Больше ей сказать мужу было нечего. Как только приехали домой, Маринка уложила ребенка и сама легла спать. Павел Иванович попробовал выказать ей свое мужское расположение, но жена оттолкнула его, и ему стало не по себе:
— Ты что?
— Я же сказала, — взвилась Маринка, — я плохо себя чувствую. А ты тут еще лезешь… Отстань!
Она отползла от него в другой конец кровати и свернулась клубочком. Голубев немного повздыхал и уснул. Маринка не спала целую ночь, осмысливая произошедшее с Димкой.
Наутро, как только муж ушел на работу, она кинулась звонить сердобольной попутчице. Все решения были приняты.
— Мария Петровна, это Марина, мы вчера с вами в электричке познакомились, помните? — выдохнула она в трубку.
— Конечно, Мариночка! Вы не передумали?
— Нет! Мне, наоборот, поскорее надо. Муж на работе… Я ребенка соседке оставлю и приеду…
— Приезжайте, деточка!
Мария Петровна назвала адрес. Это был другой конец Москвы, самая окраина. Но Маринке в этот момент было все равно. Она позвонила в дверь соседке и попросила ее несколько часов посидеть с Илюшкой. Та без особого восторга, но согласилась. Уже через два часа Маринка была на месте.
Квартира, адрес которой был указан на бумажке, находилась в старой хрущевке, минутах в пятнадцати троллейбусом от ближайшего метро. Войдя в грязный, вонючий подъезд, Маринка на минуту в последний раз засомневалась, а стоит ли вообще делать то, что она задумала. Неприятное предчувствие холодком пробежало по ее телу. Но все же, помедлив несколько минут, она начала подниматься по ступенькам. Но чем ближе подходила к нужной двери, тем страшнее ей становилось. Наконец она протянула руку и позвонила. Звонок прозвучал хрипло и отрывисто.
— Ах, это вы, Марина! — Дверь открыла Мария Петровна. — Ну проходите, проходите. Сейчас мы быстро все сделаем. Будете как новенькая!
Маринка нерешительно прошла. В квартире пахло спиртом, гнилой картошкой и еще какой-то гадостью. По узкому коридору с трудом протискивались какие-то люди.
— Идите сюда, устраивайтесь! — продолжала щебетать Мария Петровна. — Вы денежки не забыли? Лучше заранее все посчитать…
Маринку покоробило от слова «денежки», но она достала кошелек и отдала то, что у нее было. После этого в комнату вошли две не очень опрятного вида женщины лет сорока пяти. Они стали раскладывать на небольшом столике какие-то страшные железные инструменты.
— А долго это будет продолжаться? — робко спросила она.
— Часа два! — успокоила Мария Петровна. — вы не волнуйтесь так, у нас каждый день такие, как вы, бывают. Все будет хорошо.
— Раздевайтесь и ложитесь! — коротко сказала другая женщина.
Голубевой было отчаянно страшно, но она покорно легла. Один укол в вену — и она перестала понимать все, что с ней происходило дальше. Некоторое время она еще слышала словно издалека какие-то голоса, металлический звон, а потом и это закончилось.
— Просыпайтесь, деточка! Да просыпайтесь же! — было следующее, что услышала Маринка.
— А может, она в обмороке? — неуверенно спросил другой голос.
— Нет, просто слабенькая. Тяжело ей было. Эй, деточка, пора вставать!
Маринке категорически не хотелось открывать глаза. По мере того как возвращалось сознание, откуда- то изнутри наплывала и горячая, пронзительная боль. Она вскрикнула.
— Ну слава богу. Очнулась! — торжествующе произнесли над ней.
Маринка попыталась открыть глаза. Прямо над ней маячили какие-то расплывающиеся тени.
— Что со мной было?
— Все уже закончилось, девочка моя. Сейчас еще немного посидишь тут — и пойдешь домой бай- бай.
Голубеву с трудом подняли и усадили на диване. Голова кружилась.
— Мне жарко. Я хочу пить, — произнесла она.
Тут же из кухни принесли большую железную кружку с водой. Зубы Маринки беспомощно звякнули о край.
— Почему мне так плохо?
— Ничего страшного, деточка. Скоро все пройдет! Маринка закрыла глаза и откинулась на диване. Силы ее покидали.
— Что это с ней? — спросил голос.
— Не знаю… Горит вся.
— Эй, деточка! Тебе пора собираться домой!
Маринка не реагировала. Голова стала такая тяжелая, что казалось невозможным пошевелиться.
— Надо ее вывести, не хватало нам еще тут проблем. Доведем до метро?
— Доведем…
Как во сне Голубева, в ответ на настоятельные просьбы, поднялась, ее одели, взяли под руки и повели к метро. Ноги не слушались. Казалось, еще миг — и она взлетит.
В следующий раз Маринка пришла в себя в пустом вагоне метро. Прямо перед ней стояла какая-то женщина.
— Как тебе не стыдно! — причитала она. — Такая молодая и такая пьяная!
— Я не пьяная, — слабо возразила Маринка, — мне плохо…
— Плохо? — недоверчиво посмотрела на нее женщина. — Ну-ка дыхни! И правда, пылаешь вся. Наверно, грипп. А едешь-то куда?
Маринка вспомнила и назвала станцию метро. Женщина всплеснула руками:
— Но это же совсем в другой стороне!
— Помогите мне выйти, пожалуйста! Мне надо ехать… Меня ребенок ждет!
— Ладно!
Женщина довезла Маринку до нужной станции:
— Ты сама-то дойдешь?
— Спасибо, дойду…
Медленно-медленно она поковыляла из вагона к выходу. Потом отдышалась и поднялась по лестнице. Со множеством остановок добралась до дома. Позвонила соседке.
— Марина, это очень нехорошо с вашей стороны! — поджала губки та. — Мы договаривались на несколько часов, а прошел целый день! Ваш ребенок неуправляемый. Он поломал мне всю мебель!
— Простите… Я потом все оплачу… — Маринка слабо махнула рукой и позвала Илюшку: — Идем, малыш! А сколько сейчас времени?
— Семь часов!
— Еще раз простите. Сегодня был очень трудный день. Она стала пытаться попасть ключом в замочную скважину,
но это удалось не сразу.
— Вот странная-то! — сказала соседка мужу. — То ли пьяная, то ли еще что похуже. Недаром ребенок такой психованный! Я Паше сразу говорила, не к добру он женился на ней…
Голубев пришел часа через полтора. В вечернее время он пытался подрабатывать репетиторством. Вспомнил, что по первой специальности он учитель истории. Маринка тем временем кое-как разогрела ужин и уложила ребенка. Павел Иванович сначала ничего не заметил.
— Ну как ты? — буркнул он, садясь за стол.
— Нормально, — прошептала Маринка. — Я пойду в комнате приберусь…
— Что это ты на ночь глядя прибираться надумала? Дня, что ли, мало? — раздраженно хмыкнул Голубев и уткнулся в газету.
Маринка, уже отчетливо чувствуя неладное, зачем-то подмела в коридоре пол и взялась гладить белье. Потом бросила утюг и снова пошла в комнату. Минут через десять, дожевывая бутерброд, туда вошел и Голубев. Увидев Маринку, которая, скорчившись на диване, что-то писала, он был очень удивлен:
