каталог древних сокровищ.
Сделав выбор, князь поспешил разыскать Зенобию. Однако в прихожей его встретила Баб. Старуха оглядела его с головы до ног и одобрительно кивнула.
— Она только что вышла из ванной, ваше высочество. Если соблаговолите подождать всего лишь минутку, моя госпожа примет вас.
— Благодарю тебя. Баб! — вежливо ответил Оденат. Он испытывал симпатию к этой маленькой кругленькой женщине в простой одежде, с седеющими волосами, спрятанными под покрывалом. Ее лицо иссушило жаркое солнце пустыни, избороздили глубокие морщины, а вокруг глаз и по обе стороны губ лучиками расходились маленькие морщинки.
— Вы будете добры к моей девочке! — сказала старуха со спокойной уверенностью любимой служанки.
— Я уже люблю ее, Баб, и хочу, чтобы она была счастлива.
— Будьте решительным, мой господин! Решительным и в то же время мягким!
— Разве можно быть решительным с Зенобией? — с иронией спросил он.
Она усмехнулась, оценив его шутку. Прежде чем она успела ответить, в комнату вошла Зенобия. Взгляд Одената немедленно обратился на девушку, и он забыл обо всем на свете. Улыбнувшись, Баб выскользнула из комнаты и оставила влюбленных наедине.
Оденат не мог оторвать взгляд от Зенобии, покрасневшей от смущения и порозовевшей от принятой ванны. Слабый гиацинтовый аромат исходил от ее распущенных волос. На ней была простая белая туника. С минуту он стоял, не в силах двинуться с места. Потом услышал ее голос:
— Мой господин?
Чары разрушились. Он протянул к ней руки и почти грубо заключил в объятия. Одной рукой он крепко прижимал ее к своему телу, а другой притянул к себе ее голову, запутавшись в ее мягких волосах. Наклонившись, он легко коснулся губами ее губ и был рад, когда почувствовал, что по ее телу пробежала слабая дрожь.
— Ох, Зенобия! — прошептал он, целуя уголки ее губ, ее закрытые трепещущие веки.
Потом его губы встретились с ее губами. Его поцелуи становились все крепче. Ее руки скользнули вверх и обвились вокруг его шеи. Ее гибкое юное тело в страстном томлении прижалось к его телу. Очарованный зарождавшейся в ней страстью, он водил языком по ее губкам, и они инстинктивно раскрылись. Он начал с нежностью исследовать ароматную полость ее рта. Его рука, которая прежде поддерживала ее голову, теперь начала ласкать ее груди.
Страстное желание, которое столь таинственным образом зародилось в ней прошедшей ночью, вновь появилось и стало язвить ее. Взявшись неизвестно откуда, оно охватило ее и оставило задыхающейся и смущенной. Он настойчиво гладил большим пальцем кончики ее сосков, уже ставших тугими. Ей хотелось кричать от того странного наслаждения, которое давало ей это ощущение. Как это чудесно, это дивное чувство, которое называли любовью!
Прошло время, которое показалось ей вечностью. Он отпустил ее, и некоторое время она неуверенно покачивалась. Но в конце концов в голове у нее прояснилось, и постепенно она снова обрела устойчивость. Она услышала его голос, который доносился до нее, казалось, с большого расстояния, но слова были сказаны четко.
— Мы с твоим отцом подписали официальное соглашение о помолвке, мой цветок. Но Забаай сказал, что ты должна покинуть дворец до завтрашнего дня, когда будет сделано публичное оглашение. Мы не сможем видеться до самого дня нашей свадьбы.
— Но почему же? — взорвалась она, разочарованная.
— Забаай говорит, таков обычай. На мгновение ее губки плотно сжались, а потом она произнесла:
— Я должна поступить так, как требует мой отец. Ее покорность понравилась ему.
— Я принес тебе традиционный подарок, — сказал он. Он поднял вверх ее левую руку и надел ей на средний палец кольцо. Говорили, что нерв от среднего пальца идет прямо К сердцу.
Зенобия пристально посмотрела на большую круглую черную жемчужину в простой золотой оправе.
