упоминаний о последних событиях в городе.
Александр Бондарович тоже страдал от жары. Он уже выбрался из 'фольксвагена', оставив машину под прикрытием кустов шиповника, и, устроившись в беседке, наблюдал за окнами квартиры подполковника 'Чаю решил попить, газетки почитать, – Александр смотрел на расплывчатую тень подполковника, отброшенную настольной лампой на кухонную занавеску. – Вроде бы никого не ждет. А даже если к нему и должна подтянуться какая-нибудь потаскуха, отшить ее я сумею'.
В том, что Александрыч дома один, сомнений не оставалось. Во-первых, Банда звонил ему домой – никто трубку не поднимал. Во-вторых, перед приездом хозяина все окна в квартире были безжизненно-черными, и только теперь в одном из них загорелся электрический свет.
Теперь Бондарович присматривался к дому. Казалось, сам архитектор позаботился о том, чтобы ему было легко попасть внутрь. Единственное неудобство имело явно местное происхождение – подполковник застеклил балкон, а то Банда мог бы просто спрыгнуть на балкон. На все еще слегка светившемся небе четко прорисовывалась островерхая крыша дома.
Бондарович докурил сигарету, забросил на плечо сумку и не спеша направился к зданию.
Пожарная лестница кончалась на уровне верхних перекрытий первого этажа, метрах в трех от земли. Банда осмотрелся. Эта сторона дома выходила на пустырь, единственным украшением которого служил детский городок. Время для детских прогулок было позднее, вокруг – никого. Бондарович вытащил из сумки веревку, размотал метров пять, аккуратно укладывая виток за витком на землю.
Оставшийся моток он перевязал, чтобы не раскрутился, и бросил его вверх.
С первой же попытки моток перелетел через одну из поперечин пожарной лестницы. Закрепив на веревке бегунки с клиньями, Бондарович через пару секунд оказался на лестнице. Передвигался он по ней осторожно – уж очень близко проходила лестница от окон. Наконец он оказался на крыше, скользкой, покрытой пластиковой черепицей.
Взобраться на крышу было довольно сложно из-за ее крутизны. Банда решил обойти дом по водосточному желобу. Вычисляя прочность желоба, в качестве материалов и проекта он не ошибался, но ни на минуту не забывал, что монтаж вели здешние строители.
Пару раз сегменты желоба предательски скрипели под ногой, в двух местах они вообще отсутствовали – приходилось, осторожно переставляя ноги, двигаться по наклонной плоскости островерхой крыши. Наконец Бондарович увидел под собой окно мансарды. Держась рукой за желоб, он заглянул в окно. Из-за приоткрытой двери пробивался свет. Плавное движение воздуха доносило из глубины квартиры запах кофе.
Обвязав веревку вокруг вентиляционной трубы, Бондарович испробовал ее на прочность, пару раз сильно дернув. В веревке он не сомневался – сомнения вызывала труба. Затем он бесшумно спустился по веревке к окну, завис перед ним, затем пару раз качнулся и впрыгнул в комнату. Веревку он отвел в сторону – теперь изнутри ее было не видно, а снаружи все больше и больше сгущалась южная темнота. Из мансарды вниз вела полувинтовая деревянная лесенка. Александрыч оказался хорошим хозяином – ни одна ступенька не скрипнула. Дойдя почти до самого низа, Бондарович приостановился:
Александрыч с шумом отставил стул и вышел из кухни.
'Куда же он направляется?' – Банда прижался к стене, и если бы подполковнику пришло в голову пойти в свой кабинет, то как только он вышел из-за угла, Банда одной рукой схватил бы его за шею, другой зажал бы ему рот. Однако Александрыч отсрочил свое свидание с Бондаровичем. Оказалось, что он успел раздеться на кухне догола и теперь шел в ванную, насвистывая себе под нос бодрый мотив какой-то комсомольской песни, слов которой наверняка никогда не знал.
Зашумела вода, потянуло запахом шампуня. Затем послышался плеск воды. Грузное тело Александрыча погрузилось в воду. Подполковник фыркал, отдувался, наслаждаясь прохладой и чистотой. Чтобы полегче дышалось, он не стал закрывать дверь.
Банда прошел в коридор, остановился у входной двери. Рядом с ней на стене чернел щиток электросчетчика.
Бондарович усмехнулся, прислушавшись к бодрому сопению Александрыча в ванной, вынул из сумки электрический фонарик с длинной ручкой, зажал его под мышкой и, распахнув дверцу счетчика, выключил электричество.
– Что там, б... такое? – тут же послышался из ванной бас подполковника. Бондарович, естественно, отвечать на этот дурацкий вопрос не стал. Он быстро, но бесшумно двинулся по коридору.
– Вечно так... – бурчал Александрыч, поднимаясь из воды. Он на ощупь пытался ухватиться за вешалку для полотенец, но никак не мог ее отыскать – света, пробивавшегося по изгибам коридора, не хватало даже на то, чтобы разглядеть собственные руки.
Бондарович с выключенным фонариком в руке остановился в дверном проеме. Александрыч насторожился: почувствовав присутствие кого-то еще, кроме себя, он тяжело задышал, боясь произнести хоть слово. Монотонно шумела вода, вырываясь из крана. Яркий сноп света ударил в лицо подполковнику, выхватив из темноты его редкие всклокоченные волосы и потухшие от испуга глаза. Огромный живот подрагивал, с него в ванну то и дело отваливались клочья пены и падали крупные капли.
– Привет, – сказал Бондарович.
– Я... – Александрыч попытался схватить что-нибудь, подходящее для самозащиты, но в руке у него оказался только кусок душистого мыла.
– Брось, – приказал Банда.
Кусок мыла, всхлипнув, исчез под водой. Александрыч прикрыл ладонью глаза, пытаясь рассмотреть, кто же стоит перед ним, но у него ничего не получилось – он видел только слепящий свет электрического фонарика.
– Кто вы? – наконец-то догадался спросить подполковник.
– Неважно, – ответил Банда.
– Зачем?.. Чего надо?.. – бормотал Александрыч.
Фонарик отклонился в сторону, и на стеклянной полочке заблестело лезвие раскладной опасной бритвы. Подполковник увидел, как из темноты возникает рука, берет бритву и вновь скрывается в темноте
