этом близким и друзьям. В 1922 году, когда появились первые признаки его болезни, он стал изучать медицинские книжки и по ним прекрасно ставил сам себе диагноз. И тем не менее он считал, что он поставлен на такой пост, что до последней минуты, до последнего вздоха, до последней секунды, пока он может работать, он должен этой гигантской исторической работой руководить.
Так сгорел наш великий вождь и учитель, товарищ и друг, который по возрасту своему мог бы еще работать добрых десять лет, чтобы провести нашу страну через самые большие трудности.[1]
М. И. Калинин
ВОЖДЬ РАБОЧЕГО КЛАССА
Товарищи, я хочу остановиться только на одной стороне Владимира Ильича. У нас много вождей, и вождей в высшей степени уважаемых, которым пролетариат верит, но я скажу, что среди пролетариев, среди рабочих масс, помимо уважения, удивления теми талантами и идеальностью, которые имеет Владимир Ильич, есть еще глубокое чувство любви. Эта любовь связана вместе с уважением. Какой бы вопрос ни взяли. Если Владимир Ильич убеждает в каком-нибудь вопросе, в котором вы даже не соглашаетесь, во всяком случае, вы в это время ни на минуту не перестаете любить его и ценить его ум. Есть много крупных людей, вождей, но, когда с ними имеешь какое-нибудь дело, они тебя давят. Владимир Ильич — единственный вождь, которого признаешь на 10 голов выше себя, но с которым вместе с тем говоришь как с равным товарищем, которого ты любишь, как обыкновенного человека. Таких вождей — я не знаю, как в остальной Европе, — но у нас в РСФСР не было ни раньше и нет по настоящее время. И вот когда бывают самые рискованные положения, когда кажется, что эти положения не верны, — пролетариат, его передовая часть всегда, всегда подхватывали и несли самые левые лозунги товарища Ленина. Достаточно вспомнить письмо Владимира Ильича из Финляндии, когда казалась невозможное *бе' рьба, когда рабочие были только что разбиты в июле, когда казалось, что нет надежды на ближайшие победы, — приходит письмо из Финляндии к рабочим Выборгской стороны и рабочим Петрбграда вообще, письмо, которое зовет на новый бой с правительством Керенского[2]. Владимир Ильич был уверен, что в рабочем классе, в каждом рабочем, особенно в его боевой части, всегда есть желание бороться. Если мы схватим основную сторону работы Владимира Ильича, мы увидим, что на всем протяжении его жизни есть одна общая черта — это глубокая вера в мощь и силы пролетарских масс. Это глубокая вера в силы и мощь рабочего класса. Он знал, что может быть побит Иванов или Петров, но великое дело побито быть не может. Эта вера есть главный фактор любви, симпатии, которую рабочий класс перенес на личность Владимира Ильича. В этом лице рабочий класс, по существу, глядя на него, глядит на себя, ибо он есть лучший выразитель рабочего класса в целом. Рабочий класс есть непобедимый класс, класс будущего, для которого никакие частные поражения и препятствия, встречающиеся на его пути, не будут непреодолимы. И вот когда глядишь на Владимира Ильича — выразителя всего рабочего класса в целом, то поднимается глубокая вера, глубокое сознание, что, пока Владимир Ильич будет руководителем российского рабочего класса, рабочий класс всегда может быть спокоен, что будет брать в своей основе всегда ту наиболее прямую и выгодную для рабочего класса линию, которая ему необходима. Пока Владимир Ильич находится в ЦК партии, нашим вождем, между центром и между рабочим классом всегда будут протянуты крепкие нити, объединяющие низы партии, весь рабочий класс и его руководителей. При таком контакте между низами рабочего класса и верхами руководителей никакие препятствия, встречающиеся на пути, не будут опасны. Все препятствия будут рабочим классом изжиты.
С. С. Каменев
ВОСПОМИНАНИЯ О ВЛАДИМИРЕ ИЛЬИЧЕ ЛЕНИНЕ
В сентябре 1918 года я был назначен на должность командующего Восточным фронтом. До своего назначения я не знал и не видел никого из руководителей Красной Армии. Никогда не видел и Владимира Ильича.
Заняв должность командующего Восточным фронтом, я, естественно, познакомился со многими товарищами, занимавшими тогда руководящие посты в Красной Армии. И не только познакомился с руководством Владимира Ильича военными делами, но и прошел абсолютно новую для меня школу по организации и руководству военным делом, включая в это понятие и создание, и организацию, и дисциплину, и боевое руководство Красной Армией, а также и организацию борьбы в период гражданской войны.
Обойти этот вопрос я не могу потому, что, берясь за воспоминания о Владимире Ильиче, прежде всего вспоминаешь то неизгладимое впечатление, которое создавалось от его руководства в области военного дела.
Освоение новой школы военного дела, приобретенное мною на Восточном фронте, особо подчеркиваю. Так как я прошел империалистическую войну с первого и до последнего ее дня, то новых впечатлений о новых методах и приемах борьбы, как и у каждого участника, естественно, накопилось у меня больше чем достаточно. Не скрою, что в отношении накопления материалов по всем этим новшествам и подготовленности для творчества всякого рода 'выводов' из опыта империалистической войны я считал себя вполне подготовленным. И несмотря на это, я с полным убеждением утверждаю, что по самому основному вопросу войны я, участник империалистической войны, вывода не сделал. Я проглядел, что понятие воевать и драться на войне — не одно и то же. Оказывается, можно просто, что называется формально, воевать — то, что имело место в империалистической войне, и можно действительно драться за победу — это то, чему меня научило руководство Владимира Ильича. Это та работа большевистской партии под руководством Владимира Ильича, которая дала миллионам осознание целей и задач войны и влила в уставшие и истерзанные империалистической войной массы новые силы для побед в гражданской войне. Война в данном случае приобретала многообразные формы борьбы.
Сегодня красноармейские полки проходят интенсивнейшую политическую обработку, а завтра они — сильнейшие носители полученной зарядки — уже сами заряжают окружающую среду, поднимают эту среду на борьбу за задачи социалистической революции. Они вносят развал в ряды бойцов белогвардейских частей или войск интервентов. Они проделывают таким порядком потрясающий все старые основы переворот на громадных пространствах, после которого все 'хотят красных' и все против белых, о чем свидетельствовали наши даже самые ожесточенные враги вроде английского генерала Нокса, военного советника адмирала Колчака, который в 1919 году писал своему правительству: 'Можно разбить миллионную армию большевиков, но когда 150 миллионов русских не хотят белых, а хотят красных, то бесцельно помогать белым'[4].
Политическая работа идет и на территории, занятой белогвардейцами, она принимает и там свое боевое оформление в виде партизанских отрядов. Эти последние, как и части Красной Армии, также становятся сильными не только как боевые единицы, но и как носители идеи и задач социалистической революции уже на территории врага.
Средства борьбы множатся, нагромождаются и вырастают в несокрушимую силу. Эта сила могла только побеждать.
Я был буквально ошеломлен и новизной, и широтой, и глубиной организации, и построением борьбы в целом. Неудивительно, что вынесенные мною впечатления от империалистической войны меня уже теперь не подавляли, а, наоборот, война поражает меня своей односторонностью: она велика была только по своим цифровым выражениям. Организация же борьбы, материальная база и немощность военного руководства были в полном несоответствии с численностью армии, и, наконец, закостенелые формы борьбы превратили эту войну в гигантскую бойню человечества, не говоря уже об империалистических целях и задачах, которым служила эта война.
