расспрашивать дальше. Вместо этого он заговорил о себе:
— А я работал на стройке. Знаете, эти маленькие коттеджи на Айленде? Ну, фирма обанкротилась, я и вылетел.
Райдер кивнул.
— По профессии-то я не строитель, — продолжал Лонгмэн, — раньше я был машинистом подземки.
— Вышли на пенсию?
— Мне только сорок один!
— Я примерно так и представлял себе ваш возраст, — вежливо сказал Райдер. — Потому и удивился, что вы так рано вышли на пенсию.
Это было изящное извинение, но Логмэн на него не повелся. Он знал, что потасканный вид и ранняя седина сильно старят его. Он ответил:
— Я проработал машинистом около восьми лет, но какое-то время назад ушел оттуда.
Райдер снова кивнул. Девяносто девять человек из ста в этом случае поинтересовались бы, с чего это он вздумал бросить хорошую работу? Допустим, Райдеру на это совершенно наплевать, но хотя бы простая вежливость требовала, чтобы он задал вопрос. Но Райдер молчал. Раздосадованный Лонгмэн сам задал встречный вопрос, которого до сих пор старательно избегал:
— А вы кто по профессии? Я имею в виду основную вашу профессию?
— Я бывший военный.
— И в каком чине вы вышли в отставку?
— Полковник.
Лонгмэн смутился. По собственному опыту армейской службы он знал, что в тридцать лет — а примерно столько он на глазок дал Райдеру — невозможно дослужиться до полковника. Странно, парень совсем не похож на лжеца. Лонгмэн не знал, что и думать, но Райдер тут же добавил:
— Это было не в американской армии.
Объяснение отнюдь не развеяло недоверия Лонгмэна. А в какой же еще мог служить Райдер? Говорил он, как типичный уроженец Нью-Йорка, ни намека на акцент. В канадской, что ли? Но и там к тридцати до полковника не дослужишься…
Он подошел к окошку, забрал свою книжку, затем подождал Райдера. Выйдя, они двинулись в сторону Шестой авеню.
— Вам куда? — спросил Лонгмэн.
— Да все равно, хочу немного прогуляться.
— Не возражаете, если вместе? Мне тоже делать нечего.
Они шли в сторону Тридцатых улиц, обмениваясь незначащими замечаниями, но загадка не давала Лонгмэну покоя, и наконец, остановившись на краю тротуара перед светофором, он спросил в лоб:
— Так в какой же армии вы служили?
Райдер выдержал столь долгую паузу, что Лонгмэн уже собрался извиниться за бестактный вопрос, но ответ все же последовал:
— Вы имеете в виду последнюю? Биафра.[5]
— Ух ты! — сказал Лонгмэн. — Понимаю.
— А до этого — Конго. Ну, и еще Боливия.
— Так вы солдат удачи? — Лонгмэн в таком количестве поглощал всякое остросюжетное чтиво, что подобные эпитеты были для него привычными.
— Ну, это довольно дурацкое определение. Наемник — вот более правильное слово.
— Но наемник — это ведь тот, кто воюет ради денег.
— Вот именно.
— И все же, — жизнерадостно продолжал Лонгмэн, стараясь заглушить неприятную мысль, что воевать за деньги — примерно то же самое, что убивать за деньги, — и все же я уверен, что в любом случае для вас важнее были приключения, а не деньги.
— В Биафре я командовал батальоном. Мне платили две с половиной тысячи в месяц, и сбавь они хоть цент, я бы к этому делу и пальцем не притронулся.
— Биафра, Конго, Боливия, — изумленно повторял Лонгмэн. — Постойте-ка, Боливия — это ведь там, где Че Гевара? Вы что же, были с ним?
— Нет, я был как раз на другой стороне. С теми, кто его прикончил.
— Помилуйте, я вовсе не думаю, что вы были на стороне красных, — заторопился Лонгмэн.
— Я на стороне тех, кто мне платит.
— Какая же все-таки волнующая, славная жизнь! — воскликнул Лонгмэн. — А что заставило вас бросить все это?
— Рынок сузился. Нет работы. А пособий по безработице там не платят.
— И как же устраиваются на такую работу?
— А как вы устроились машинистом в метро?
— Ну, это совсем другое. Обычная работа, надо же на жизнь зарабатывать.
— И я пошел в солдаты по той же причине. Пива не хотите?
После этого прогулка и пиво стали еженедельным обычаем. Поначалу Лонгмэн не мог взять в толк, зачем такой человек, как Райдер, возится с ним, но в конце концов он понял: как и он сам, как и многие в этом городе, Райдер был одинок. Так что на час или два в неделю они скрашивали одиночество друг друга; но общение их, после тех первых откровений, вновь стало совершенно нейтральным.
А потом, в один день, все изменилось.
Началось все довольно невинно — с газетного заголовка. Они увидели его в газете, лежавшей на стойке бара, куда они зашли выпить по традиционной кружке пива: ПЕРЕСТРЕЛКА В МЕТРО, ДВОЕ УБИТЫХ.
Двое грабителей попытались обчистить билетную кассу на станции в Бронксе. Коп, дежуривший на станции, вытащил пушку и пристрелил обоих. На газетном фото — два покойника на грязном полу станции; кассир высунулся из окошечка и разглядывает их.
— Торчки, — тоном знатока сказал Лонгмэн. — Никто больше не полезет за мелочью в билетную кассу. Дело того не стоит.
Райдер без всякого интереса кивнул. На этом все могло бы и закончиться, часто думал потом Лонгмэн, если бы его не понесло дальше и он бы не поделился с Райдером своими самыми сокровенными фантазиями.
— Уж если я бы хотел совершить преступление в метро, с кассой я бы точно не стал мелочиться.
— А что бы вы сделали?
— Например, захватил бы поезд, — брякнул Лонгмэн.
— Поезд метро? А что с ним потом делать?
— За него можно потребовать выкуп.
— Будь это мой поезд, я бы сказал вам: да заберите его себе на здоровье! — усмехнулся Райдер.
— Я не собираюсь требовать выкуп за сам поезд, — пояснил Лонгмэн. — Пассажиры. Заложники. Ясно?
— Как-то это слишком сложно, — покачал головой Райдер. — Не думаю, что это сработает.
— О, это может отлично сработать. Я время от времени подумываю над этим. Так просто, смеха ради.
Смех, правда, был невеселым. Это было его местью Системе, игрой, в которую он играл, когда обида подкатывала к горлу. Никогда он не думал, что совершит что-нибудь подобное в действительности.
Райдер поставил стакан с пивом на стойку, обернулся к Райдеру и посмотрел на него в упор.
— Почему вы уволились из метро? — спросил он ровным голосом. Командирским, как теперь уже понимал Лонгмэн.
Такого вопроса Лонгмэн совершенно не ожидал. Максимум, чего он мог ждать — это проявления вежливого интереса. Застигнутый врасплох, он, не успев сориентироваться, выпалил правду:
— Я не увольнялся. Меня вышибли с работы.
Райдер молча смотрел ему в глаза, ожидая продолжения.
