— Павел Васильевич, родной, да вы что! Заходите. Прямо к чаю угодили. С хворостом. Сама приготовила.
Опомнившись от минутного замешательства, она решительно забрала у него шляпу, помогла снять плащ.
— Мокрый-то! Давайте в ванную повешу, хоть немного подсохнет. Я уж к вам собиралась.
— Никак стряслось что-нибудь?
— Да нет. Похвастаться. Меня на доску Почета сфотографировали. В сентябре, — радостно сообщила она, появляясь из ванной уже в темном платье, — октябрьский план выполнила. На месяц с опережением. Таких на комбинате раз, два и обчелся. В нашем цеху всего шесть человек. Так что я, — Наташа горделиво передернула остренькими плечиками, — передовик производства. При всем честном народе премию вручили. Ее получить — ого-го! И вообще вы мной гордиться можете. Не подвела вас. Ой! Что же мы стоим!
Схватив Решетова за рукав, она потащила его в комнату.
Довольный и встречей, и тем, что у его бывшей подшефной все в порядке, он опустился в кресло возле журнального столика. Наташа мигом расстелила крохотную скатерку, поставила чашки, сахарницу, блюдо с хворостом. Убежала на кухню и оттуда все продолжала рассказывать о торжественной церемонии вручения премии во время обеденного перерыва.
Пользуясь ее отсутствием, Решетов удивленно огляделся. Когда-то в этой квартире все было не так. Повсюду следы неухоженности, грязь, обшарпанная мебель. По углам батареи пустых бутылок. Насколько здесь все изменилось! Вокруг новая обстановка, за стеклом в горке хрусталь. На стене репродукции левитановской «Осени» и «Материнства» Пикассо. Инспектор уголовного розыска смотрел и не узнавал. «Неужели сюда опять вернется Запрудный? — подумал он недобро и с опасением потер ладонью крепкий подбородок. — Пусть только попробует... Не допущу!»
Наташа появилась с кипящим самоварчиком.
— Что за книги у тебя? — Он кивнул в сторону смежной комнаты.
— Ой! — просияла Наташа. — Совсем забыла! Я ведь в текстильный техникум поступила, по вечерам учусь. На втором курсе уже.
Восторженным восклицаниям не было конца. Ее рассказ с лекций перескакивал на ткацкие машины, челноки, затем на семинары, а с них на пряжу, используемую для основы. Но чем дальше слушал Решетов, тем больше убеждался, что Наташа что-то недоговаривает. Настораживала несколько излишняя веселость, нервная возбужденность.
— Учеба-то — дело нужное, — вставил он, уловив паузу. — Нынче без нее нельзя. Сейчас тебя учат, потом, глядишь, и ты наставником для других будешь. — И как бы невзначай добавил: — А замуж-то когда?
От него не ускользнуло, как дрогнула в ее руке ложечка, которой она размешивала сахар.
— Не собираюсь, мне и одной неплохо, — ответила Наташа каким-то чужим, сразу охрипшим голосом.
— Почему это одной? А Петька? Разве ты его не ждешь?
— Ждала. Думала устроить жизнь, как у всех людей... Да толку...
— Что так?
— Выгнала я его. — Не сдержавшись, она зарыдала, по-детски кулачком размазывая побежавшие слезы. — С другой спутался...
Решетов почувствовал себя беспомощным при виде ее слез. Он полез за сигаретами, но не закурил, а положил перед собой. Наташа все не могла остановиться. Чтобы ее успокоить, майор спросил:
— Откуда знаешь? Застукала, что ль?
— Нет. Гляжу, пропадать начал неделями. Поначалу сказал, устроился проводником на железную дорогу. Проверила — оказалось, обманул. Как до объяснений дошло, изворачиваться начал. Потом пошли то рыбалка, то охота. Последний раз мотался где-то с полмесяца. Спрашиваю, уж не за тиграми ли ездил? Засопел и говорит: «Пятнадцать суток отбывал». А сам в свежей рубашке с золочеными запонками. Не выдержала я, психанула, скандал ему устроила... С тем и выставила за дверь. — Наташа подняла покрасневшие глаза. — За что мне такое, Павел Васильевич? Неужели я заслужила?
