— Нет!
Она боролась, чтобы не поддаться ему.
Почитатели культа становились все более беспокойными, и их скандирование перешло в грубые крики. Он потеряет их, если ему не удастся заставить ее покориться! Поэтому, наклонившись вперед, Аврелиан взял в рот один из ее сосков и жестоко укусил его. Она пронзительно вскрикнула от боли, и он снова привлек внимание толпы. Они застонали в один голос.
— Попроси меня, богиня! — приказал он сквозь стиснутые зубы.
На мгновение невероятная ненависть засверкала в ее одурманенных наркотиком глазах. Потом она проговорила плачущим голосом:
— Возьми меня, римлянин! Возьми меня, пока я не умерла!
Он вошел в нее, словно таран, заставив ее снова вскрикнуть. Потом с невероятной быстротой начал любовный танец. Остальные почитатели культа попадали друг на друга — мужчины с женщинами, женщины с женщинами, мужчины с мужчинами — в бешеной оргии ничем не сдерживаемой чувственности. К счастью, Зенобия лишилась сознания и оставшуюся часть этого кошмара не видела.
Когда она пришла в чувство, то, к своему удивлению, обнаружила, что находится в своей спальне в Тиволи. Возле нее дремала старая Баб, и Зенобии с трудом удалось выговорить потрескавшимися губами:
— Баб!
В то же мгновение верная служанка проснулась.
— Дитя мое! — воскликнула она. — Наконец ты пробудилась!
— Как долго это продолжалось? — спросила Зенобия. В голове у нее стучало.
— Император привез тебя обратно четыре дня назад. Он сказал, что ты заболела в Риме, но у тебя не было ни лихорадки, ни других признаков болезни. Все это время ты находилась без сознания, и нам не удавалось разбудить тебя. Что случилось?
— Я не могу говорить об этом, Баб. Не спрашивай! Где император?
— Я приведу его. Он попросил, чтобы его позвали, когда ты проснешься.
Она поспешно вышла и через несколько минут вернулась вместе с Аврелианом. Он выглядел холодным, элегантным и спокойным, как всегда.
— Оставь нас, Баб!
Баб быстро вышла, с громким стуком закрыв за собой дверь.
— Что со мной произошло?
Ее голос был ледяным, и в нем слышался гнев.
— Разве ты не помнишь, богиня? Его глаза насмехались над ней.
— Значит, это мне не приснилось?
— Надеюсь, нет, богиня. Мы оба были просто потрясающи, настолько потрясающи, что пожертвования в пользу храма в ту ночь достигли невиданной прежде величины.
— Ты мне противен!
— Когда я кончил с тобой, — продолжал он, — то взял еще пятнадцать женщин. О боги! Как они боролись друг с другом и умоляли меня, чтобы я взял их! Они делали все, что бы я ни пожелал! Я был непобедим!
— Ты отвратителен, римлянин! Ты оскверняешь богов своим бесстыдным поклонением культу этого Непобедимого Солнца!
— Теперь ты беременна моим ребенком! — сказал он, не обращая внимания на ее гнев.
Потрясенная, она уставилась на него, а потом сказала:
— За все годы ни с женой, ни с многочисленными любовницами, ты так и не стал отцом. Что же, именем всех богов, заставляет тебя думать, что ты заронил семя в моем чреве?
— Потому что это предсказано в письменах Непобедимого Солнца. Там сказано, что тот, кто является богом на земле, станет отцом сына от той, которая является богиней на земле. Увидев тебя, я сразу понял, что ты и есть та самая богиня на земле. А почему, как ты думаешь, я пощадил тебя, Зенобия? Почему я всегда называл тебя богиней? Ты — вновь рожденная Венера, моя прекрасная, и из твоего лона появится на свет могучий правитель! Если бы это было не так, то в ту ночь, когда я кончил заниматься любовью с тобой, ты предложила бы себя другим, как я предложил себя. Но ведь ты богиня, и мое семя не могло быть осквернено! Я уверен — мы с тобой зачали ребенка! Поэтому в течение нескольких недель, пока я нахожусь в Риме перед моим следующим военным походом, не жди меня. Я не прикоснусь к тебе, чтобы не повредить ребенку.
— Я снова должна оставаться в Тиволи, пока тебя не будет? — спросила она.
— Конечно! Я не хочу подвергать опасности ни тебя, ни ребенка, богиня. Ты останешься здесь, в Тиволи. Несомненно, Ульпия не протянет долго, и когда я вернусь, то женюсь на тебе. Если ребенок к тому времени уже родится, я усыновлю его.
Она с трудом могла поверить в свою удачу. Она с ужасом ожидала пытку его ненасытной страстью, и вот теперь он освободил ее. Зенобия была осторожна, чтобы не выдать своей радости. Состроив гримасу, она подняла на него сердитый взгляд.
— Мне не понравилось, что ты сделал со мной в ту ночь, римлянин. Но я оставалась без тебя несколько месяцев! И вот теперь ты говоришь, что не придешь ко мне до отъезда из Рима.
И она очаровательно надула губки.
Он улыбнулся.
— Мне приятно, что тебе будет не хватать моего любовного внимания, богиня. И все же я не стану рисковать.
— Я не наскучила тебе? Может быть, это просто предлог и ты нашел другую?
В ее голосе ему слышалась восхитительная ревность.
— Разве это возможно, богиня? — спросил он. — Нет, я обожаю тебя, как всегда! У меня нет другой!
Нет другой, которая бы что-то значила для меня, подумал он, польщенный.
— Но почему ты так уверен, что я беременна, римлянин. Еще слишком рано, чтобы знать наверняка.
— Несмотря ни на что я не стану рисковать Зенобия. Сегодня я возвращаюсь в Рим и не вернусь в Тиволи, разве что перед самым началом похода. У меня очень много дел, богиня, и слишком мало времени, чтобы сделать их. Ты должна принять мое решение. Это к лучшему!
— Что ж, хорошо, римлянин, будет так, как ты говоришь. Я вижу, тебя не удастся поколебать.
Аврелиан наклонился и взял се за подбородок. Его губы прильнули к ее губам. Его поцелуй был властным и требовательным, и, вспомнив о той ночи, она содрогнулась. Он — безжалостный человек. Затем он тихо сказал:
— Я знаю, твоя соседка — Дагиан, жена покойного Луция Александра.
— Да, — ответила Зенобия, осторожно выбирая слова. — Она — приятная и веселая женщина, и ее общество доставляет Мавии огромное удовольствие.
— И ты виделась с се сыном, богиня?
В его голосе она услышала угрожающие нотки.
— Да, римлянин. Я видела его несколько раз в саду его матери.
Ей следовало быть осторожной и не лгать, иначе император заподозрит ее.
— Ты говорила с ним?
— По крайней мере раза два, — сказала она. Теперь она знала, что кто-то, несомненно, донес об этом Аврелиану.
— И ..?
— И что, римлянин? — Она легко рассмеялась. — Уж не ревнуешь ли ты, цезарь?
Прижавшись к нему, она, дразня, поцеловала его.
— Теперь я не понимаю, что нашла в Марке Александре. На самом деле он очень скучный и напыщенный человек.
— Значит, ты любишь меня одного?
— Я уже говорила тебе, римлянин, что вряд ли когда-нибудь полюблю снова. Но что может предложить
