огромный международный лайнер повредил шины колес, — ткнулся носом в землю, завалился на бок и взорвался. Погибло более ста человек.
Тут уж общественность подняла настоящий вой. Политические деятели и представители интеллигенции вопили: «Куда смотрит полиция?! Немедленно прекратить дурацкие шутки призрачных ниндзя!..»
Но было уже поздно. Правда, слово «поздно» тут неуместно. «Поздно» можно было бы сказать, если бы раньше существовала возможность пресечь подобного рода явления…
— Наши крупные деятели расшумелись, — сказал однажды мой приятель, сотрудник телевидения, — а ведь такое творится не только у нас, но и за границей. Вот послушай, — он полистал журнал. — «На юго- западе Соединенных Штатов только и говорят об одном странном типе, который повсюду появляется в обличье X…»
— А что это такое — X?
— «Черная маска». И он все время орет: «Сильва, ты меня не любишь…»
Я прыснул.
— А-а, это же телепереработка для детей, хорошенькая такая мешанина из популярных оперетт! Видно, и в Америке психов хоть отбавляй.
— А что ты скажешь, если в Англии какой-то полоумный, вообразивший себя Робин Гудом, стреляет из лука во всех прохожих без разбору? А в Африке некий шизофреник орет, что он Тарзан, и с истошными воплями скачет с дерева на дерево…
— Нет, ты это серьезно? — Я вдруг почувствовал себя не совсем хорошо. — Неужели психоз — заразная штука? Что же это выходит — он перепрыгивает с континента на континент? По морю плывет, что ли, или летит по воздуху?
— И вовсе это не психоз, — возразил мой приятель, — я — то знаю, в чем тут дело. Это явление не имеет ничего общего с психическим расстройством.
— А что же тогда? — спросил я. — Если это не психоз, то как можно ставить знак равенства между нашими «ниндзя» и американской «черной маской»?
— При чем тут знак равенства? — вспылил приятель. — Вот мы всегда так: уцепимся за хвост какого- нибудь явления, скользнем взглядом по поверхности, и готово — уже нашли ему пару, и давай все валить на нервное расстройство! А на самом деле в мире происходит нечто куда более страшное…
— Что, что именно?
— А я тебе не скажу… — ехидно процедил мой друг. — Надеюсь, ученые и инженеры уже пришли к определенным выводам. Поди, растерялись, не знают, что теперь делать. Больно уж все неожиданно и невероятно. Поэтому и колеблются, боятся опубликовать. Я тебе точно говорю.
Вообще этот мой приятель отличался ослиным упрямством. Как упрется — хоть бейся головой об стену, хоть на коленях перед ним ползай — ни за что не скажет. Ну, что я мог поделать с таким типом? И я решил, что самое лучшее — перейти к деловому разговору, ради которого мы и встретились. Наша фирма собиралась сделать детский фильм для их телекомпании. Этакую ерунду, этакую дурацкую комбинацию из натурных съемок, мультипликации и рисунков. Вот я и собирался уточнить техническую сторону вопроса.
Только я начал деловой разговор, как мой приятель, который до этого, казалось, совсем не слушал, вдруг пристально посмотрел на меня, его глаза вспыхнули на мгновение, но тут же снова померкли. Взгляд стал совсем отсутствующим.
— Комбинация натурных съемок и рисованных кадров… — пробормотал он. — Оч-чень интересно, очень…
— Да чего там интересного, — уныло возразил я, — старо как мир. Дисней давным-давно это делает. Интересно только одно: такая комбинация создает определенный театральный эффект…
— Театральный эффект? — он посмотрел на меня мутными глазами. — Ах, ты про работу? И слушать не хочу!
— Да что с тобой? Ты как деревянный. Мы же встретились, чтобы обсудить…
— А что обсуждать-то? Ведь никто не знает, как долго мы еще сможем заниматься нашей работой.
— Ничего не понимаю!
— Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? Ну, в самом прямом, физическом смысле? Не ощущаешь недомогания? А голова не болит? Ты уверен, что она у тебя в полном порядке? Кстати, посмотри на свои часы, если, конечно, они идут правильно. Запомни эту минуту. Я думаю, осталось уже недолго. Ну, пока!
