– Холодно, Бадин-Яш! – сказал Павел Иванович. – Озяб ночью?
– Ничего, – добродушно улыбнулся Бадин-Яш, – еще мала-мала озябну!
– А ты скажи, Бадин-Яш, когда тепло будет? У людей лето, а у нас все ноябрь!
– Ишо мала-мала – и тепло будет. День, два, три – и тепло будет. Лето будет!
Чечек обрадовалась. Бадин-Яш сказал: скоро тепло будет, значит, и правда будет тепло. Бадин-Яш всегда все знает. Знает, когда кедровые орехи уродятся, а когда нет – еще зимой скажет. Все пастбища в тайге знает, тропки, ручьи. Директор конного завода, когда собирает совет насчет пастбищ, всегда и Бадин-Яша зовет. И больше всех слушает Бадин-Яша…
Чечек прибежала домой:
– Матушка, через два дня тепло будет! Поедем с тобою к бабушке Тарынчак!
– А как же я поеду, – сказала мать, – мы еще не кончила овец стричь! А потом на покос пойдем. Надо скоту к весне сена запасать – к весне скотина отощает, подкармливать будем. А то вдруг гололедица случится, снег льдом подернется – скотина снег раскопать не сможет, особенно овцы: у них копытца слабенькие, и будут ходить голодные… Вот тут опять сено нужно. Ну как же я, дочка, в горячую пору могу с фермы уехать? Я не могу, дочка. А ты, если хочешь, поезжай. Вот повезут продукты в бригаду, и ты поезжай.
– Ладно, поеду. Книжки возьму, бабушке читать буду.
– Э, бабушке читать! Бабушка русских книг не понимает.
– А я буду рассказывать!
– Ты будешь рассказывать, бабушка будет рассказывать – кто только у вас слушать будет? Обе рассказывать мастерицы! Ты вот мне почитай, я хоть послушаю, как ты читаешь.
Чечек взяла книгу, но, взглянув нечаянно в окно, вскочила:
– Легковая машина пришла! Вон, вон, около директорова дома остановилась! – и, схватив шубейку, выбежала на улицу.
Но минут через двадцать она вернулась:
– Так себе. Какие-то люди. Говорят – из Новосибирска. Хотели кино снимать, а не стали. Уехали… Давай я тебе почитаю.
Но мать уже собиралась на работу.
– А ты что ж, на них рассердилась? – улыбнулась мать.
– Конечно, – ответила Чечек, надув губы. – А что им у нас не понравилось? Уехали!.. А нам как хотелось посмотреть! Все ребятишки набежали. Мы же никогда не видели, как кино снимают.
– Еще увидишь, – сказала мать, – жизнь велика. Вымой посуду, дочка, а я в загон пойду.
У бабушки Тарынчак
Как сказал Бадин-Яш, так и случилось: два дня дул ледяной ветер, два дня лежали на конусах гор тяжелые облака, а на третий день люди проснулись и увидели ясную, тихую зарю, услышали птичий щебет. Солнце засияло по-летнему и сразу согрело долину.
В этот день Чечек на повозке с продуктами ехала к бабушке Тарынчак. Как давно она не была в этой тихой долине, где стояли старые аилы коннозаводской бригады! Сытые лошади шли не спеша. Молодой рабочий – широкоскулый Антон – напевал тихонько и не погонял лошадей: день хороший, солнце греет – куда торопиться? Дорога шла по большой долине, засеянной рожью. Чуть заметный ветерок волнами проходил по густой, невысокой, еще зеленой ржи.
– Эх, рожь! – прервав монотонную песню, сказал Антон. – Уж пора бы в трубку закручиваться, а она от холода совсем застыла, росту нет…
И снова запел. Как ни застывают поля от холода, а все-таки отогреваются, и хлеба созревают помаленьку. Неровный климат в Горном Алтае, неверный… но борется с ним богатая черная алтайская земля. И борется советский человек! Острыми плугами вспахивает он землю, удобряет ее и навозом и минералами – разные химические удобрения стали применять люди… А сеют тоже не как придется, а лучшими сортовыми семенами засевают поля… И чего теперь только не растет в долинах: и рожь, и овес, и лен, и гречиха!.. Когда это было на Алтае?..
Вечерело. Над долиной сияло большое оранжевое солнце, и синие тени ложились от высоких лиственниц. Окруженные горами и густой хвойной тайгой, в долине стояли аилы – конусообразные шалаши, древние жилища алтайцев. Вот виден аил бабушки Тарынчак.
Чечек взяла вожжи из рук Антона:
– А ну-ка, пошли! Бегите скорей! Вот еще!..
Лошади прибавили шагу, пустились ленивой рысью. У крайнего аила Чечек соскочила с повозки:
– Бабушка, эзен! Как поживаешь?
Из открытой дверцы аила выглянула бабушка Тарынчак. Лицо у нее морщинистое, коричневое, из-под набухших век светятся веселые узкие, как щелочки, глаза. На ее круглой меховой шапке красуется черная кисть, а на плечи свешиваются жесткие черные косы. Бабушка вынула изо рта дымящуюся трубку и широко улыбнулась:
– Эзен, эзен, внучка! Вот как хорошо, что приехала! А я одна и одна… Старый Торбогош в тайге, редко домой приходит… Входи, садись, Чечек, поешь – мясо есть, сырчик есть… Чегень[8] хороший!
Чечек вошла в аил – как давно не была она здесь! – и уселась на полу, на упругой, густой шкуре дикого козла.
Посреди аила, в ямке, вырытой в земляном полу, жарко рдели крупные угли. Бабушка подбросила
