— Храни тебя Господь, святой отец!
Вскоре селение скрылось из виду и крики затихли. Адрик натянул повод и остановил пони. Лицо его, такое же белое, как сутана, покрывал пот, но он широко улыбался, как может улыбаться череп, а глаза блестели.
— Боже, прости меня, — произнес он, высвободив из зубов подол сутаны. В голосе не было и намека на раскаяние. — В один и тот же день я открыл могилу троянца и создал святого мученика. Постой, Петрок, помоги мне упрятать наши сокровища.
И мы занялись упаковкой находок в седельные сумы, стараясь не повредить красивый горшок, потом отряхнули сутаны от приставшей желто-коричневой земли.
— Брат Адрик, — спросил я, не в силах сдерживаться, — а кто такой святой Елфсид?
— Элфсиг, — весело поправил он. — Понятия не имею. Но с нынешнего дня он, конечно же, гордость Веннора. К тому же новая церковь ничуть не повредит их погрязшим во грехе душам.
— Ты хочешь сказать, что мы только что изобрели нового святого, просто чтобы спасти собственные шкуры? — Я внезапно почувствовал горячее дыхание грозящего нам проклятия свыше.
— Ну может, этот Элфсиг и впрямь спас нам жизни, — сказал библиотекарь. — Пусть тебя это не заботит, сын мой. Аббат поймет нас. Кроме того, ты же сам видел, что это за люди. Они ведь уверовали в чудо, а это может быть только Божьим промыслом. Вот в это я верю! — И он уставился на меня сияющими глазами. — И ты тоже должен верить.
— Однако… — забормотал было я. Но Адрик отмахнулся зажатым в пальцах черепом, и вид пустых глазниц заставил меня прикусить язык.
— Люди подобного сорта верят во многое, что и я, и епископ, и сам папа римский считают отъявленным язычеством, — заявил он. — Верят в демонов, в бесов, в духов и в старых богов, они все для них — реальность, как вши, что кусают и пьют их кровь. Если это может тебя успокоить, считай, что наша сегодняшняя работа была миссией в страну неверных и безбожников. Не волнуйся, Петрок. Это всего лишь безвредная уловка, которая может принести много добра.
Я не менее его желал поверить этому, как люди из Веннора желали верить в нашего нового святого, но все же испытывал сомнения. Адрик понял это по выражению моего лица.
— Тебя когда-нибудь змея кусала? — спросил он.
Я немного подумал, вспомнил маленькую гадюку, что спала у меня на шее в тот день, когда мы с отцом были в Трясине Черной Скалы, и покачал головой.
— А меня кусала, — продолжил он. — Я был тогда чуть постарше тебя, собирал чернику на болоте возле нашего дома. И меня в руку тяпнула змея. Я знал, что умру, но отец высосал кровь и яд из ранки и сказал, чтобы я не впадал в отчаяние. «Взрослые люди от укуса змеи не умирают, — объяснил он. — Только маленькие дети и старики. Но некоторые взрослые тоже умирают — потому как верят, что должны умереть». Так вот он и сказал, и я ему поверил, ведь это был мой отец. И в самом деле, я денек похворал, потом еще с неделю рука немела, но боль была не слишком сильная, будто пчела ужалила.
— А меня учили бояться гадюк, — заметил я.
— И еще учили бояться святых, — добавил Адрик. — Но святые не могут причинить нам зла. Самая значительная их заслуга в том, что они позволяют нести добро легковерным и невеждам. Если церковь может использовать это добро, значит, сие угодно Богу. Эти люди из Веннора всегда будут умирать, если их укусит змея, потому что верят, будто это зло и мерзкие происки дьявола. А что до нас, то мы просто воспользовались методами дьявола против него самого, вот и все.
Признаюсь, что даже после этого я был несколько смущен аргументами Адрика, но в них имелась некая убедительность, а кроме того, разве сам библиотекарь не является добрым и знающим человеком? Но когда мы наконец увязали свои седельные сумы и забрались на наших пони, у меня возникли новые вопросы.
— Отче, а что тебя заставило сказать им это? Хоть капля правды была в твоих словах?