К несчастью, он был прав. Произошло событие поистине страшное. Конечно, тут была и его вина: он меня испугал. А потом я оказался свидетелем сразу двух катастроф. Это я — то, которому всегда так чудовищно не везло на катастрофы! И вот я своими глазами увидел, как грузовик опрокинулся набок, на ходу потеряв колесо, а затем с рельсов сошла электричка-экспресс. Мне стало нехорошо. Может быть, только потому, что приятель совсем меня запугал. Впрочем, с головой, кажется, творилось что-то неладное. Я почувствовал тошноту и головокружение и из последних сил доплелся до будки телефона-автомата. Позвонил на работу, сказал, что сегодня не приду, заболел. Телефон отчаянно барахлил: монета почему-то не лезла в щель, в разговор врывались посторонние голоса, в трубке что-то гудело и щелкало.
Как всегда, я шел домой через рощу около синтоистского храма. Тут-то и произошло это «ужасное событие». Я встретился с Атомом. С каким? Ну, разумеется, с тем самым — с Атомом Железная Рука.
Герой телевизионного фильма был ростом с ребенка и выглядел точно так, как на рисунках, с которых снимался фильм. Он был плоский, двумерный, словно нарисованный в воздухе. И это было самое страшное. Я похолодел, когда этот кусок плоскости, двигая ногами, как живой человек, вышел из рощи и направился ко мне. На меня надвигался рисунок, и даже не цветной, а черно-белый. Повернись он спиной, я бы увидел спину, тоже плоскую, нарисованную. Какой ужас: у него не было боков, не было профиля! Этого милого мальчика-робота нимало не смутило, что я стою как вкопанный и ловлю воздух широко раскрытым ртом. Он подошел вплотную и спросил своим скрипучим, записанным на пленку голосом:
— Скажите, пожалуйста, вы не видели профессора Вода-для-Чая?
— Н-не-н-не-н-не знаю, — выдавил я, обливаясь холодным потом, — очевидно, он в Главном управлении по вопросам науки…
— Ах, да, конечно! Очень вам признателен!
И тут же робот-рисунок принял позу для полета. Из его пяток, как из сопла ракеты, полыхнул нарисованный огонь, и робот взвился в небо. Его силуэт постепенно растаял в воздухе, а до меня донеслись бравурные звуки широко известной «Атомной мелодии».
Несколько секунд я стоял как истукан, потом мои ноги, сотрясаемые дрожью, выкинули диковинное коленце, и я огромными скачками, петляя словно заяц, понесся к дому. Слава богу, он был в нескольких десятках метров.
— И-и-и-а-а-а! — орал я. — Помогите! Помоги-и-и-те!
— Помогите! — еще раз гаркнул я и со скоростью реактивного самолета влетел в переднюю. — Схожу с ума! Спятил! Свихнулся! Звони скорей в мою проклятую, вонючую фирму! Нет, сначала в сумасшедший дом!
— Сейчас не до этого! — срывающимся голосом крикнула жена. — Лучше помоги мне, да поживее поворачивайся!
Она лихорадочно швыряла в чемодан вещи, увязывала какие-то узлы. Весь наш жалкий гардероб и скудные запасы продуктов. Мой парадный костюм уже был безнадежно испорчен: второпях она опрокинула на него бутыль соевого соуса. Пол стал скользким, потому что я раздавил мыло. Из разорванного полиэтиленового пакета текла тоненькая струя риса. Воняло гуталином, сбежавшим молоком и старой одеждой.
— Ах, ты, дрянь! — сказал я жене, сразу придя в себя. Куда это ты собралась бежать? Что, наделала тайных долгов, а теперь спасаешься от кредиторов? Хоть бы людей постыдилась — дождалась бы ночи. А то среди белого дня!
Но она даже не рассердилась. Только жалко захлопала воспаленными глазами.
— Не говори ерунды, — сказала она, и в ее голосе послышалось рыдание, — только что передали по
