оно примет прежнюю, девственную форму. Ну, тут, конечно, есть свои маленькие секреты; которые я не собираюсь тебе раскрывать… Но поверь: когда, наконец, ты проникнешь в мои недра — они будут столь же упруги, как у девственницы, но без труднопреодолимой преграды в виде девственной плевы. И когда мои внутренние мышцы станут ласкать твой член, ты изведаешь неземной восторг. Если бы ты взял меня теперь, я не смогла бы подарить тебе этого блаженства, мое нутро еще не сократилось достаточно, чтобы принять твое мужское естество.
— А-а-а-а, ну да… — сказал он, сделав вид, что вполне понял все ее объяснения. — Да, конечно.
— Есть, конечно, и многое другое, — она улыбнулась таинственной улыбкой. — Но это — страшная тайна Рабыни Страсти, Али Хассан.
Он кивнул, соглашаясь, но добавил:
— Я не какой-нибудь глупый мальчишка, Зейнаб. Я буду лишь глядеть на тебя, но не накинусь, не бойся…
— Что ж, прекрасно, — отвечала она, не желая возбуждать в нем излишней подозрительности дальнейшими отговорками. Она достаточно поражена была тем, что он столь легковерен… Да, пожалуй, придется-таки кое-что ему позволить, прежде чем ей удастся ускользнуть — или прежде чем Карим; Хасдай и сакалибы отыщут лагерь. К этому времени они наверняка все уже знают и идут по горячим следам Али Хассана и его людей. Она освободилась от кафтана неторопливым и очень грациозным движением. Столь же неторопливо она положила его на ложе.
— Нравится тебе мое тело, Али Хассан? — она медленно поворачивалась, давая ему себя рассмотреть. — А у меня ведь уже есть ребенок…
Его горящий взор буквально пожирал ее грудь, зад, стройные ноги, треугольник меж бедер… Он нервно облизнул губы, когда она, заколов свои золотые волосы, ступила в ванну.
— Три дня — это целая вечность… — сказал он. Затем скрестил ноги и стал наблюдать за тем, как она моется.
Закончив мыться, Зейнаб встала и грациозно вышла из ванны. Струйки воды стекали с ее дивного тела. Али Хассан впился в нее глазами.
— Твоя сила воли достойна уважения — и ты будешь вознагражден щедро, Али Хассан, — промолвила она. — Но если твои силы не исчерпаны, то могу кое-чем еще тебя усладить. Ты справишься с собою?
— Чего ты хочешь? — сердце его выскакивало из груди.
— Тебе будет приятно слизнуть водичку с моих сосков, Али Хассан? Но учти — тебе дозволяется касаться меня одними лишь губами. Ты» не обязан делать этого — но я разрешаю… — Зейнаб говорила так, словно это величайшая честь.
Он заложил руки за спину. Наклонившись вперед, он высунул язык. На правом соске виднелась кристальная капелька, и он слизнул ее пылающим языком. Затем его язык несколько раз пробежал вокруг соска, прежде чем устремиться ко второму. Завершив свой подвиг, он торжествующе поглядел на нее.
— Прекрасно, Али Хассан! — промурлыкала она. В ответ он развязал поясок шальваров и извлек свой член. Такого огромного ей еще не приходилось видеть — он был необыкновенно длинен и очень толст. Али Хассан с торжеством продемонстрировал ей свое сокровище:
— Он жаждет вонзиться меж твоих дивных бедер, Зейнаб, но согласен ждать три дня!
Она внимательно оглядела эту диковину, и даже потрогала нежными пальчиками:
— Найди женщину на эту ночь, дабы избавиться от переизбытка любовных соков, Али Хассан. Мужчина не должен сдерживать себя. После этого со мною ты будешь лишь сильнее и неутомимее. Ежели же ты три дня будешь обуздывать страсть, это сильно тебя ослабит. А теперь убери этого молодца и пришли ко мне Инигу. Я должна отдать ей все необходимые распоряжения прежде, чем засну…
Али Хассан покинул Зейнаб и направился прямиком к обиталищу Иниги. Она была одна.
— На четвереньки! — пролаял он, а когда она подчинилась, то примостился сзади на коленях и мощным движением овладел ею. Она дернулась, но это его совершенно не взволновало. Он страстно двигался взад-вперед, закрыв глаза и воображая себе Зейнаб… Пальцы его сжимали нежные бедра, оставляя ссадины — озверевший самец не прекращал толчков, покуда поток спермы не извергся из него… Он выдохнул, удовлетворенный, и поднялся, оправляя одежды. Потом рывком заставил ее встать.
