процессов не только утверждали виновность обвиняемых, но и определяли содержание будущего приговора. Генерал Судоплатов в своих мемуарах, на мой взгляд, представляющих огромный интерес для нас, написал: «Сознательно или бессознательно, но мы позволили втянуть себя в работу колоссального механизма репрессий, и каждый из нас обязан покаяться за страдания невинных. Масштабы этих репрессий ужасают меня. Давая сегодня историческую оценку тому времени, времени массовых репрессий — а они затронули армию, крестьянство и служащих, — я думаю, их можно уподобить расправам, проводившимся в царствование Ивана Грозного и Петра Первого».
22 августа 1938 г. Берию утвердили первым заместителем наркома внутренних дел СССР, а уже 25 ноября 1938 г. его назначили наркомом. Однако сообщение в газетах о смене руководителя карательного ведомства было опубликовано только 8 декабря 1938 г. Не думаю, что забыли, просто так решил Сталин.
Вначале ноября 1938 г., в двадцать первую годовщину октябрьской революции, в клубе работников госбезопасности перед самым началом торжественного собрания поднялся страшный шум. Оказывается, лейтенант госбезопасности Абакумов очень громко и неподдельно возмущался, что портрет Лаврентия Павловича висит слишком далеко от центра сцены. Произошло это именно в тот момент, когда в зал входил среднего роста, полный, с опущенными плечами и короткой шеей плешивый человек в пенсне.
— Что случилось? — поинтересовался Берия. Тогда причину переполоха объяснил Кобулов, а затем на вопрос: «Кто такой?» дал подчиненному лестную характеристику.
Три месяца Берия принимал дела на Лубянке, а сразу же после утверждения в должности Наркома провел массовую чистку. В 1939 г. из органов госбезопасности были уволены 7339 человек, то есть каждый пятый оперативный работник. В этом же г. на оперативные должности было взято 14,5 тыс. человек, абсолютное большинство — из партийных и комсомольских органов, Лаврентий Павлович сменил три четверти руководящих работников госбезопасности. Из органов исчезли поляки, латыши, немцы и резко сократилась численность евреев.
10 января 1939 г. Сталин подписал шифротелеграмму, адресованную секретарям обкомов, крайкомов, ЦК компартий нацреспублик, где указывалось: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК. ЦКВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод». А ведь еще летом 1932 г. в письме всем чекистам, которое подписал заместитель председателя ОГПУ И. Акулов, рассматривался вопрос о недопустимости применения мер физического воздействия:
«Издевательства над заключенными, избиение и применение других физических методов воздействия присущи только нашим классовым врагам, малейшее допущение таких приемов у нас позорят органы ОГПУ».
С собой на Лубянку Берия притащил своих друзей и товарищей. 17 декабря 1938 г. первым заместителем НКВД СССР и начальником ГУГБ НКВД СССР стал комиссар ГБ 3-го ранга В.Н. Меркулов.
Всеволод Николаевич Меркулов работал с Берией с 1922 г. По мнению А. Сухомлинова, он «выгодно отличался от всей этой компании своей образованностью и интеллектом». Увлекался спортом, хорошо рисовал и писал пьесы. Как пишет Леонид Млечин: «ему не хватало решительности и безжалостности Берии, да и его организаторских талантов тоже».
Меркулов был вежлив, разговаривал спокойно, без крика.
2 декабря 1938 г. начальником 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР и 17 декабря 1938 г. заместителем начальника ГУГБ НКВД СССР, да еще начальником 3-го отдела ГУГБ НКВД СССР был назначен комиссар ГБ 3-го ранга В.Г. Деканозов. Владимир Георгиевич Деканозов — ровесник Берии. Вместе они начинали службу в Азербайджанской ЧК.
В органах он работал не постоянно, а с большими перерывами. А. Сухомлинов пишет: «В конце 30-х годов он был даже заместителем председателя Совета Министров Грузии и председателем Госплана».
По воспоминаниям очевидцев, Деканозов был высоко эрудирован, начитан, в общении вежлив и культурен.
Начальник 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР старший майор ГБ Б.З. Кобулов 17 декабря 1938 г. стал заместителем начальника ГУГБ НКВД СССР и с 22 декабря 1938 г. начальником следственной части НКВД СССР.
Богдан Захарович Кобулов работал с Берией в ГПУ Грузии с 1925 г. Он был самым близким к Лаврентию Павловичу человеком. Богдан Захарович ходил по коридорам Лубянки в одной рубашке с засученными рукавами. При этом огромный живот колыхался. Все, кто шел навстречу, испуганно жались к стене.
Бывший заведующий отделом печати НКИД Евгений Гнедин вспоминал, как его после ареста привели к Кобулову (май 1939 г.): «Передо мной за солидным письменным столом восседал тучный брюнет в мундире комиссара первого ранга— крупная голова, полное лицо человека, любящего поесть и выпить, глаза навыкате, большие волосатые руки.
Кобулов заканчивал разговор по телефону. Заключительная реплика звучала примерно так:
— Уже сидит и пишет, да-да, пишет, а то как же!
Кобулов весело и самодовольно хохотал, речь шла, очевидно, о недавно арестованном человеке, дававшем показания.
Обернувшись ко мне, Кобулов придал лицу угрожающее выражение. Не отводя глаз, он стал набивать трубку табаком из высокой фирменной коробки «Принц Альберт». Я сам курил трубку и очень ценил этот превосходный американский табак, который в Москве нельзя было достать. Грозным тоном Кобулов заявил мне, что я разоблачен и вскоре буду расстрелян. Он потребовал, чтобы я рассказал ему о моих «связях с врагами народа»».
Серго Берия в своей книге написал о Кобулове так:
«У него была большая голова и жирное лицо, выдававшее в нем человека, любившего хорошо поесть, глаза навыкате, большие волосатые руки и короткие кривые ноги». По мнению сына Берии, «Кобулов был жирным отвратительным типом, питавшим слабость к роскоши, особенно к произведениям искусства».
Летом 1953 г. В.Н. Меркулов написал докладную записку Н.С. Хрущеву о своей работе в качестве первого заместителя Берии. Она заслуживает нашего внимания: «Берия, вероятно, был недоволен своим назначением в конце августа 1938 г. к Ежову заместителем наркома внутренних дел СССР. Берия рассчитывал на перевод в Москву на работу, но, видимо, не думал, что ему придется работать в НКВД да еще заместителем Ежова. Прямо об этом он не говорил, но это чувствовалось из его отдельных замечаний. Он предложил мне ехать с ним, и я согласился. Вскоре Берия выписал из Тбилиси ряд работников: Кобулова, Мамулова, Деканозова, Шария, Капанидзе, Эсилава, Гагуа и др. Приехало из Грузии так много работников, что позже Берия пришлось часть из них откомандировать обратно, т. к., кажется, т. Сталин обратил на это внимание.
В Тбилиси у Берия была практика каждый воскресный день созывать у себя на даче руководящих работников Закрайкома и ЦККП(б) Грузии, в том числе бывал, конечно, и я. В Москве он перестал меня звать к себе домой, и за 15 лет моего пребывания в Москве я у него дома по службе был не более 2–3 раз и то в первые месяцы пребывания в Москве.
Здесь он приблизил к себе Кобулова и именно с ним часто по окончании ночной работы уезжал домой или на дачу. Кобулова я в Тбилиси почти не знал и познакомился с ним ближе здесь, в Москве. С его слов я знаю, что в Тбилиси Берия, оказывается, крепко его поддерживал в оперативной работе и давал ему различные задания в период своей работы в Закрайкоме.
Хотя в конце 1938 г., когда Берия стал наркомом Внудел СССР вместо Ежова и, несмотря на мои просьбы не делать этого, выдвинул меня своим первым заместителем, он в оперативной работе все же опирался главным образом на Кобулова. Сейчас мне совершенно ясно, что Берия выдвинул меня на эту
