– Пойте!
Гнуся и срываясь голосами, запели.
Улька держалась о бок с Сенькой, если встречался буерак или канава, он, подхватив за локоть девку, прыгал, увлекая ее. Старухи с клюками переползали рытвины, старики часто вязли, тогда им помогали другие. На их пути в поле солдаты на дровнях возили бревна выморочных изб и амбаров, иные, разрыв снег, рубили мерзлую землю кирками, другие выкидывали мерзлые комья на снег в сторону.
Нищие, подходя, пели:
– Калики идут! – копая землю, сказал один солдат. Другой пригляделся, прислушался, ответил:
– Вижу и слышу! Куда их черт несет по засекам-то? Еще стрельцам доведут… Эй, вы, пошли в обрат!
Другой перестал копать, слушал пение:
– Ну?
– Чуй-ка, во што! Пущай пробредут… Увидят работу, не осмыслят, чего для робим… Хлеба на Коломне стаёт мало, и нам прибыльнее… чуешь?
– Чую, черт с ними, хлеба впрямь мало – зорена-таки Коломна.
– Не лай их, они святые!
– Ну, святые они такие – глядят востро, у гузна пестро и с хвостиком! Пущай идут.
– Можно ли, служилые люди, нам ту шествовать?! Остановились, закланялись.
– Куда приправляете, убогие?
– А на Коломенску дорогу, что-те на Москву-у!
– Вот ту, краешком проходите, не оборвитесь в яму и не пугайте, прямо идите – вон на тот лес, там и дорога…
– Сохрани вас господь!
– По душу вашу добрую за здоровье помолим-си-и! Прошли засеку, запели:
Вышли на дорогу, а как двинулись по ней верст пять– стрельцы на конях, встреча неладная и страшная. Старцы засуетились:
– Вот-то беда наша! Напасть…
– Спаси сохрани… – крестились старухи. Таисий оглянулся на них, приказал:
– Пойте! Успокоились и запели:
– Эй, убогие! Стопчем, убредай в сторону! Нищие, увязая в снегу, побрели в сторону.
Стрельцы кое проехали, иные остановили коней, десятник стрелецкий спросил:
– Куда путь наладили?! Нищие, убредая, пели:
– Куда бредете?
– На Москву, служилые государевы люди!
– Кто ваш старшой, выйди на дорогу. Таисий вышел, подошел к лошади сбоку.
– Кормильцы, поильцы, нищеты обогревальцы! – кричали нищие.
– На Москву с округи надо по отписке от воеводы.
– Есть она у меня, старец дал! – сказал Таисий. Вынув из-за пазухи из-под кушака плат, развернул, подал бумагу. Десятник, пригнувшись на седле, бумагу принял.
– На Москву, родимый, сказывают, в Китай-город, бредем…
– Патриарх указал – в Кремль никого не пущать и в Китай, гляди, не пустят…
– Уж и не ведаем, как будем…
Десятник пробовал читать бумагу, да не справился с чтением, крикнул:
– Эй, воин в бумажной шапке, плыви сюда!
Подъехал в стрелецком, полтевском кафтане белом подьячий, увешанный у седла многим оружием:
– Чего остоялись?
– Да вот по твоей части, а я не пойму – хитро вирано – бумага от воеводы на проход убожих…
Подьячий взял бумагу, бойко пробежал по ней глазами, оглядел подписи и печать.
– Все ладно! Грамота Дворцового приказа, тот приказ, меж иных дел, ведает и нищими, а тут зри-ко: нищие «верховые богомольцы…»