— Это… Невероятно! — тихо произнесла она. — У меня еще никогда не было такого кольца!
— Мой казначей говорит, что оно упомянуто в перечне подарков, посланных царицей Савской царю Соломону, когда он правил здесь, в Пальмире, и наблюдал за строительством города. Я знал, оно прекрасно пойдет к тебе, мой цветок! Оно так и пылает на фоне теплого абрикосового оттенка твоей кожи!
Ему пришлось выпустить ее руку. Он повернул ее и нежно поцеловал ее ладонь, отчего вниз по позвоночнику Зенобии прошла волна сладкой истомы.
Внезапно испугавшись, она выдернула свою руку. Он быстро поцеловал ее.
— Ох, моя Зенобия! — произнес он, и его теплое дыхание коснулось ее уха. — Такая уверенная в себе во всем, за исключением любви! Я научу тебя понимать те чувства, которые обуревают тебя и даже немного пугают. Я научу тебя любить и быть любимой. В отношениях между нами не останется места страху, колебаниям, мой цветок! Мы будем доверять друг другу!
Его губы снова легко коснулись ее губ.
— Я люблю тебя, Зенобия. Я люблю тебя!
За всю свою жизнь она еще никогда не была так близка к обмороку. Вцепившись в него, словно ребенок, она прошептала, задыхаясь:
— Я тоже люблю тебя, мой Ястреб! Я люблю тебя! Она произнесла эти слова, и это, казалось, принесло ей какое-то странное облегчение. Ни один из них не услышал, как дверь в переднюю приоткрылась.
— Готова ли ты к отъезду, дочь моя?
У двери стоял Забаай бен Селим, великодушно улыбаясь.
С виноватым видом они отскочили друг от друга. Залившись краской, Зенобия сказала:
— Я должна переодеться, отец.
— Нет! — возразил Оденат. — Я верну тебя в твой дом на носилках. Я не хочу, чтобы ты ехала, выставляя на всеобщее обозрение голые ноги.
К удивлению Забаая бен Селима, Зенобия наклонила голову в знак согласия и подошла к нему.
— Тогда я готова, отец.
Военачальнику бедави осталось только сказать:
— Баб приедет позже вместе с твоими вещами, дочь моя. Но Зенобия уже прошла мимо него и вышла за дверь.
— Сегодня поздно вечером я пошлю тебе известие относительно даты свадьбы, мой кузен, — сказал князь.
Военачальник бедави кивком выразил свое согласие и вышел из комнаты следом за своей дочерью.
Перед самым закатом в храме Юпитера высший жрец зарезал чистокровного белого ягненка. Пристально осмотрев дымящиеся внутренности, он объявил, что наиболее благоприятное время для свадьбы наступит через десять дней. Получив это известие от княжеского посланника, Забаай бен Селим улыбнулся про себя. Он подумал о том, какие обильные дары, должно быть, преподнес храму Оденат, чтобы получить столь желанное заключение по поводу даты своей женитьбы.
На следующий день о предстоящем торжестве объявили публично, и граждане Пальмиры восприняли это известие с восторгом.
Однако во дворце римского губернатора Антоний Порций Бланд, который все еще был представителем империи, принял эту новость не столь радостно.
— О, черт! — сказал он своему посетителю раздраженным голосом. — Я надеялся, что он так и будет довольствоваться своей маленькой наложницей-гречанкой. Если бы он умер, не имея законного наследника, Рим мог бы полностью и беспрепятственно завладеть этим городом.
— Но ведь мы и так владеем им! — возразил губернатору его посетитель.
— До тех пор, пока у Пальмиры есть законный правитель, всегда будет существовать возможность восстания, — возразил Антоний Порций.
— Я пришел к выводу, что Оденат абсолютно лоялен по отношению к Риму, — последовал ответ.
— Ах, он-то лоялен! Его невеста — вот кого я боюсь! Что за мегеру он выбрал, Марк Александр! Это Зенобия бат Забаай, наполовину александрийская гречанка и египтянка, а наполовину — дикарка-бедави.
