гнездо пулеметчика… драгоценный MG, на который Ярослав возлагал такие надежды, был превращен в бесполезные обломки.
Наконец грохот разрывов утих – и спустя несколько минут сменился ревом танковых двигателей. Из-под прикрытия деревьев выползали танки. Ярослав критически окинул взглядом цепь бронированных машин и присвистнул… Да, здесь был не самый важный участок фронта, и потому среди грохочущих монстров не было видно ни «Тигров», ни «Пантер». Но недостаток качества был вполне компенсирован количеством – здесь были и совсем устаревшие Pz-III, и чуть более новые, но все равно недостаточно хорошие Pz-IV. Зато их было много. За ними виднелись серые цепи пехоты.
Гулко ударило орудие на левом фланге.
– Отставить! – заорал Ярослав, надеясь, что сквозь треск автоматных очередей, гул моторов и свист пуль его голос долетит до артиллеристов. – Подпустить ближе!
Он выругался про себя – сержанту Иванникову, командиру левофлангового расчета, как, собственно, и остальным, был дан строгий приказ – бить только наверняка. В упор. В распоряжении Владимирова было всего три орудия, и демаскировать их раньше времени было совершеннейшей глупостью.
Снаряд, выпущенный Иванниковым, взметнул фонтан земли и пламени буквально в паре метров перед немецким танком. В ответ заговорило 75-миллиметровое орудие Pz-IV, к нему тут же присоединились два других. Позиция сержанта скрылась в дыму и пламени.
– Идиот, – прошептал Ярослав.
Танки ползли вперед, неспешно, чтобы не слишком оторваться от пехоты. Уже давно ни один уважающий себя немецкий танкист не желал оказаться один на один с этими сумасшедшими русскими, которые готовы бросаться под гусеницы, лишь бы нанести урон победоносному вермахту. А то начинают забрасывать танки бутылками с бензином… Славяне огрызались короткими очередями, гулко грохотал из-под обломков дома, превращенного во что-то вроде ДОТа, уцелевший MG, с другого фланга стрекотал дегтярь, прицельно били винтовки. Автоматчики, подчиняясь приказу, пока себя не обнаруживали, с такого расстояния стрелять из ППШ – только зря расходовать патроны.
И внезапно Ярослав ощутил, как по спине прошла волна холода. Он уже стоял вот так, на холме… рядом один за другим гибли товарищи, а к ним, грохоча и завывая, плюясь огнем, приближались враги – страшный сплав плоти и стали. Пальцы сами собой сомкнулись, принимая боевое положение, и Ярославу пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сдержать рефлекс и не метнуть в противника всеразрушающую боевую звезду.
– Артиллерия! Товсь! Пли!
Два уцелевших орудия дали слитный залп. Ярослав довольно улыбнулся – парни свое дело знают. Один из снарядов взорвался среди пехоты, не нанеся существенного ущерба, зато второй ударил прямо под башню танку. Танк встал, спустя несколько мгновений открылась крышка люка, и оттуда, в клубах дыма, появилась голова. Почти тут же она дернулась и поникла.
– Готов!!! – раздался вопль.
Ярослав присмотрелся – это вопил, высунувшись из окопа и потрясая винтовкой, охотник Бояринов.
Увы… весьма вероятно, он и в самом деле был хорошим охотником. Только вот звери не имеют привычки стрелять в ответ. Тело Бояринова дернулось и бессильно сползло на дно окопа, из пробитого пулей горла толчками выплескивалась кровь.
Теперь орудия стреляли вразнобой – с той скоростью, с которой заряжающие успевали забрасывать снаряды в казенник. Заговорила и сорокапятка Иванникова – видать, кто-то из расчета уцелел. Большая часть взрывов прореживала пехоту, но на поле перед холмом уже чадили четыре немецких танка.
Взрывной волной Матвейчука отшвырнуло от бревна, за которым он прятался. У горе-солдата не было даже винтовки – она так и осталась стоять, прислоненная к чудом уцелевшему дереву… Повар поднялся, пошатываясь, из носа и ушей бежали струйки крови, глаза невидяще уставились в одну точку. Потом взгляд его прояснился – он увидел, что его драгоценная кухня стоит на открытой местности, прекрасно видимая противнику. Быть может, в этот момент в голове у кашевара что-то сдвинулось, и он решил, что весь этот ужас, эти танки, эти порядком поредевшие, но все еще продвигающиеся вперед ряды серых солдат нацелены лишь на одно – на его замечательный котел, на увесистую флягу со спиртом, привязанную к станине кухни куском проволоки. Матвейчук рванулся к кухне – откатить в сторону, спрятать… Крупный осколок пронзил его тело навылет.