— Ну, Элфсиг — это имя из одного старого манускрипта, оно просто застряло у меня в памяти. Я читал сочинение святого Гильда[21] о вторжениях в Британию — «О разграблении и завоевании Британии». Замечательный труд, Петрок, тебе непременно надо его прочесть. Конечно, эти бедняги, древние британцы, были такими же христианами, как ты и я, и не имели склонности к убийствам епископов и монахов. Боюсь, опасность породила подходящую к случаю, этакую совершенно алхимическую идею — придумать нового святого.
— А при чем тут Фром?
— А при том, что я там родился, сын мой! — С этими словами похожий на мертвеца библиотекарь пустил своего пони вперед по тропинке, и я последовал за ним через тенистые зеленые долины, гремя костями давно умершего человека, уложенными в седельные сумы, оставив позади чудо и подгоняемый вперед смехом монаха.
Глава шестая
Через несколько часов повозка, замедлив ход, остановилась. Измученный бессонницей, я услышал, как возчик проклинает свои затёкшие суставы, потом он растолкал меня, пригревшегося под мешками.
Я слез на землю, промямлив слова благодарности, и он, запрыгнув обратно в повозку и хлестнув поводьями клячу, тронул ее с места. Я видел, как он сплюнул и сделал пальцами «дьявольские рожки», выставив в мою сторону указательный и мизинец. Так. Стало быть, меня еще и опасаются! Чувствуя себя скорее мешком с репой, нежели демоном, я побрел к канаве, чтобы помочиться, и осмотрелся.
Я стоял на дороге, ведущей в Эксетер, и впереди виднелся старый мост над рекой Дарт. Было темно, словно под мешками, и безлюдно. Я перешел мост и направился по дороге к аббатству. Проходя мимо мельницы и теснившихся вокруг нее сараев и амбаров, я вдруг заметил что-то белое впереди. Отпрыгнул в тень и разглядел, что меня напугало: это был боярышник в полном цвету. Я даже почувствовал сладковатый запах, который донес до меня влажный ветерок.
Теплый воздух был напоен запахами сырой земли. Вот я и дома. Воспрянув духом, я решил найти удобное местечко, чтобы провести там остаток ночи. Еще будучи озорным юным монахом, я запомнил все тайные пути на территорию аббатства. И теперь пошел вдоль северной стены мельницы вниз к реке, спустился на берег и ступил на мелководье. Холодная вода стекала сюда с пустошей на холмах и возвышенностях. Бредя по колено вверх по течению, перелезая через корни ив, я услышал, как колокол аббатства зазвонил к вечерне. Здесь берег забивали наносы из старой соломы и воняло сырым навозом. Я взобрался на гранитный уступ, поднялся выше, перелез через низкую стену, и передо мной оказалась дверь в конюшню аббатства. Осталось только поднять щеколду и войти внутрь.
Воздух в конюшие был спертый и теплый, пропитанный запахом лошадей. В кромешной тьме я слышал, как они переминаются в своих стойлах, равнодушные к моему вторжению. И я порадовался, что не испугал их. У меня оставалось еще несколько часов темного времени, чтобы поспать. Просвет в стене указывал на окошко, и я ощупью направился к нему. Мне не хотелось быть обнаруженным конюхами и их подручными, и я надеялся, что заря разбудит меня до их прихода. Я нащупал стену, набрал соломы, устроив себе нечто вроде тюфяка, и улегся. Сон обрушился на меня как лавина.
По лицу пробежало что-то пушистое с острыми коготками. Я дернулся и открыл глаза. В конюшню просачивался скудный свет. Спасибо мышке, прервавшей мой сон: бледная заря вряд ли бы меня разбудила. В окно было видно, что в аббатстве по-прежнему тихо, хотя со стороны церкви уже доносилось бормотание — там шла ранняя месса. Я решил дождаться, когда братья перейдут к обычным дневным заботам, прежде чем отправиться на розыски Адрика — он, как мне казалось, самый подходящий человек, которому можно рассказать обо всех своих бедах. Он, несомненно, сразу посоветует, что нужно делать, и, я искренне надеялся, примет мою сторону. А пока я отряхнул сутану от соломы и побрел по конюшне. Лошади и пони фыркали, когда я проходил мимо их денников, и я гладил их длинные морды. Некоторых я знал: вон тот маленький черный пони возил меня в вересковые пустоши. Он заржал, когда я погладил его влажный бархатный нос. В следующем стойле стоял здоровенный гнедой, совершенно замечательный, я никогда
