— Солдаты, Сережа, и, похоже, снова вместе...
Петрашко оглядел друзей, как бы не узнавая Берегового, выбросил правую руку и сухо произнес:
— По ранжиру становись!
Он раскрыл папку и произвел перекличку, помечая карандашом фамилии отсутствующих.
А час спустя он вел свою команду в строю через весь солнечно-знойный город к аэроклубу. Многочисленные пешеходы провожали призывников ласковыми взглядами, и даже трамваи уступали им дорогу.
Здание аэроклуба высокое, бело-голубое, словно пронизанное солнцем. Петрашко скрылся в подъезде, но не успели призывники расположиться на бережку мирно журчащего арыка, как он снова появился и приказал им следовать за собой.
В комнате, куда ввел Петрашко призывников, стояла отрадная после улицы прохлада. Кроме стола и трех стульев, здесь не было мебели. Едва призывники осмотрелись, как в коридоре раздались четкие, гулкие шаги. Внезапно широко распахнулась дверь. На пороге появился высокий, чуть сутуловатый подполковник с артиллерийскими эмблемами на черных петлицах. Он шагнул вперед, замер и, чеканя каждое слово, выкрикнул:
— Здрасьте, товарищи командиры!
Товарищи командиры ответили вразнобой, совсем по-граждански. Подполковник нахмурил выцветшие брови, сел за стол. Справа от него сел батальонный комиссар, слева — майор. Никто не приказывал, но призывники, как и в крепости, выстроились по ранжиру. Батальонный комиссар одобрительно кивнул им головой.
Подполковник внимательно просматривал бумаги, лежавшие перед ним. «Наверное, личные дела, — мелькнула у Берегового догадка, потому что подполковник изредка поднимал голову и пытливо всматривался в каждого из призывников, как бы пытаясь угадать их имена. Наконец он отодвинул бумаги.
— Я Курганов Георгий Федорович*, командир вновь формируемого артиллерийского полка. А это — начальник штаба полка... — резкий поворот в сторону майора.
— Аугсбург, — поспешно подсказывает майор, сильно картавя.
Как бы досадуя, полковник переспрашивает:
— Как... как?
— Ауг-сбург.
Курганов сердится на себя за то, что не может правильно произнести фамилию начальника штаба, но натренированной волей гасит раздражение и спокойно продолжает:
— Это, — он склоняется в сторону батальонного комиссара, — комиссар полка Скоробогат-Ляховский. А вы, товарищи, наш командный и политический состав. Забудьте, чем вы занимались до этого часа. Отныне вы военные люди, командиры Красной Армии. Вместе нам скоро надо будет оправдать это высокое звание на фронте.
Курганов повернулся к батальонному комиссару. Ляховский встал, поправил ремень и, улыбнувшись, сказал:
— О хороших делах забывать, конечно, не надо, даже о прошлых. Но сейчас, товарищи, Родина и партия поручили нам более сложную, более ответственную работу: в короткий срок обучиться воинскому мастерству, обучить и закалить бойцов, с тем чтобы умело, наверняка бить фашистские орды и разгромить их.
— Именно так, — подтвердил Курганов и тоже поднялся.
Вошли призывники в комнату гражданскими людьми, а через два часа покинули ее адъютантами дивизионов, комиссарами, командирами батарей или помощниками по материальному обеспечению. Превращение это произошло по воле командира и комиссара полка.
Если Ляховский сразу завоевал расположение новых командиров, то Курганов всем показался чрезмерно строгим. «Даст нам жизни», — сокрушенно и озорно заметил Береговому сосед по строю Андреев, ставший теперь командиром шестой батареи.
2
Курганов и впрямь оказался на редкость суровым человеком. Уже неделю Береговой командовал батареей и ежеминутно испытывал на себе строгость и требовательность подполковника. Непостижимо было: когда Курганов спал, когда он ел, когда он вообще не работал. Правда, работы было столько, что от нее голова шла кругом. В полк, расположившийся лагерем, непрерывно прибывали люди — бывшие колхозные бригадиры, рабочие, мастера, студенты — и всех их надо было немедленно распределить по дивизионам, батареям, взводам.
Хорошо Курганову заниматься таким делом: четверть века служит он в артиллерии... А Береговой? Откуда ему знать, что старшину Соколова, служившего когда-то в арт-парке, можно поставить наводчиком, а рядового Печерина, рассудительного, в летах человека, надо определить ездовым к коням и непременно головного орудия.
Вот и сегодня подполковник Курганов приказал командирам батарей:
— Прибыла амуниция в неразобранном виде. Завтра начнут поступать кони. Каждой батарее привести амуницию в порядок к 20.00.
«Легко сказать «привести в порядок», — раздраженно думал Береговой, глядя на своих ездовых, освобождавших от упаковки какие-то кожаные ремни, ремешки и целые узлы. Амуниция была густо смазана и остро пахла дегтем. Но как собрать в упряжки эту так хорошо пахнущую, ладно покроенную и прошитую кожу?
Однако прошел час-другой, и хомуты, шлеи, тренчики, гортовые ремни постепенно приладились к положенным местам. Ездовые, по-хозяйски споря и припоминая былую службу «на действительной», комплектовали упряжку за упряжкой. Вместе с ними Береговой увлеченно затягивал гужи, примерял супони, раскручивал толстые эластичные постромки. Руки его стали темными от дегтя, лиловые пятна проступили на гимнастерке и брюках. Работа спорилась, чувство гордости и удовлетворения вытесняло досаду и растерянность.
— Чем тут занимаются? — вдруг услышал он знакомый, чуточку скрипучий голос и вскочил.
Глаза Курганова остановились на Береговом, и командир батареи успел заметить в них откровенное одобрение, которое тотчас, впрочем, уступило место укору и даже осуждению.
— А-а, да тут сам командир батареи, — протянул Курганов таким тоном, словно поймал Берегового на месте преступления, — пойдемте-ка, младший лейтенант, в палатку.
В палатке Курганов сел на шаткий топчан. Лицо его утратило строгое, сосредоточенное выражение, опустились плечи — натренированные долгими годами службы мускулы всего тела стремились воспользоваться минутой физического покоя и пополнить силы в случайном отдыхе... Позже там, на фронте, это золотое качество солдата будет выработано и Береговым, а теперь он напряженно выслушивал очередное наставление.
— Ваше ли дело, младший лейтенант, два часа заниматься амуницией?.. А план сдачи Устава гарнизонной службы вами разработан? И где вы будете завтра размещать коней? Ведь площадка не готова, я только что там был и не видел ни одной коновязи... Вы не дали своим подчиненным указания заготовить бирки, не получили со склада торбы и брезентовые ведра... Вы не заикнулись о попонах, вы сами занимаетесь с каждым бойцом строевой подготовкой...
— Но, товарищ подполковник, вы же приказали...
— Научитесь не возражать, а выполнять приказы, — прервал Курганов.
«Выполнять приказы! — теперь уже мысленно возражал подполковнику Береговой. — Но как я выполню столько ваших приказов, которые требуют одного и того же: исполнение доложить к «ноль-ноль»... донести к «ноль-ноль». Из-за этих «ноль-ноль» я в столовой обжигаюсь супом, в часы отдыха гоню от себя к черту сон и все равно мне недостает времени поспеть за всеми приказами...»
Курганов как бы угадал мысли Берегового, улыбнулся.
— Вот что, дорогой командир батареи, будьте вы хоть семи пядей во лбу и тогда вам не сделать и сотой
