обласкали, пригрели и даже сделали советником?
Дубов еще не успел собраться с мыслями (которых у него, честно говоря, пока что не было ни одной), когда из-за соседнего столика послышался сиплый, пропитой голос:
– Бабла он им притаранил!
Собеседники одновременно повернулись на голос. Вид у мужичонки теперь был не заинтригованный, как пять минут назад, а уверенный и даже торжествующий, как у эксперта, только что высказавшего свое авторитетное мнение, или, скорее, как у участника телевизионной викторины, угадавшего правильный ответ на каверзный вопрос финальной игры.
– О! – с восторгом воскликнул Гена Быков, простирая в сторону небритого умника могучую длань. – Вот это сапиенс! Учись, пресса, как надо соображать! Именно – притаранил бабла. Или, в переводе на русский язык, оказал посильную финансовую помощь. Девушка! – громогласно обратился он к барменше, которой на вид было лет пятьдесят с хвостиком, но которая тем не менее с готовностью обернулась на это не вполне уместное обращение. – Девушка, налейте нашему другу сто... нет, сто пятьдесят граммов водочки! За мой счет, пожалуйста. Ему необходимо компенсировать расход умственной энергии. И знаете что? Налейте-ка заодно и нам!
– Три по сто пятьдесят – это будет четыреста пятьдесят, – хмуро заметила барменша.
– Верно, – согласился Гена, – давайте целую бутылку. Чего мелочиться, в самом деле? Тем более есть что отметить.
Вслед за бутылкой к их столику естественным порядком перекочевал сообразительный 'сапиенс' со своим недопитым пивом. От него так и шибало застарелым потом, перегаром и еще какой-то неопрятной кислятиной. Гена, пришедший от его сообразительности в не совсем понятное Дубову, но явно радостное возбуждение, торжественно разлил водку по пластмассовым стаканчикам. Они чокнулись, выпили и запили водку пивом.
– Таким образом, – продолжал захмелевший аспирант, – можно предположить, что наш магистр драпанул из родной Франции не с пустыми руками. Надо думать, он прихватил с собой малую толику орденского имущества – малую, разумеется, лишь по сравнению с невообразимым объемом накопленных орденом за два столетия богатств. Этой малой толики хватило, чтобы купить дружбу псковского князя, да и на черный день наверняка что-нибудь осталось.
– Знать бы, где он все это схоронил, – мечтательно просипел сообразительный гуманоид.
– Ну, этого мы, наверное, никогда не узнаем, – заметил Гена, разливая по стаканчикам остатки водки. – Скорее всего никакого клада не существует – если и был, его давно нашли и растащили. А жаль! Покидая родину, магистр ордена наверняка прихватил с собой самое ценное – вещи, имевшие не только высокую рыночную стоимость, но и огромную культурную, религиозную и историческую ценность. Ведь это же тамплиеры – орден, овеянный множеством легенд!
Дубов честно постарался вспомнить, что это за легенды, но вспомнил, увы, лишь парочку эпизодов из каких-то приключенческих фильмов. Один был про Индиану Джонса и повествовал о том, как была найдена чаша Святого Грааля, которую охранял, помнится, именно тамплиер. А в другом фильме современные тамплиеры в средневековых одеяниях, вооруженные автоматами 'узи', охраняли какие-то ворота, за которыми был заперт чуть ли не сам Сатана, и главную роль там играл швед Дольф Лундгрен.
– Но это не беда, – продолжал разглагольствовать Быков. – В конце концов, даже за то, что мы нашли в могиле, любой из современных российских археологов продаст душу дьяволу.
– А что вы там нашли? – заинтересованно спросил Дубов.
При вскрытии могилы тамплиера корреспондент 'Экспресса' Алексей Дубов не присутствовал. Виной тому была досадная случайность, которая могла произойти со всяким, но произошла, как назло, именно с ним. Перемещаясь вдоль земляного вала на краю раскопа, чтобы выбрать наиболее выгодный ракурс для запечатления в памяти цифрового фотоаппарата надгробной плиты и обступивших ее археологов, Дубов нечаянно задел носком ботинка лежавший тут же булыжник, округлый, увесистый, тянувший килограмма этак на три. Чертова каменюка, будто только того и ждала, набирая скорость, скатилась по осыпающемуся земляному откосу и нырнула в раскоп, где смачно влепилась в сыроватое глинистое дно в каком-нибудь метре от драгоценного надгробия. Звук получился, как от мощного удара гигантской боксерской перчаткой по титанической груше. Сидевший на корточках доктор Осмоловский резко обернулся на этот звук, некоторое время молча смотрел на булыжник, а потом медленно-медленно поднял голову и отыскал глазами замершего на краю раскопа, перепуганного чуть ли не до потери сознания Дубова. 'Геннадий Олегович, – подозрительно ровным голосом обратился он к аспиранту Гене, – батенька, не сочтите за труд, уберите, Христа ради, своего протеже подальше от раскопа. Уж очень не хочется грех на душу брать'.
Вот из-за этой досадной мелочи Дубов и лишился возможности наблюдать за самым интересным – за тем, как из разрытой могилы извлекали останки магистра рыцарского ордена тамплиеров. Вместо этого он сидел дома и писал ту самую заметку, что вызвала такую массу гневных и презрительных откликов.
– Много чего, – ответил на его вопрос Гена. – Могилка богатая, хоронили его хоть и за оградой, но со всеми почестями. Остатки одежды, фрагменты кольчуги, меч – между прочим, довольно редкая находка, – золотая рыцарская цепь с медальоном магистра, перстни, браслеты... Э, да что говорить! Один энклапион чего стоит!
– Ин... Как?
– Эн-кла-пион, – раздельно повторил Быков.
Дубов вынул из заднего кармана блокнот, ручку и старательно записал незнакомое слово.
– Это чего такое – энклапион? – спросил он, резонно рассудив, что лучше признаться в своем невежестве аспиранту Гене, чем опять что-нибудь напутать в статье и выставить себя на посмешище.
'Я вам покажу, – злобно подумал он, преисполняясь яду при воспоминании о том шквале уничижительных электронных посланий, что обрушился на сайт 'Экспресса' после выхода его заметки. – Теперь-то я заставлю вас всех заткнуться, потому что я с самого начала был прав и все, что я написал, – чистая правда. Жалко, что так называемая обратная связь работает только в одном направлении. Если журналист кого-то незаслуженно обидит, ему не поздоровится, а вот поливать грязью самого журналиста можно совершенно безнаказанно – не стану же я с ними со всеми судиться! Ну, и где справедливость? '
– Энклапион, Леха, – глотнув пивка, чтобы промочить пересохшее горло, сказал Быков, – это такой, понимаешь ли, складной нательный крест. Знаешь, по типу православных иконок-складней – берешь в руки этакую плоскую коробочку, открываешь – створка влево, створка вправо – и получаешь триптих.
