надже, что князь в сопровождении визиря только что въехал в город через западные ворота.
Зейнаб быстро закончила трапезу и в последний раз выкупалась. Раби щедро умастила и растерла тело госпожи благовонными маслами с запахом миндаля. А тем временем уже темнело. Ведь зима была не за горами, и дни становились все короче. В дневной комнате Зейнаб были зажжены два светильника. Мустафа уже явился и сообщил Надже, что его господин во дворце и согласен удовлетворить странную просьбу новобрачной.
— Разбуди меня, как только луна взойдет над садом, — велела Зейнаб Раби и отпустила слуг. Потом легла и сладко задремала, покуда служанка не тронула ее за плечо, тихонько шепча:
— Пора, госпожа моя… Раби выскользнула из покоев госпожи и затворилась у себя в спальне. Зейнаб встала, потянулась и подошла к окошку — полная луна уже поднималась из-за темных древесных кущей. Чуткое ухо ее уловило шаги, а затем скрип двери.
Она заняла заранее избранную позицию.
Карим вошел в покои своей невесты. Слуг его нигде не было видно, а комната была освещена так, что полоска света вела прямо в двери опочивальни. Он улыбнулся Это был красивый и изящный жест. Нет, его новая жена положительно умница, а вовсе не стеснительная дикарка — что он понял тотчас же, как вошел, и еще сильней заинтересовался дальнейшим развитием событий… Похоже, с нею не будет скучно.
Пройдя по освещенной дорожке, он взялся за ручку двери, повернул ее и ступил в темную спальню. Здесь огни не были зажжены — лишь из окошка лился таинственный лунный свет. Ноздри его уловили запах роз — удивленный, он понял, что весь пол щедро усыпан розовыми лепестками. Когда он наступил на них, запах стал сильнее. Он улыбнулся. Да, ему прислали явно не робкую и беспомощную девственницу… Умница Хасдай! Он избрал ему в жены женщину. И женщину опытную.
Вдруг кто-то подошел к нему сзади — две тонкие и гибкие руки обвили его.
— Добро пожаловать домой, мой господин! — дремотный страстный шепот завораживал, обволакивал… Тонкие пальчики умело расстегнули его кафтан, стянули его через голову и уронили ненужный комок ткани на пол. — Не оборачивайся, мой господин, — вновь послышался таинственный грудной голос. Теплое дыхание согрело его шею, по спине Карима побежали мурашки. — Еще не пора… Умоляю…
Он ощутил, как нагое теплое тело прильнуло к нему, а маленькие ручки ласкают его тело нежными чувственными движениями. Пышная грудь, округлый живот, упругие бедра — он безошибочно угадывал все это… А когда нежные губы коснулись его шеи, он вздрогнул от наслаждения — собственные ощущения потрясли его. Этого он никак не ожидал! Ее смелые и чувственные касания воспламеняли его кровь…
— Ты совсем не то, чего я ожидал… — сказал он сдержанно. Женщина рассмеялась грудным хрипловатым смехом. — Уверен был, что мне пришлют миленькую юную деву для продолжения рода, но ты отнюдь не такова… Кто же ты и как твое имя? — Он попытался обернуться.
— Еще рано, мой господин, — послышался еще более таинственный шепот. Зейнаб забавляли прикосновения к его мужскому естеству, уже напряженному и твердому как сталь. Да. Ома ничуть не преувеличила. Карим оградил себя от всех плотских наслаждений — это было очевидно. Она понимала также, что в таком состоянии ей не удастся долее удерживать его от решительных действий.
— Идем… — шепнула она, беря его за руку и ведя к постели, следя при этом, чтобы луна светила ей в спину, оставляя в тени лицо. Она властно опрокинула его на постель, а сама легла подле него на бок, не переставая нежно ласкать…
…Это было восхитительно — и все же его раздражало немного, что он не видит ее лица. Но это не помешало ему нащупать одну ее пышную грудь и начать поглаживать дивный холм. Восхитительная грудь эта склонялась к нему, словно спелый и сочный плод. Женщина замурлыкала от удовольствия, которое дарил он ей своими умелыми касаниями. Как странно его соблазняет незнакомка без лица! Ома говорила, что княгиня очаровательна, восхитительна… А что, если она все-таки безобразна? Губы его сомкнулись вокруг соска. И вдруг ему стало безразлично, какое лицо у этой женщины. Она обладала телом, достойным богини плодородия, а ее повадка сводила его с ума — такого он не испытывал уже многие годы… И если суждено ему жениться не на Зейнаб — что ж, пусть женою его будет эта женщина.
Ручка Зейнаб ласково скользила по его мускулистой груди, стройной талии… Она почти позабыла, сколь красиво тело возлюбленного — и вот теперь пальцы ее «вспоминали» каждую выпуклость и впадинку. Она не сумела удержаться — и вот пальчики ее уже сомкнулись вокруг его напряженного члена и нежно сжали его. Он был горяч и весь трепетал. Непроизвольно она склонилась и сомкнула вокруг него губы. И губы ее вспомнили все… Она наслаждалась им, словно изысканным лакомством — посасывала лизала, проводя кончиком язычка вокруг головки, пока не ощутила, что пальцы мужчины запутались в ее волосах и отстранили ее…
— У меня.., некоторое время не было женщины, — признался он. — С тех самых пор, как погибла моя первая жена. Не медли же, моя призрачная возлюбленная. А когда я утолю первый голод, мы с тобою