В дело вступили СУ. Грохот орудия был такой, что, казалось, само небо обрушилось Ярославу на голову. Тяжелый стопятидесятимиллиметровый снаряд ударил Pz-III прямо в башню – ее сорвало взрывом, отбросив на несколько метров назад. Прицел второй самоходки был менее удачен – в воздух, в дыме и пламени, полетели куски траков и сорванные колеса. Танк замер, затем его башня шевельнулась.
Танкистам нельзя было отказать в мужестве. Они не могли не понимать, что неподвижная машина станет замечательной мишенью для пушек, но вместо того, чтобы все бросить и драпать, они все же попытались отплатить красным. Им это не удалось – наводчик уже взял в перекрестие прицела русскую самоходку, с содроганием узнав в ней «Зверобоя», как ее звали красные, и уже готов был отправить снаряд в цель, как взрыв потряс Pz-IV. Снаряд противотанковой пушки пробил броню, превратив экипаж в кровавое месиво.
Бой продолжался. Самоходки подбили еще один танк, затем еще. Орудие сержанта Иванникова замолчало окончательно, прямое попадание снаряда покончило и с пушкой, и с остатками расчета. Ярослав теперь устроился в укрытии, образованном несколькими обугленными бревнами, и скупыми очередями отстреливал фрицев. У него оставалось еще два диска к ППШ… Из его роты к настоящему моменту, по самым оптимистичным подсчетам, оставалось в живых человек тридцать. Только что снаряды накрыли последнее уцелевшее орудие, почти одновременно клуб дыма выплеснулся из бронированной башни самоходки – прямое попадание.
Слева мелькнуло что-то синее… тучный капитан неловко, явно за отсутствием должной тренировки, полз к умолкшему дегтярю, рядом с которым лежали два безжизненных тела.
– Куда?! – заорал Ярослав. – Капитан, назад!
Тот или не слышал, или не счел нужным прислушаться к словам младшего по званию. Внезапно его тело дернулось, капитан замер, и Владимиров решил, что гэбист убит. Но прошла пара мгновений, и капитан снова пополз вперед, к пулемету, неловко таща за собой безжизненную ногу и оставляя на земле темный, влажный след.
До пулемета Знаменский добрался, хотя Ярослав мог бы поклясться, что капитана ранило еще раз. На некоторое время Ярослав отвлекся – немцы подобрались уже почти вплотную. Внезапно ударил дегтярь – в упор, буквально сметая немецких пехотинцев…
Ярослав не думал о том, что может погибнуть. Он видел перед собой цели – плоть и металл, проклятые киборги, что идут сжечь, уничтожить его родную землю. Он уже не помнил, что эта земля не была ему родной, и те, кто сейчас падал, сраженный пулями и осколками, не одной с ним крови. Это не имело значения. Он стрелял и видел, как падают серые фигуры. Стрелял, стараясь отсекать немцев от прикипевшего к пулемету Знаменского. Стрелял, когда изрешеченный пулями гэбист сполз на дно окопа, задрав к небу дымящийся ствол уже бесполезного дегтяря. Глухо клацнул затвор – Ярослав пошарил рукой возле себя, но ладонь скользила лишь по стреляным гильзам. Владимиров рванул из кобуры пистолет, выстрелил раз, другой… пули, которые его мозг неосознанно направлял в цель, не знали промаха. Затем взвыло чувство опасности, он метнулся в сторону, под прикрытие остатков каменной стены. Связист, оказавшийся рядом с лейтенантом, что-то орал в трубку, пытаясь перекрыть криком грохот боя. Громыхнул взрыв – в то место, где Владимиров находился несколько секунд назад, ударил снаряд. Связист вдруг замер на полуслове, а затем тяжело повалился лицом вперед.
Рев мотора раздался слева. Ярослав обернулся – прямо на него, фыркая и окутываясь сизыми облаками выхлопных газов, полз танк с белыми крестами на башне. Пистолет дернулся, посылая пулю точно в смотровую щель механика-водителя. Танк остановился, а затем ствол его орудия наклонился… Владимиров зримо ощутил, как палец того, кто сидел в башне, тянется к спуску… еще мгновение, и тяжелый снаряд ударит прямо в русского офицера, полулежащего перед танком с одним пистолетом в руках. Помимо воли рука Ярослава дернулась, пальцы сложились в боевую фигуру, потрескавшиеся губы вытолкнули нужные слова… Крошечная, с орех размером, голубая звезда сорвалась с пальцев, вонзилась в броню, без усилия прожгла ее и уже там, внутри, расцвела ослепительно ярким цветком взрыва. Танк словно бы подпрыгнул на