— Кто же она, эта разлучница?
— Симка Халюзина.
— Халюзина? — удивленно протянул инспектор. — Не может быть!
— Может, Павел Васильевич. Я сама видела, как он к ней в дом входил. Противно, конечно, следить, но пришлось...
Они еще посидели некоторое время. Майор, отхлебнув остывшего чая, взглянул на часы, поднялся.
— Спасибо, Наташенька, за угощение. Мне пора.
— Не за что. На здоровье. — Женщина грустно улыбнулась. — Заглядывайте, вы совсем меня забыли.
— Зайду. Выберу минутку посвободней и загляну. — И уже в коридоре, принимая волглый плащ, одобрительно произнес: — Петьке правильно от ворот поворот показала. Поверь мне, он тебе не пара.
Майор сосредоточенно шел по вечерним улицам, не обращая внимания на спешивших мимо людей. Дождь перестал. Очистившись от туч, небо мерцало холодной россыпью звезд.
Обдумывая сказанное Супрягиной, Решетов пришел к выводу: Запрудный скрывает от нее свое знакомство с Халюзиной. И неспроста. Но вовсе не потому, что он любовник Серафимы. Причина иная: в преступной шайке верховодит давнишний сожитель Халюзиной — Штихин Яков Иванович, матерый мошенник, по профессии ювелир. Давая ей заработать, Штихин вполне мог привлечь ее к исполнению в его сценарии роли уборщицы подъезда.
Все как будто было логичным. А раз так, то неизвестным оставался только «иностранец». Но придет и его черед — в этом инспектор уголовного розыска не сомневался.
С планом ликвидации преступной группы Решетов познакомил следователя Купашова поздно вечером, когда к проведению операции все было готово. Инспектор выложил перед капитаном тощую папку, уместившую в себе плоды напряженной трехсуточной работы оперативной группы.
— Читай. Узнаешь, почем черный хлеб уголовного розыска, — пошутил он.
В тишине кабинета отчетливо слышался шелест переворачиваемых страниц. За полузакрытыми окнами угадывались звуки отходившего ко сну города. Перелистнув последнюю страницу, Купашов захлопнул обложку и, положив на нее руку, спросил:
— Выходит, Штихин — мошенник со стажем?
— Еще с каким! И ведь наказывали его не раз, да крепко, но...
— По-твоему, он у них руководитель?
— Убежден. Штихин привык подчинять себе людей, да и по характеру их общения другого не предположишь. К тому же он виртуоз в ювелирном деле. Кто, кроме него, так мастерски изготовит «бриллианты»?
— Ты установил, где он живет?
— После выхода на свободу Штихин перешел на нелегальное положение. Использует подложные документы, по которым значится инженером Мартыновым Иннокентием Гавриловичем, находящимся у нас в командировке от медеплавильного комбината из Казахстана. Держит отдельный номер в гостинице «Турист». На всякий случай. В основном же пропадает у Серафимы Халюзиной.
— Значит, Супрягина вывела тебя на нее без ошибки?
— Как по компасу. Не она — когда бы мы еще задержали Запрудного.
— А с ним что?
— Ему можно «позавидовать». Подыскал себе пассию, осел у нее на правах жениха, выдает себя за молодого ученого, доцента. В общем, все пришло на круги своя. Новая квартира совершенно безопасна.
Майор неторопливо прошелся по кабинету и испытующе посмотрел на следователя.
— Тебя, конечно, интересует «иностранец»? Меня тоже. К сожалению, о нем мы знаем меньше, чем о других. Известно лишь, что у него «Жигули» цвета белой ночи. Номерные знаки — за последние дни их было два — городской автоинспекцией не выдавались. Документы же проверять ни к чему. С ними наверняка