— На время ты освобождаешься от обязанностей лагерной шлюхи, Инига, — объявил он. — Нынче я похитил Рабыню Страсти по имени Зейнаб, принадлежащую Хасдаю-ибн-Шапруту. Теперь она моя и нуждается в прислужнице. Ни одна из здешних баб для этого не годится, а вот ты… Ее шатер подле моего. Надень кафтан и тотчас же отправляйся к ней!
Ни слова не говоря, Инига подобрала с полу свой грязный кафтан, накинула его на худенькое тело и покорно вышла из шатра. Многие недели она практически ни с кем не говорила. Горло ее до сих пор саднило и жгло после отчаянных криков, которые издавала она, когда вначале Али Хассан, а затем несколько его воинов грязно насиловали ее в тот самый день, когда убили всех родных…
Али Хассан сперва решил, что принадлежать она будет лишь ему одному, но она приводила его в бешенство, не проявляя ни малейших признаков страсти в его объятиях. Тогда он страшно отомстил ей, отдав на поругание… Теперь он велит ей прислуживать Зейнаб. О, она помнит эту красавицу, которую отослали к калифу! Как попала она в этот ад? Инига тихонько вошла в маленький шатер подле жилища Али Хассана.
— Инига! — голос Зейнаб звучал ласково.., но как же напугана была она переменой, совершившейся с подругой! Инига страшно исхудала, а ее прелестные волосы были грязны и спутаны…
— Зейнаб… — Это и вправду она, подумала Инига, — но как?..
Зейнаб заметила недоумение в глазах подруги.
— Вода в ванне еще не остыла. Войди в нее и вымойся, Инига, — ласково велела она девушке. Потом подошла к выходу из шатра и вручила изорванную одежду Иниги одному из стражников, охранявших вход:
— Отнесите это Али Хассану. Скажите, что моей служанке надобен чистый кафтан. Она не может ходить в этой отвратительной ветоши! Она кишит паразитами!
Воротившись, она опустилась на колени подле безмолвной Иниги. Спокойно она объяснила девушке, как она приехала в Аль-Малику, как похищена была Али Хассаном… Рассказывая, она бережно омывала тельце Иниги, которая впала в полнейшее оцепенение. Увидев спину девушки. Зейнаб ужаснулась: нежная кожа сплошь покрыта была шрамами и рубцами — старыми и совсем еще свежими, кровоточащими…
— Что это? — спросила она, нежно касаясь израненной кожи.
— Они бьют меня, — без выражения сказала Инига. — Здесь есть один солдат… — так вот, он любит сперва исполосовать меня кнутом, а уж затем овладеть мною…
— Тебя больше пальцем никто не коснется, — ласково сказала Зейнаб. — Это большой секрет, но послушай: вскоре явится Карим и освободит нас, Инига! Али Хассан поверил, что я стану его Рабыней Страсти, но ему никогда не владеть мною! — И Зейнаб принялась мыть волосы Иниги, а потом вытирать их полотенцем.
— Они угрожали убить моего сына, если я не буду послушной… — говорила Инига, отдаваясь ласковым рукам спасительницы. — Каждый день я вижу Малика, если я послушна и удовлетворила всех. Женщина, которая за ним Смотрит, поднимает его на руках вверх — это на другом конце лагеря, — и я вижу, как мой мальчик машет мне ручкой…
— Но Малика здесь нет! — закричала Зейнаб. — Он у родни твоего мужа в Алькасабе Малике! О, Инига!
— Нет! — упрямо отвечала девушка. — Я вижу его каждый день, Зейнаб.
— Твоя мать успела отдать Малика евнуху, Мустафе, когда Али Хассан с бандитами ворвался в гарем. Мустафа с твоим сыном схоронился в кабинете, Инига. А когда разбойники ушли, он тотчас же препоручил Малика заботам родителей Ахмеда. Мальчика здесь нет!
— Я вижу его! — Инига была непреклонна.
— Через весь лагерь? И никогда ближе? — пытала ее Зейнаб.
Инига медленно кивнула.
— Они провели тебя, Инига! Обманом заставили им повиноваться! Малик в полной безопасности, дорогая моя. Тебе не придется больше служить этим скотам.
— Тогда я могу умереть, — в голосе Иниги слышалось облегчение.
