имелись...
А значит, они с генералом были квиты.
Глава 15
– Да, – сказал Глеб. – Да, Федор Филиппович, закругляюсь. Его уже увезли. Я просил, чтобы вскрытие сделали как можно скорее, но если вы по своей линии... Да, вот именно. Я? Да, практически закончил. Скоро буду. Целую.
Дисциплина и субординация не позволяли ему первым прервать соединение, так что Глебу пришлось- таки выслушать мнение генерала Потапчука о том, кого и куда ему следует поцеловать, после чего трубка наконец замолчала. Глеб рассеянно сунул ее в карман, нащупал в другом кармане сигареты и закурил, сидя на крылечке опустевшей дачи доктора Мансурова.
Ближе к вечеру туман заметно поредел, и в темнеющем небе над головой стали видны первые звезды. Машины – и труповозка, и та, на которой приезжала для осмотра места происшествия дежурная бригада питерского главка, – уехали, понятые и прочие зеваки разошлись. Лишь Андреич, хозяин гончей Альмы, бродил в отдалении, разыскивая собаку. Альма не отзывалась и не шла на зов – видимо, переживания этого страшного дня слишком сильно травмировали ее впечатлительную собачью натуру, и теперь она восстанавливала душевное равновесие, поедая в кустах какую-нибудь дрянь, как это заведено у собак.
Участковый, который из деликатности уходил в дом, давая Глебу возможность без помех поговорить с начальством, снова вышел на крыльцо. В зубах у него дымилась и воняла сигарета без фильтра, а в опущенной руке старлей Серегин держал полупустую бутылку коньяка – того самого 'Хенесси', что Глеб видел в холодильнике.
– Рванешь? – поинтересовался он, протягивая Глебу бутылку.
– Это ж вещественное доказательство, – вяло напомнил Глеб.
– Чего ж его тогда тут оставили? – резонно возразил участковый. – Пальчики с бутылки сняли, так? А остальное никого не касается. Прохлопали – сами виноваты.
Глеб подумал, что питерские спецы действительно прохлопали – бутылку, конечно же, надо было забрать в лабораторию для анализа содержимого. Еще он подумал – лениво, как о чем-то постороннем и абсолютно неважном, – что эту ошибку надо бы исправить, но тут же мысленно махнул рукой: это действительно было неважно. Ему-то, в конце концов, какое дело до соблюдения всех тонкостей процедуры? Участковый прав: прохлопали – сами виноваты, тем более что в бутылке почти наверняка нет ничего, кроме отличного импортного коньяка...
– А тебя не смущает, что из нее покойник пил? – спросил он.
Участковый присел рядом с ним на ступеньку и зачем-то посмотрел бутылку на просвет.
– Не из горла же, наверное, – сказал он. – И потом, когда пил, он еще живой был...
– Это точно, – сказал Глеб. – Когда пил, был живой. Сначала выпил, потом помер, а не наоборот, это ты правильно подметил.
Рука участкового замерла, не донеся бутылку до рта.
– Ну и шуточки у тебя, – сказал он осторожно, держа злосчастную посудину на весу.
– Какая жизнь, такие и шутки. И с чего ты, вообще, взял, что я шучу?
Участковый повернул голову и внимательно всмотрелся в его лицо.
– Не шутишь, да? Ну и ладно.
Он решительно поднес бутылку к губам, сделал мощный глоток и зажмурился от удовольствия.
– Эх, хорошо! – сказал он. – Хотя все равно непонятно, почему он таких бешеных денег стоит. Вот я, к примеру, слыхал, что бывает шампанское по две тысячи долларов за бутылку.
– Бывает и дороже, – сказал Глеб.
– Да ну?! Вот я и думаю: из чего же это его надо делать, чтоб оно таких бабок стоило?
– Дело не в вине, а в людях, которые его пьют.
– Точно! Ты прямо мысли мои читаешь. С жиру бесятся люди, вот и все. Так я не понял, ты пить-то будешь или нет?
– Давай, – неожиданно для себя самого согласился Глеб.
– Вот это правильно, – одобрил его товарищеское поведение участковый. Он обтер горлышко рукавом и протянул бутылку Глебу. – Тем более человека помянуть надо по христианскому обычаю.
– Это еще вопрос, стоил ли он того, чтоб мы с тобой его поминали, – заметил Глеб. – Ты, вообще, как? Самочувствие в норме? Тошноты, рези в животе, жжения нет? Дыхание не затруднено, в сон не клонит?
– А? – не понял старлей Серегин, но Глеб уже отхлебнул коньяка и вернул ему бутылку. – А что это ты насчет того, стоил он там или не стоил?.. Чего он натворил-то, Хаджибекыч наш?
– Натворил или не натворил – большой вопрос, – сказал Глеб, – но что знал слишком много – это факт.
– Это про что же? – с острым профессиональным интересом спросил участковый.
– Неважно про что, – туманно ответил Глеб, – важно, что много.
Участковый понял намек и молчком приложился к бутылке. Глеб курил, глядя на черные силуэты сосен, будто нарисованные тушью на зеленоватой акварели вечернего неба. Неутомимый Андреич все еще бродил где-то поблизости, призывая свою излишне впечатлительную и недисциплинированную Альму. Самого его уже не было видно, но унылые, однообразные выкрики далеко разносились в тишине осеннего вечера, напоминая крики какой-то крупной ночной птицы.
