планов: Василевский, Соколовский, Ватутин, Маландин, Баграмян, Штеменко, Курасов, начав войну в званиях генерал-майора или даже полковника, завершили ее в маршальских званиях или минимум с четырьмя генеральскими звездами. Все они проявили себя в войне поистине блистательными стратегами. Все они добросовестные и даже педантичные штабисты, которые не мыслят жизни без плана. Как же получилось, что Красная Армия в первые месяцы войны была вынуждена импровизировать? И почему Сталин не только не расстрелял Жукова и его планировщиков, но ни разу даже и не упрекнул их? (…) Сталин не расстрелял Жукова и других планировщиков войны по очень простой причине: им никогда не ставилась задача разрабатывать планы на случай оборонительной войны. В чем же их обвинять? Жукову, Василевскому, Соколовскому и другим выдающимся стратегам Сталин поставил задачу разработать какие-то другие планы. Это были очень хорошие планы, но с первого момента оборонительной войны они стали ненужными: как автострадные танки, как десантные корпуса».
У бывшего советского капитана фактически железная логика. Куда уж нам — серым лапотникам и троечникам по марксистско-ленинской теории! Можно сказать, что Сталин легко расстрелял бы генерала армии Жукова и других, если бы у него был маршал с такой железной логикой, как у РЕЗУНА. Но дело в том, что такого военачальника и полководца у Сталина не было. А была политика и военная стратегия!
По мнению фельдмаршала графа Мольтке, «политика, к сожалению, неотделима от стратегии»; «политика не должна вмешиваться в операции»; «для хода войны руководящими являются главным образом военные соображения, политические же — лишь поскольку они не требуют ничего с военной точки зрения недопустимого. Полководец же никогда не должен руководствоваться одними политическими побуждениями, а на первый план ставит успех на войне. Как политика воспользуется победами или поражениями, полководца это не касается — это исключительно ее дело».
По мнению комкора (в прошлом генерал-майора царской армии) А. А. Свечина, «политик, выдвигающий политическую цель для военных действий, должен отдавать себе отчет, что достижимо для стратегии при имеющихся у нее средствах и как политика может повлиять на изменение обстановки в лучшую или худшую сторону. Стратегия является одним из важнейших орудий политики; политика и в мирное время в значительной степени должна основывать свои расчеты на военных возможностях дружественных и враждебных государств». В своей полемике со многими авторами А. А. Свечин подчеркивал, что «ошибочная политика приносит и в военном деле столь же печальные плоды, как и в любой другой области». При этом он добавлял: «…нельзя смешивать протест против ошибок политики с отказом признать за политикой права и обязанности определить руководство войной в его основных чертах». Исходя из вышеперечисленных взглядов на характер взаимоотношений войны и политики, можно достаточно точно объяснить катастрофу Красной армии 1941 г. как следствие ошибочной (или «дурной» — по Свечину) политики Сталина, в значительной мере повлиявшей на стратегию. «Смоделированная Сталиным ложная конструкция политических и стратегических целей сторон в развернувшейся на Западе мировой войне, приведшая через несколько месяцев, в начальный период войны, к крупнейшей в истории войн катастрофе одной из самых мощных армий мира, каковой являлась предвоенная Красная Армия, как фильтр отсекала и отбрасывала все альтернативные военно-стратегические решения, основывающиеся на очевидных, но иных для данной конструкции фактах, объективных оценках и предложениях», — пишет А. А. Кокошин в своей книге «Армия и стратегия».
В восстановленных купюрах из авторской рукописи маршала К. К. Рокоссовского есть вот такое утверждение: «Судя по сосредоточению нашей авиации на передовых аэродромах и расположению складов центрального значения в прифронтовой полосе, это походило на подготовку прыжка вперед, а расположение войск и мероприятия, проводимые в войсках, этому не соответствовали». По Резуну выходит, что это все ложь. Он, как всегда, с легкостью отвергает общий замысел применения основных сил Красной армии, который состоял в том, чтобы на первом этапе активной обороной прочно прикрыть наши границы в период сосредоточения войск и не допустить вторжения противника в пределы СССР, а на втором этапе — мощными ударами главных группировок войск фронтов нанести решительное поражение противнику и выйти на р. Висла, чтобы в дальнейшем развивать наступление на Краков, Бреслау и выйти к верхнему течению р. Одер. Этот человек настолько ненавидит страну, давшую ему образование, широкую возможность карьеры, шанс выехать в одну из европейских стран (а также благополучно предать ее и стать нужным британской разведке), что уже и сам не верит в миролюбивый характер социалистического общества. Но именно это общество и не могло взять на себя инициативу нанесения первого удара. Резун же горячо отстаивает и популяризирует идею о том, что активная форма ведения войны является для армии диктатуры пролетариата основополагающей, что лишь эта форма ведения войны соответствует природе Октябрьской революции. Может показаться, что Резун всерьез убежден: он обладает монополией на истину, а у его бывшей Родины на нее просто нет никаких прав. На самом деле все гораздо проще. Кто платит, тот и заказывает музыку, а предатель как-то должен отрабатывать свой хлеб…
Сталин не планировал нападения на Германию в 1941 г. «Главная военно-политическая цель советского руководства состояла в том, чтобы любой ценой избежать войны или хотя бы оттянуть ее начало до 1942 г., выиграть тем самым время и завершить подготовку страны и вооруженных сил к обороне». Подготовка же к войне велась, но только на случай агрессии фашистской Германии на СССР.
Советское командование исходило из признания угрозы со стороны Германии, трезво оценивая готовность фашистской армии к нападению. Действия же Красной армии предполагались прежде всего как ответные.
Согласно анализу, проведенному специалистами по военной истории Генерального штаба России в начале девяностых годов, «одним из условий своевременного и планового развертывания Вооруженных Сил являлось их надежное оперативное прикрытие. Планирование всех этих мероприятий составляло основу разработки оперативного плана. Положение, однако, осложнялось тем, что в предвоенные годы среди руководства Наркомата обороны и Генерального штаба единого подхода к пониманию оперативного плана и плана стратегического развертывания не было. Часто эти понятия отождествлялись или заменялись одно другим. Такое положение размывало целенаправленность планирования и, естественно, снижало его качество».
Что такое оперативный план, намечающий основные направления предполагаемой войны? В сущности, это совокупность документов, таких как: директива правительства об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил; записка о порядке стратегического развертывания Вооруженных Сил (задачи фронтов и флотов) с приложением карты и сводной таблицы распределения войсковых соединений, авиации и частей РККА по фронтам и армиям; план стратегических перевозок для сосредоточения Вооруженных Сил на театрах военных действий; планы прикрытия стратегического развертывания; план устройства тыла и материального обеспечения действующей армии; планы по связи, военным сообщениям, противовоздушной обороне и т. д. В отличие же от оперативного плана в плане стратегического развертывания не определялись замысел первых операций и задачи фронтам.
Еще при составлении «Соображений о стратегическом развертывании Вооруженных Сил на случай войны» (Мобилизационный план на 1937–1939 гг.) Красной армии была сформулирована основная, но при этом двоякая задача: «готовиться к отражению удара агрессора и одновременно к решительному разгрому его с перенесением военных действий на территорию врага. Считалось, что Красная Армия должна быть всегда готова ответить сокрушительным ударом на всякую внезапность со стороны врага».
Как пишет доктор исторических наук, профессор В. А. Анфилов: «Доктринальное положение имело принципиальное значение для определения и понимания вступления советского государства в войну. Во- первых, из него следовало, что для Красной Армии содержанием первых часов и дней войны должны стать сдерживающие боевые действия в строившихся для этой цели укрепленных районах, а во-вторых, внезапность нападения противника должна быть нейтрализована боевой готовностью Красной Армии». К 24 марта 1938 г. был разработан доклад наркому обороны К. Е. Ворошилову «Об основах стратегического развертывания РККА» (ЦАМО РФ. Ф. 16. Оп. 2851. Д. 239. Л. 1–2). По авторитетному мнению В. А. Анфилова, «в нем предусматривалось два варианта действий главных сил: к северу от Полесья и к югу от него. Главный военный совет изволил рассмотреть и одобрить план лишь 13 ноября 1938 г. Этот план был вскоре утвержден и Комитетом обороны. Но в связи с изменениями стратегической обстановки в Европе в 1939– 1940 гг. (перемещение войск Красной Армии, изменение государственной границы, изменение боевого состава военных округов), прежний оперативный план стал нереальным. Поэтому сразу же после финской войны в Генеральном штабе начали разрабатывать новые „Соображения об основах стратегического
