прижгли каленым железом. Поршень шприца медленно подошел к отметке ноль.
Александр замер, боясь сломать иголку.
– Отсчет времени пошел, – предупредил хозяин, – считай, живешь сейчас минута за год. Все-таки интересно себя чувствуешь, когда знаешь с точностью до минуты, когда умрешь.
Он снял с запястья дорогие часы в металлическом корпусе и поднес их к самому лицу Чеснокова.
– Видишь, тебе девятнадцать оборотов осталось. А мне еще надо успеть ампулу открыть, второй шприц набрать. Пока не расскажешь, противоядие не введут. И помни – второй-то ампулы у меня нет.
Он аккуратно положил часы на пол. Чесноков тут же скосил на них глаза, боясь упустить взглядом стремительное движение секундной стрелки. А хозяин дома подошел к тискам, повернул ручку, раздвигая губки, а затем поставил между ними ампулу и осторожно принялся крутить ручку, сводя стальные губки.
– Осторожно, она же треснет! – надорванным голосом умолял Чесноков.
– А чего ты так распереживался, если не хочешь мне говорить о деньгах? Вот если ты мне расскажешь, то можешь считать эту ампулу своей. Тогда и переживай за ее сохранность.
Чеснокову казалось, что от прерывистого движения секундной стрелки вздрагивает даже бетонный пол. Он смотрел на тонкую, как волосок, стрелку, неумолимо отсчитывающую деления на циферблате. Ему казалось, стоит лишь сильно захотеть, и он сможет остановить ее движение одним взглядом, сумеет остановить время для самого себя, пока не подоспеет помощь.
Но откуда может прийти эта помощь, если пять оборотов из двадцати стрелка уже совершила?
Александр Чесноков мысленно проговорил свое признание. На это ушло ровно двадцать секунд. Значит, и их нужно отбросить.
– Да говори же! – взмолился Рублев. – Говори! Черт тебя подери.
Он понял, что если признается сам, то Чеснокову конец. Никто не станет тогда вводить ему противоядие.
– Говори же! – истошно закричал он и рванулся вперед, напрочь забыв, что привязан к стулу.
Чесноков часто заморгал, посмотрел на него и тут же повернул голову, вновь вперив безумный взгляд в циферблат часов.
– Я все скажу, – внезапно потерянным голосом заговорил он, – все-все.
– Только скорее! Это напрямую касается тебя, – неторопливо ответил хозяин, замерев возле тисков, в губках которых поблескивала стеклянная ампула, такая хрупкая и нежная, что к ней в теперешней ситуации страшно было даже прикоснуться пальцем.
– Деньги привезет.., они прибудут самолетом из Шеннона. Четыре миллиона долларов наличными в купюрах по сто, пятьдесят и двадцать.
– Когда? – последовал вопрос.
– В четверг, где-то около двенадцати ночи он совершит посадку.
– Это пассажирский рейс или грузовой?
– Грузовой транспорт. В Шенноне он примет деньги с Вашингтонского рейса и возьмет курс на Пулково. Быстрее же! Я сказал все!
– Не торопись.
– Что еще вам надо?!
– Кто встречает груз?
– Его будет встречать броневик нашего банка и две машины охраны, нанятые у фирмы «Одиссей».
– Сколько человек?
– Точно не знаю, окончательной договоренности еще не было. Ну скорее же, время идет!
– А может, ты что-то перепутал?
– Я сказал правду!
Хозяин посмотрел на Рублева. Тот тут же закивал головой.
– Да, это абсолютно точно, каждое слово правдиво.
Введите же скорее противоядие!
Хозяин принялся лениво откручивать ручку тисков, при этом даже не подставив ладонь под ампулу.
«Еще пол-оборота и она упадет на металлический верстак! – с ужасом подумал Андрей. – Упадет и разобьется. Вдребезги!»
Еще раз скрипнул винт тисков и уже летящую вниз ампулу подхватила широкая, крепкая ладонь.
– Ну вот, а ты беспокоился. У нас все честно, все точно, как в аптеке. Лови! – и он подбросил ампулу почти к самому потолку гаража.
Вот тут-то время и впрямь остановилось для Чеснокова, он провожал взглядом искрящуюся ампулу. Она, как казалось ему, летела медленно-медленно, и если бы он не был связан, то легко бы поймал ее.., не дал бы разбиться. Прыгнул бы к самому потолку и поймал бы.
Охранник одной рукой ловко подхватил ампулу и показал Чеснокову, зажав ее между пальцев.
– Вот она, целенькая и невредимая.
Затем надрезал стекло, отломил горлышко, взял в руку шприц. На лбу Чеснокова уже выступили крупные капли пота, его пересохший язык чуть ворочался во рту.
– Скорее же, я умру! Осталось всего три минуты! Три! Нет, две с половиной, она не успеет подействовать! Вы опоздаете!
– Подействует, не дергайся.
– Скорее!
Иголка скользнула в стеклянную горловину, отколов от нее маленький треугольничек стекла.
Рублев видел это отчетливо – так, словно бы рассматривал руку охранника, ампулу и иголку шприца под большим, но невидимым увеличительным стеклом. Медленно двигался поршень, отсасывавший жидкость.
– Ну, а теперь чего ты дергаешься? – спросил охранник, становясь на одно колено подле лежащего на боку вместе со стулом Чеснокова.
– Скорее!
– Какой ты нетерпеливый. А дружка твоего жаль.
Придется его закопать.
Чесноков замер, облизывая потрескавшиеся от жажды губы. Глаза его горели безумным огнем радости: буду жить, а остальное – неважно!
Андрей чувствовал, как испаряется радость из-за того, что друг остался живым, ведь теперь смерть ждала его, если, конечно, верить обещаниям бандитов. Ему вспомнилась яма, которую он ночью копал собственноручно. Она сегодня станет его могилой.
Тонкая иголка скользнула по коже. Охранник сжал плоть Чеснокова двумя пальцами, и острие провалилось в мышцу с легким похрустыванием. Глаза Чеснокова жадно ловили деления, которые проходил поршень, ему казалось, его сейчас обманут, поршень сейчас дойдет до середины меток и остановится, противоядия не хватит для того, чтобы погасить действие яда.
«Но пока хозяин и его охранник сдерживают данное обещание», – подумал Александр.
Поршень остановился возле отметки "О", игла вновь показала свое острие. На лице Александра появилась блаженная улыбка радости и облегчения. Наверное, он никогда раньше не выглядел таким счастливым.
– Пить… – протяжно и даже ласково проговорил он, глубоко дыша. – Пить!
Рублев осознал, ничья жизнь, кроме собственной, Чеснокова сейчас больше не занимает.
Охранник и хозяин дома переглянулись.
– Можешь развязать его, – скомандовал главарь бандитов.
Нож легко разрезал веревки, тонкие, но прочные.
Чесноков не спешил подниматься, он лежал, глядя на слепящую лампочку накаливания прямо над своей головой. Затем он, повернув глаза, посмотрел на часы. Шла двадцать вторая минута с того самого момента, как ему сделали первый укол.
«Я уже мог быть мертвым», – подумал он и внезапно ощутил, что ни руки, ни ноги не слушаются его.
Он еще сумел с трудом повернуть голову, чтобы вновь посмотреть на слепящий свет.
«Это пройдет, – подумал он, – обязательно пройдет, я так много всего успел пережить, я так боялся,
