кожей. Но вспомни, сколько раз ты спала за бабки с еще худшими мужиками. А за одну ночь с ним я лично отстегну тебе десять тысяч баксов.
– Десять кусков за ночь – деньги солидные. Но ведь он станет моим начальником и повадится при каждом удобном случае нырять в мою койку, – сохранив брезгливую мину, сказала Черняева.
– Ой, какие мы стали нежные. Но других вариантов нет, придется помучиться. На крайняк, если будет совсем невмоготу, выскочишь замуж. Тогда он отцепится, – все еще добродушно посоветовал авторитет.
Однако Черняева почувствовала, что в любой момент его терпение может лопнуть и он заговорит с ней иначе, станет требовать, угрожать. В любом случае ей придется подчиниться его воле, так лучше сделать это, не обостряя отношения с уголовником, которому достаточно пошевелить пальцем, чтобы уничтожить ее.
– Видно, судьба у меня такая. Ступила в молодости на скользкую дорожку и уже не могу с нее сойти, – вздохнула Черняева. – Так где господин депутат назначил мне встречу?
Господин депутат ждал ее на казенной, а может, уже и приватизированной им квартире. Наверное, авторитет намекнул, что с женщиной не стоит миндальничать, водить по ресторанам или, смешнее того, в кино, а можно сразу приступить к телу.
Депутатские хоромы поражали необъятными размерами. Остальное шло по убывающей. Качество отделки было добротным, но ничего сверхъестественного, а обстановка заставляла думать, что депутат живет на одну зарплату.
'Это тебе не либеральные демократы, которые любят щегольнуть своим богатством. Небось тщательно скрываешь левые доходы от придирчивого ока товарищей по партии”, – язвительно подумала Черняева.
Словно в подтверждение ее мыслей, она увидела изобилующий деликатесами стол, в центре которого стоял роскошный букет орхидей. Депутат, представившийся Женей, галантно усадил Черняеву рядом с собой. Он оказался менее противным, чем представляла себе Анастасия Леонидовна, но это только усилило ее раздражение.
– Я пришла сюда обсуждать дела, а не пьянствовать, – довольно резко сказала она.
Евгений сделал вид, что не заметил резкости. А может, действительно не заметил?
– Под рюмочку человека узнаешь куда быстрее. Сейчас выпьем, поговорим по душам, разберемся, кто чем дышит. А о делах говорить рано, сначала надо вас с людьми познакомить.
Он чувствовал себя несколько не в своей тарелке, и Черняева решила усугубить ситуацию.
– А ваша семья дома осталась или вы закоренелый холостяк? – ангельским голосочком спросила она.
Был бы здесь Волына, убил бы ее на месте. А депутат замялся и после паузы тихо сказал:
– Это не имеет отношения к нашей с вами будущей работе.
Черняеву передернуло. Отвращение, которое она испытывала, переступив порог этой квартиры, с каждой минутой усиливалось. Она не могла слушать депутата, смотреть в его масляную физиономию. Он был ей противен – до тошноты, до рвоты. Впрочем, она до поры до времени ловко скрывала это и начала действовать с чисто женской хитростью. Анастасия Леонидовна решила споить будущего друга по партии. Черняева усердно подливала ему водку, а сама маленькими глотками пила шампанское. Увы, дорогой Женечка в избытке обладал самым ценным для народного избранника качеством – с упорством бульдозера он двигался к поставленной цели, и вскоре Черняева с ужасом заметила, что водка в стопке остается почти нетронутой. Женечка тоже стал не пить, а пригубливать. Он захмелел ровно настолько, чтобы желание обладать взяло верх над стыдом, и начал действовать.
С тихим жужжанием стереосистема всосала лазерный диск, и в комнату, словно морская волна, хлынула слезоточивая мелодия. Депутат церемонно наклонился и потащил даму танцевать. Но Женечка крупно просчитался. Лучше бы он включил мелодии своей молодости: танго, вальс. Эта музыка не вызывала у Черняевой особых эмоций, с ней у нее не было ничего связано. А пронзительный, исполненный болью и страданием голос Селин Дион напомнил женщине о трогательной истории пятилетней давности, одном из самых длительных и страстных ее романов, где чувства были горячи и взаимны. Да, кажется, тот мальчик тоже любил ее, хотя и был на десять лет моложе. К сожалению, их выследили люди его отца, в то время известного банкира, и вернули мальчика невесте. Самое обидное, что папу месяцев через восемь пристрелили. Скоты, не могли сделать этого на год раньше. Может, теперь она была бы женой русского мультимиллионера.
Музыка стихла, Черняева открыла глаза. О, какое это было жестокое надругательство над ней и знаменитой сказкой! Там чудовище превратилось в красавца, а здесь остался престарелый депутатствующий урод. Он крепче сжал объятия, словно надеясь слиться в одно целое с роскошным женским телом.
– Женечка, а ты, дружочек, ничего не забыл? – вкрадчивым голосом спросила Черняева.
– Что я мог забыть? – поинтересовался депутат, самонадеянно решив, что женщина имеет в виду презервативы.
– Тебе давно пора принимать ле-ка-а-рства! – громко и нараспев выдала Анастасия Леонидовна.
Но и тут депутат – старый пройдоха – ловко извернулся.
– Под лекарством ты имела в виду себя? – похотливо спросил он, и его рука, скользнув на ягодицу, прижала бедро женщины к вяло наливающемуся мужскому естеству.
Черняева с необычайной ясностью поняла, что она в ловушке. Никакие ее уговоры и хитроумные уловки не остановят раздираемого похотью депутата. Можно было бы освободиться силой, но и она, увы, не на ее стороне. Разве что улучить момент и шандарахнуть любезного Женечку бутылкой по башке. А если она перестарается? Вот привалит счастье журналюгам! “Депутат Мосгордумы в пьяной ссоре убивает члена нижней палаты Парламента!” “Бутылка и женщина свели в могилу одного из лидеров проправительственной думской фракции!” Нет, о бутылке лучше забыть. Может, сделать, как в кино? Привязать руки Женечки к спинкам кровати, посулив райское наслаждение, и быстренько смыться?
Тут Евгений отпустил, даже почти оттолкнул ее и неразборчиво пробормотал:
