— Здоровье любить не позволяет. Заходи быстрей. В бильярдной тепло. Срежемся. Партия — пятерка.
— Чего-то ты вновь расхрабрился.
— Риск — безнадежное дело.
— Не, сегодня ты выгодно рискуешь. Ты выспался, а я с ночной.
— А ты моложе.
«Не нужно бы играть на деньги. — Вячеслав натирал мелом кожаную нашлепку кия. — А, тоска».
Бил он с остервенением, спешно целясь, мазал, шары перескакивали через борт. Подумал, проигрывая партию: «Возьму и просажу получку».
За полдень Вячеслав положил кий на суконную траву стола, вышел в коридор, отдал Брилю деньги. Надеялся, что Бриль вернет ему т е пятнадцать рублей, по Бриль словно намертво позабыл про них.
Перед тем как распахнуть дверь, Вячеслав оглянулся: «Неужели действительно забыл?» Уходя, тоже оглянулся. К считающему его получку Брилю двигалась пудовыми шагами памятниковая фигура Стругова.
23
— Я проиграл получку.
Устя ахнула и тревожно посмотрела на мужа. Он сбросил ногу с колена, встал, тряхнул голубоватой сединой.
— На бильярде? Промерз небось?
— Сырость, будь неладна.
— Давай поешь горяченьких щей. Мать, поднеси ему рюмочку.
— Никаких подносов, бесстыднику. Из армии вон какие умные парни вертаются...
— Не причитай. Развлечься, что ли, нельзя. Позабыла, Устенька, младость. Ых, комитет бедноты! Подай-ка водочки, накорми, поедем отыгрываться. Я на курортах бильярдный чемпион. В американку могу, в пирамидку могу, в алягерр могу.
— Глупости ты бормочешь, Сережа.
— Рассудок, зима-лето. Я не мирволю. Ых, ладони чешутся. Сейчас поширяем кием! Двенадцатого от двух бортов в среднюю лузу. Бац. Точно.
Спотыкаясь и поскальзываясь, Вячеслав брел возле отца. Блазнилось пламя, присасывающееся к цистерне (резал ночью), щелканье и скачки шаров. В просвет между дремой подумал: «Что с отцом? Не устроил разгон? Идет отыгрывать получку? Либо подвох, либо ему, как и мне, обрыдло сердиться».
Перед комнатой отдыха Камаев дал Вячеславу полусотку, ободряюще саданул в плечо:
— Отыгрывайся лучше сам.
Резкий отцов удар в плечо, наблюдение за игрой Бриля и Стругова рассеяли магнитные силы сна, и Вячеслав шепнул Брилю:
— По четвертному билету.
Рыжий отшатнулся. После с лихой наигранностью щелкнул пальцами: превосходно!
Вячеслав подряд выиграл две партии. Ожидая, когда Бриль наполнит шарами треугольник, он взглянул на отца. Отец покачивался на стальной табуретке. Его лицо багровело, будто он держал на плечах невидимую тяжесть и покачивался вместе с нею.
Едва Вячеслав наклонился, чтобы разбить пирамиду, кто-то выхватил у него кий. Через мгновение он почувствовал, что оторван от пола и брошен к двери. Ударился боком о косяк, очутился в коридоре. Карающие руки не дали ему очухаться: подняли и столкнули с крыльца.
Когда глина перестала скользить под ногами, Вячеслав обернулся. Он хотел кинуться на того, кто позволил себе такую разнузданность, и увидел что-то коричневое, с шуршанием летящее к глазам. Коричневым и шуршащим оказался плащ, обидчиком — отец.
24
Леонид резал крест-накрест вилки капусты. Ксения чистила крупный, сладкий репчатый лук. Они всегда солили одну бочку капусты с головками лука.
Обрадовались Вячеславу, но быстро поскучнели: он был бледен, усталый, молчаливый.
— Отдохну у вас?
— Только что хотел просить тебя об этом.
Ксения положила голую луковицу в эмалированный таз, повела Вячеслава в спальню.
— Я поживу у вас? Немножко поживу. Демобилизованных очень скоро наделяют квартирой.
— Что стряслось?
— Отец... Разлом, одним словом.
— Чё ты в панику впадаешь? Такой парняга! Ты у нас в большие люди выйдешь.
— Невезение, Сень. Лечу в никуда. Наступают, Сень, последние времена. Себя-то не жаль. Не разбирай постель, на диван лягу.
— Бери, пока не поздно, Томку. Ее любой инженер с руками оторвет. Опасновато, разумеется. Роскошная внешность. Гулять, боюсь, будет. Отец того же боится. Падки вы на красивых да на искушенных.
— При красоте она еще и умна.
— Хватила лиха — вот и умна. Была бы раньше умна, не попалась бы. Рассказывала, муж-то ее детдомовцем прикинулся.
— Сень, ты объясни, как она могла чуть ли не до состояния рабыни докатиться? В магометанство едва не склонилась?!
— Дочка. И поскольку ее женская суть попала в зависимость... Ты это позже поймешь. Оно еще войдет в твое соображение.
— Спасибо тебе, Сень.
— Валик больно жесткий. Приподнимись-ка, подушку подложу. Отец в тебе души не чает. О твоем будущем беспокоится. Томку ты не упускай. Сказка у вас с ней должна быть.
— Не надо, Ксения.
— «Наступают последние времена»... Ишь, сказанул. Душа заходится.
Вячеслав уткнулся в подушку. Она издавала луковый запах, оставленный ладонями Ксении..
Где сейчас Тамара? Где-нибудь в овощехранилище, потому что на полях нечего делать — грязь. Будь он с ней, он бы перебирал картошку за двоих, она бы, тепло закутанная, пела ему.
Он услышал ее грудной, пронизанный нежностью голос. И увидел ее. Она переходила горную речку. Он побежал к ней. На тягуне его сшибло и понесло вздувающейся водой. Тамара швыряла в него галькой и хохотала табачным басом Леонида.
Не просыпаясь, Вячеслав понял, что уже скован забытьем, порадовался, что видел Тамару. После он ходил среди костров. Они казались потухшими, и лишь еле заметно высверливавшиеся в пепле ноздри указывали на то, что костры полны скрытого устойчивого жара.
Овеянный сырым холодом, Вячеслав очнулся. На улице ревел огромный грузовик. Узоры занавесок скользнули по стенам. В нахлынувшей тишине уловил хрипловатое дыхание матери.
— Ты, мам?
— Вставай, кабы не опоздал на работу.
Она присела на край дивана, прислонилась холодной щекой к его затылку. Горячее дуновение задело ухо Вячеслава.
