– Вы к кому? – спросили они хором.
– К Иде Ивановне, – ответила я, смущенно перетаптываясь с ноги на ногу.
– О-о-х, – тоскливо вздохнула одна из барышень, тяжело поднимаясь из-за стола.
Непропорционально разросшаяся филейная часть служащей наводила на мысли, что вставать ей следует почаще. Причем желательно в спортзале и с нагрузкой. Девушка подошла к еще одной двери. Из-за шкафа с бумагами я ее не заметила.
– Ида Ивановна! – завопила она, постучав два раза. – К вам пришли! Пускать?
Видимо, изнутри ответили согласием.
– Идите, – кивнула мне работница и почему-то расстроилась. Я услышала, как она говорит коллеге:
– Вот так работаешь тут, работаешь… И никакой личной жизни. Еще чай будешь?
Ида Ивановна оказалась благообразной седой дамой с химией барашком. Мягкий пух, в который превратились волосы от систематической травли реагентами, выкрашен в экстремальный сиреневый цвет.
– Вы к кому? – строго спросила она, глядя на меня поверх очков.
Вопрос, честно признаюсь, поставил меня в тупик.
– К Иде Ивановне, – ответила я, оглядывая кабинет.
Первичный осмотр не выявил дополнительных рабочих мест, а единственная дверь оставалась у меня за спиной.
– Это я, – призналась дама.
– Очень приятно.
Не зная, как продолжить этот утренник абсурда, я стояла, держа обеими руками сумку.
– У вас ко мне какое-то дело? Вы меня от работы, между прочим, отвлекаете, – заметила Ида Ивановна.
Появилось жгучее искушение ответить: 'Нет, я просто так зашла. Посмотреть, кто сидит в двадцать седьмой комнате'. Но производственная необходимость иногда заставляет нас быть более вежливыми, чем хочется.
– Ох, простите! – рассыпалась я. – Мне очень неудобно, что я отвлекаю ваше внимание, но обстоятельства… Вот мои документы.
Ида Ивановна долго разглядывала корку частного детектива, затем бросила ее на стол и уверенно заявила:
– Фальшивка. Обескураженная таким заявлением, я осторожно поинтересовалась:
– Вам часто приходится видеть удостоверения частных детективов?
– Слушайте, женщина, – менторским тоном обратилась ко мне дама. Для пущей важности она сняла очки и вытаращилась на меня исподлобья. – Говорите, зачем пришли, или не морочьте мне голову.
– Э… э…
Борясь с искушением послать все подальше и гордо уйти, я судорожно соображала, как мне вести себя дальше.
– Думайте быстрее, или я охрану вызову, – велела начальница двадцать седьмого кабинета.
На счастье мой блуждающий, гневный взгляд упал на яркий, основательно зачитанный томик Орбениной. Разобрать удалось только подзаголовок: 'Дело о разбитом сердце'. Тактика получения сведений выстроилась сама собой.
– Ида Ивановна, – я плюхнулась на стул и всем корпусом подалась к начальнице. – Вы можете меня выставить вон, но знайте, что речь идет о судьбе одной женщины, которая… Которая отчаянно нуждается в помощи. В вашей помощи.
Я послала обалдевшей даме проникновенный взгляд. Вадим Соколов утверждает, что подобный жест всегда заставляет человека чувствовать себя индивидуально ответственным за что-то.
– Понимаете, – главное теперь не дать милейшей Идее Ивановне прийти в себя, – я сейчас веду очень и очень щепетильное дело. Муж моей клиентки украл у нее ребенка. Это ужасная история. Ужасная! Моя клиентка вышла замуж по горячей любви, за цыгана. Ни о чем не думала, родила девочку. Этот негодяй сказал ей, что хочет отвезти внучку к бабушке и дедушке в табор. Специально выбрал для этого такое время, чтобы моя клиентка не могла вместе с ним поехать. Теперь он скрылся и требует колоссальный выкуп! Мне уже почти удалось распутать это дело, я знаю, кому он передал ребенка и на каком поезде его перевозили!
Нужно узнать только еще одно имя. Это женщина, тоже цыганка, которой девочку отдали, чтобы сбить с толку следствие. Я знаю, что вы можете помочь. В вашей базе данных ведь хранится информация обо всех пассажирах, приобретавших билеты в кассах? Ида Ивановна поджала губы, постучала пухлыми пальцами по столу, задумчиво посмотрела на свои огромные старомодные кольца с рубинами. Потом вздохнула и нравоучительно произнесла:
– Головой надо думать, за кого замуж выходишь. Вот так всегда, наворотят дел, потом другим расхлебывать.
– Ида Ивановна! – я спластилинила на лице немой укор. – Но девочка чем виновата? Ей всего пять лет! Неужели из-за глупости матери надо обречь ребенка на страдания и лишения? Вы ведь знаете, как живут цыгане…
– Невозможно, – тихим жестким голосом ответила фея железной дороги. – Такие сведения выдаются только по специальному разрешению.
