она спит, аристократически лежа на спине и сложив руки поверх одеяла, и думал, что давно превратился для нее в обузу, в некий бездушный атрибут, который необходимо иметь в хозяйстве и кормить невкусным супом для поддержания реноме достойной семейной женщины. Других применений себе как мужу и отцу Илья Алексеевич в их семейном укладе не находил.
Почему ему много лет казалось, что к дочери Тамара относится иначе? Почему не понимал, что жена родила Алису в первую очередь для того, чтобы иметь полное основание презрительно отзываться о бесплодных женщинах?
Ей нужна была среднестатистическая дочь, чтобы можно было хвастаться коллегам ее успехами, но другой раз и пожаловаться, а как же иначе? Воспитание ребенка — тяжелый труд, и никто не должен думать, что Тамара от него уклоняется. Окружающие должны наблюдать, как она старается во всех сферах жизни — и как жена, и как мать, и как ученый — и видеть достойные результаты этого труда.
Алису жена воспринимала не как человека с собственными желаниями, стремлениями, переживаниями, с собственным будущим, наконец. Это была ее дочь, и пока Алиса нормально исполняла эту роль, все остальное Тамару не волновало.
Илья Алексеевич понял это внезапно. Как-то Алиса оторвалась от книжки и спросила:
— Мама, что такое такт?
— Это когда ты умеешь не мешать окружающим, — назидательно сказала Тамара. — Например, если ты видишь, что я пришла с работы усталая, не нужно лезть ко мне с вопросами.
«Могла бы привести другой пример!» — подумал Илья Алексеевич гневно, и тут же на ум пришло множество мелких житейских ситуаций, доказывающих равнодушие жены.
Когда Алиса сказала, что ее похвалили в школе за активную общественную работу и за то, что она лучше всех убирает класс, жена процедила сквозь зубы: «Раз ты такая трудолюбивая, лучше бы больше помогала мне по хозяйству дома».
Жена действительно требовала от Алисы исполнения множества домашних работ, но вряд ли эти требования были обусловлены естественным желанием матери обучить дочь ведению хозяйства. Распоряжения вынести мусор, сходить в магазин, почистить картошку или погладить белье отдавались в форме приказов, при этом Тамара не тратила времени, чтобы привить дочери полезные навыки. Она приказывала и потом ругала за плохо исполненную работу, а показывать, как нужно делать домашние дела наилучшим образом, не считала нужным.
Один раз Алисе захотелось куклу. Это была действительно достойная кукла, даже на непросвещенный взгляд Ильи Алексеевича. Стоило великолепие дорого, но он решил, что с зарплаты вполне может порадовать дочку. По привычке он отдал зарплату жене, а на следующий день попросил нужную сумму. Тамара отказала, да еще и провела с дочерью длительную беседу, объясняя, что только плохие, эгоистичные девочки могут клянчить у родителей дорогие игрушки. Кроме того, Алиса уже взрослая и должна понимать тяжелое финансовое положение семьи. И вообще, подарки не дарятся просто так, а только на день рождения и на Новый год.
Ему было жаль дочь, жаль и того, что он не доставит ей радости, но, как обычно, Илья Алексеевич решил, что Тамара права. Она получила великолепное воспитание и лучше его знает, что хорошо, а что плохо.
Да, Тамара была в семье абсолютным духовным лидером, и Илья Алексеевич не сомневался в ней до той минуты, когда она разъяснила дочери, что такое такт. Тут он подумал: а почему нормы морали всегда совпадают с собственными интересами жены?
«Ханжа», — с ненавистью подумал он и вдруг понял, насколько одинок и заброшен его ребенок. Вечерами они почти ее не видят, дочь сидит в своей комнате и читает, если не загружена по хозяйству. Она привыкла уже не обращаться к родителям за советом или за помощью с уроками и тем более с просьбами, зная, что ей не только откажут, но и объяснят, что она думает только о себе.
Тамара никогда не вела с ней задушевных бесед. Алиса привлекала ее внимание, только если совершала какой-нибудь проступок. Тут уж она вцеплялась в дочку как клещ.
От этого понимания Илье Алексеевичу стало не по себе. Он попробовал говорить с женой, но она была из тех людей, что не воспринимают упреки. Его призывы больше заниматься дочерью вылились в несколько скандалов.
Тогда он стал сам вникать в жизнь дочери. Взял в привычку гулять с ней вечерами, помогал с уроками. Именно ему пришлось рассказывать Алисе об изменениях в ее организме, связанных с взрослением, и о том, как с ними справляться.
Чтобы дочери не приходилось торчать в группе продленного дня, Илья Алексеевич иногда забирал ее к себе на работу, усаживал за свой стол, и Алиса делала за ним уроки, а потом отправлялась помогать врачам. Персонал больницы принял ее приветливо и всегда находил чем занять ребенка, пока папа-начмед решает производственные вопросы.
Потихоньку, Илья Алексеевич сам не заметил, как это случилось, Алиса стала для него очень близким, очень родным человеком. Он буквально дышать не мог без нее, тревожился, если несколько часов не имел от нее известий, и возвращался с работы счастливый, зная, что сейчас они вместе поужинают и отправятся на прогулку. Если бы мог, он бы каждый день покупал ей подарки, исполнял бы любые ее желания, но жена жестко его контролировала.
Она заметила, что Илья Алексеевич стал больше внимания уделять дочери, и, вместо того чтобы порадоваться освобождению от тяготивших ее материнских забот, приревновала. А может быть, подумала: они объединяются против нее. И в таком случае сладить с ними будет труднее, чем с каждым по отдельности.
Не придумав ничего лучшего, она стала настраивать Алису против отца. Говорила, что он безответственный глава семьи и недалекий человек. Впрочем, вздыхала Тамара, сейчас других мужчин нет. Все они сидят на хребте у своих жен. И это еще лучшие экземпляры, ведь остальные — просто алкоголики. Илья просил жену не вести с дочерью таких разговоров, хотя бы о мужчинах вообще, если уж она никак не может удержаться от критики по его адресу. Понятно же, если девушка уверена, что все мужчины уроды, то она и выйдет за урода, ведь лучшего варианта все равно не существует. Жена фыркала, и все продолжалось по-прежнему. А Алиса… Горько было это осознавать, но она верила Тамаре и, любя отца всем сердцем, относилась к нему немного снисходительно. Заботливый и близкий, он был для нее гораздо меньшим авторитетом, чем равнодушная мать.
Годам к двенадцати стало понятно, что Алисе не стать красавицей. У нее сформировалось полноватое ширококостное тело, а лицо оказалось почти точной копией простецкой физиономии отца. Но если мужчина с раскосыми узкими глазами, носом-картошкой и тяжелой челюстью может при известных обстоятельствах даже прослыть очаровательным, то женщине это гораздо сложнее. Нужно много сил, умения и средств, чтобы выгодно подать такую внешность.
Глядя на дочь, Илья Алексеевич жестоко страдал и винил себя, что его гены оказались столь сильными и забили аристократическую породу жены. Он мечтал, что дочка вырастет похожей на Тамару, с ее легкой костью и породистым лицом.
Тамара тоже переживала Алисину некрасивость, но по-своему. Она не сочувствовала дочери, не задумывалась, как та будет устраивать личную жизнь. Заурядную внешность Алисы она воспринимала как личное поражение — ведь это она, совершенная во всех отношениях особа, произвела на свет столь непривлекательный организм! Она могла бы научить дочь выглядеть если не красиво, то эффектно, стильно одеть ее, в конце концов, найти спортивную секцию, где из Алисиной фигуры вылепили бы что-нибудь путное. Вместо этого Тамара занялась привычным делом — поиском виноватого и, разумеется, его нашла. Как всегда, им оказался Илья Алексеевич, точнее, его генетический код. Широкий таз, полные икры и тяжелые щиколотки — все это была «та порода». Не стесняясь напоминать дочери о ее физических несовершенствах, она сокрушалась, как ей не повезло родиться от такого отца. Если Алиса пыталась сидеть на диете, Тамара заявляла: «Это бесполезно, ты никогда не будешь стройной». Между тем Илья Алексеевич не был толстым. Да, кость тяжелая, но он всегда выглядел поджарым и подтянутым. И Алиса могла бы стать такой, если бы мать не убедила ее, что это невозможно.
Илья всеми силами пытался помочь дочери, но женщину может воспитать только женщина…
Тамара не учила Алису, как обращаться с мужчинами, не готовила ее к роли матери семейства.
«Вот и допрыгалась, — зло подумал Илья Алексеевич. — Девочке девятнадцать лет, а судьба уже
