После Нового года, в первый же день занятий, шестой класс услышал неприятную новость: Елена Петровна тяжело заболела, и к ним в шестой пришла Вера Ивановна. Когда Вера Ивановна вошла в класс и, окинув девочек светлыми глазами, сообщила это, над партами пронёсся встревоженный вздох.
– А что с Еленой Петровной? – раздались голоса. – А когда она придёт?
Вера Ивановна спокойно поглядела на всех:
– Когда хотите спросить – поднимайте руку. И, обращаясь к учительнице, надо вставать. Разве вы этого не знаете?
Сима Агатова подняла руку.
– Встань и скажи, что ты хочешь, – сказала Вера Ивановна.
Сима встала. Смуглое лицо её жарко загорелось.
– Я хочу узнать, чем заболела Елена Петровна. Потому что мы её очень любим и…
– У Елены Петровны воспаление лёгких, – ответила Вера Ивановна, – и вернётся она в класс тогда, когда будет здорова.
Вера Ивановна прошлась от стола к окну, от окна к столу. Класс молчал.
– Надеюсь, вы каникулы не пробегали зря, – сказала она. – Полагаю, что вы читали, повторяли пройденное, готовились к занятиям? Наша главная задача – овладеть знаниями. И я надеюсь, мне не придётся напоминать вам об этом. А теперь начнём урок.
Зина слушала, поджав губы и опустив ресницы. Елена Петровна больна! Милая, добрая Елена Петровна! Зина только сейчас почувствовала, как ей нужно, как необходимо тёплое внимание их дорогой учительницы, и поняла, что эта учительница действительно дорога её сердцу. Уже напуганная одной страшной катастрофой в своей жизни, она ждала и здесь какой-то беды. Скучными, мрачными показались ей грядущие дни. Елены Петровны не будет у них. А Вера Ивановна, которую Зина боялась и сжималась в комок, когда та вызывала её отвечать, и от взгляда которой делалось холодно, – эта Вера Ивановна теперь будет всё время у них. Всё время, каждый день!
Зина оглянулась на девочек и увидела на их лицах то же выражение печали и разочарования. Казалось, родной класс утратил свою приветливость, и даже в «Берёзовой роще» на стене словно потускнело солнце В тот же день Сима Агатова, Шура, Фатьма и Зина побежали к Елене Петровне.
Дверь открыл долговязый подросток, с белокурыми волнистыми волосами, с торчащим на макушке завитком и тёмно-карими, такими же, как у Елены Петровны, глазами. Весь он был немножко несуразный – широкоплечий не по возрасту, ноги он ставил как-то носками внутрь, из рукавов вязаной курточки далеко вылезали крупные руки, с широкими запястьями – сразу видно, что курточка становилась ему мала. Он снисходительно, с высоты своего роста, поглядел на девочек:
– К Елене Петровне?
– Да! – ответила за всех Сима.
– Она в больнице. Только вы туда не ходите – к ней вас не пустят.
Девочки молчали, переглядывались. Так и уйти, ничего не узнав?
– Вам ясно? – осведомился подросток и поглядел на девочек – на каждую по очереди.
У него была какая-то своя, особая манера глядеть: ясные глаза ничего не выражали, губы складывались без улыбки – маленькая верхняя губа плотно прилегала к толстой нижней губе. И ничего не понять было по его лицу: рад ли он, что девочки пришли к Елене Петровне, или, наоборот, досадует на это. И тон такой категорический, что поворачивайся да уходи.
Но Зина никак не могла уйти, ни о чём больше не спросив.
– А как же нам узнать о здоровье? – нерешительно произнесла она. – Нам очень нужно!
– Нам очень нужно! – повторила и Фатьма, испугавшись, что он сейчас выпроводит их, ничего не ответив.
– Можете позвонить. Мы с мамой… Вернее, то я, то мама каждый день бываем в больнице.
– А как вас зовут? – осмелев, спросила Сима. Даже на неё подействовало это холодное, сдержанное обращение. – Вы родственник?
– Меня зовут Артемий. Я брат. Ещё вопросы будут?
Тот же ясный, ничего не выражающий взгляд, те же плотно сложенные губы. Только широкая бровь с маленьким шрамчиком у виска чуть приподнялась, словно спрашивая и ожидая ответа.
– Нет, не будут! – ответила Сима. Что-то сердило её в этом человеке, и она, резко повернувшись, распахнула дверь.
Шура и Фатьма, пробормотав «до свиданья», поспешили за нею. Но Зине было всё равно, как смотрит и как разговаривает этот суровый «брат». Она думала только об Елене Петровне.
– Скажите, а она очень больна? Очень сильно?.. А может, всё-таки в лёгкой форме?.. – спросила она, заглядывая ему в глаза.
– Мы с мамой думаем, что поправится. Она должна поправиться… – ответил он.
И вдруг Зина заметила, что в его лице что-то жалобно, по-ребячьи, дрогнуло.
– Я буду звонить вам. Ладно?
– Звони. – Он поерошил рукой свои пепельно-светлые волосы, словно собираясь сказать ещё что-то, но только нахмурился чуть-чуть и повторил: – Звони.
И закрыл за девочками дверь.
