И засмеялся.
— Ты знаешь, фрицы лучшего ничего не могли придумать, как предложить нам сложить оружие. В рейхстаге нас, говорят, тысячи. Продовольствия и боеприпасов — на годы... Совсем из ума выжили, вздумали чем нас напугать!
Где-то в районе ложи для прессы вспыхнула ожесточенная перестрелка. «Немцы полезли», — мелькнуло в голове Сьянова, и он, жестом приказав Митьке Столыпину следовать за собой, побежал на выстрелы.
Когда теряют счет времени
Илья стоял за колонной и напряженно всматривался в глубину коридора. Не слышал, как подошел капитан Неустроев.
— Поздравляю, — пожал он руку командиру роты.
— С чем? — не понял Илья.
— С Первым мая, конечно!
— Спасибо, Степан Андреевич.
— Что новенького?
— У немцев много раненых. Хочу передать им, чтоб вынесли, не будем стрелять.
Они посмотрели друг другу в глаза, Неустроев вздохнул:
— Будь начеку. Понимаешь, фашисты, как клопы, лезут из всех щелей, бьют из-за угла в упор и в спину.
— Фанатики.
— Тем более обидно умереть от руки такого подлеца.
— Понимаю.
Командир батальона исчез так же бесшумно, как и появился. Но немцы заметили какое-то движение, и несколько пуль пропели по обеим сторонам колонны. Илья в ответ послал короткую очередь, как бы предупреждая. — мы здесь, на месте. Митька протянул ему бокал.
— Что это? — спросил Илья.
— Коньяк.
Сьянов не удивился тому, что появился коньяк в хрустальном, похожем на тюльпан цветном бокале. Тревожило другое.
— Нельзя, расслабну.
— Я отмерил пятнадцать граммов. Так велела Валентина Сергеевна. Вы же вторые сутки ничего не едите.
— А ты?
— Не обо мне речь, пейте! — твердо сказал Столыпин, зная, что сейчас и власть, и правда на его стороне.
Илья выпил, ощутив на пересохших губах полынно-горьковатый привкус. Оттуда, где лежали раненые, донесся стон.
— Позови переводчика. Пускай скажет им, чтобы вынесли раненых. На это время мы прекратим огонь.
Пришел переводчик Виктор Дужинский, сделал рупором ладони и громко — три раза — повторил слова Сьянова на немецком языке. Раненые перестали стонать. Илья вышел из-за колонны. Где-то в глубине здания стреляли неизвестно в кого, Илья закинул автомат за плечи, сказал:
— Пускай пока подумают, а я обойду участок. — Из его головы не выходили слова командира батальона: «Фашисты, как клопы, лезут изо всех щелей».
Он спустился в коронационный зал и пошел вдоль стены. Это уже были не его владения. В зале с утра занял позиции батальон Давыдова. Бойцы находились где-то в глубине, а здесь было пустынно, как зимней ночью в кустанайской степи...
Неприятный холодок заставил Илью оглянуться. Теперь он увидел не только три автоматных дула, направленных в него, но и три пары глаз, смотрящих настороженно и выжидательно. «Почему я не взял гранату?» — медленно текла мысль, а вслух он тихо приказал:
— Не стрелять! — И еще тише: — Не стрелять!
— Я поляк, я поляк! Я знаю русский, — рванулся вперед один автоматчик.
— Бросить оружие!
Все трое бросили на пол автоматы. Илья подобрал их, держа немцев под прицелом своего автомата. Поляк между тем говорил, говорил:
— Нас послали на разведку. Меня взял переводчиком. Мы все решил сдаться.
— Как вы сюда попали?
— Через подвальный окно. Вон там.
«Там, где погиб Ищанов», — пронеслось в голове Сьянова.
— Идите туда, — приказал он на выход. — Скажешь, что добровольно сдались в плен. Там вас встретят. Марш!
Илья торопился. Чутье воина подсказывало: за этими лезут другие. Успеть перехватить их. Он подбежал к окну И увидел: через подвальный проем вылезли еще три фашистских автоматчика. Бесшумно, быстро один вскочил на другого, а третий прижался к стене со вскинутым автоматом.
— Хальт!.. Хенде хох! — крикнул Илья.
В окне просвистели пули.
— Хенде хох! — озлобленно приказал он.
И снова в ответ автоматная очередь. Илья видел через выщербленный край подоконника, как расчетливо и спокойно стрелял автоматчик, а те двое терпеливо выжидали случая, чтобы через окно проскочить в здание. По лицам можно было определить — фашисты знали, на что шли. Двумя короткими очередями Илья пригвоздил их к тротуару.
Тут его и нагнал Митька Столыпин.
— Унесли раненых?
— Нет, молчат и не выносят. Я за другим: вас срочно вызывает командир полка.
— Хорошо, отправляйтесь к себе.
Митька не тронулся с места.
— Кому сказано?
Сьянов строжился, а в голосе — нежность и теплота. И Митька воспользовался слабостью командира роты.
— Честное слово, вы как маленький. Опасно же одному! Да и не имею я права оставлять вас.
— А приказ?
Столыпин безнадежно махнул рукой. Он был явно обижен такой несправедливостью. Илья все время чувствовал на своей спине, пока шел в штаб, укоризненный взгляд. И от этого устал. Смертельно захотелось спать. Командиру полка не понравился его вид.
— Ты что — ранен?
— Нет, — удивился Илья.
Зинченко повеселел.
— А у меня незваные гости: немцы из подземелья. Просят представителя для переговоров.
— Я готов.
— Э, нет. Ты уже хорошо освоился с местностью, — Зинченко имел в виду захваченную часть рейхстага. — Тебе — бить фашистов. Представителем пошлем Береста, а адъютантом ему — капитана Неустроева.
«Что со мной? Ведь это все было», — думал Илья и никак не мог овладеть собой: мысли о том, что уже было и то, что происходило сейчас, сплелись в один клубок и жили в нем одной слитной жизнью. Он шел по рейхстагу и слышал Береста, вернувшегося из подземелья.
