Они сели на каком-то крошечном островке посреди пустого океана. Дом приземистый, вжатый в скалы… Наверное, зимой здесь штормы.
— Рудольф Сикорски, — представил Максим хозяина. — Александра Постышева, носитель ноограммы Стаса Попова.
— Вы это ощущаете? — спросил Сикорски, пожимая ей руку.
— Иногда.
— Крепитесь, девочка. Это бывает очень тяжело, особенно когда она начинает распадаться. Вот Максим побывал в таком положении…
— Он говорил. Но без подробностей.
— Те подробности такие, что лучше, о них не говорить. Главное, не позволяйте наезднику управлять вами. И знайте, что боль — ненадолго. День, два.
— Он будет исчезать…
— Да. Умирать в полном сознании. Цепляться за вас.
— Какой ужас…
— Ужас. Он симпатичный человек, он мне понравился. Что ты думаешь обо всем этом, Максим?
— Что он намерен делать, Экселенц?
— Он? Намерен? Это не те слова…
— Возможно, не те…
— Просто не те, Максим. Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Разве не видишь: я сдался? Я вдруг оказался человеком, который желал отстоять крепость — решительнее, чем другие, — но сам в рвении своем разрушил стены… И вот — все. Последний шаг противника. Он просто входит… он даже приходит ко мне. На чашку чая. Ко мне. Какая ирония.
— Он не противник, — сказала Аля.
— Не он. Не Попов. Противник — в Нем.
— Нет. Вы ошибаетесь. Вы ошибаетесь в чем-то главном.
— Нет, Александра. Не ошибаемся. Может быть, мы просто говорим о разных вещах…
— Где он? Вы знаете, где он? Догадываетесь?
— В сотне мест одновременно. Он прошел через вариатор… Вы знаете, что это такое?
— Да.
Аля повернулась и стала смотреть на океан.
Она никогда прежде не видела океана…
— Когда я все это узнал, я пытался почувствовать себя в шкуре Машины, — сказал за спиной Сикорски. — Не думаю, что можно вынести это сколько-нибудь долго. Я бы застрелился сразу.
— Ей пришлось очень долго выращивать руки, — сказал Максим. — И потом — может быть, для нее полвека — это сразу?
Стас
Я летел в маленьком пестром флаере-жучке на север. Человек на экране — Бромберг, который не совсем Бромберг, а так… представитель… — говорил что-то, иногда убедительно, иногда просто умоляюще…
Кажется, я иногда даже отвечал ему.
Территория, занятая комплексом Машины, резко выделялась в ландшафте. Увядающе-осенние цвета вдруг сменились черно-зелеными: по каким-то давним причинам здесь все засеяно было марсианской травой-камнежоркой. Три ряда кольев с проволокой, разумеется, были чисто символической преградой… зато преградой реальной можно было считать вон те тарелочки гипноизлучателей. Человек, попавший на территорию, просто не сможет пройти за них, туда, в квадрат пятьсот на пятьсот примерно, где не видно с земли серо-песчаное, очень низкое, едва ли выше моего роста, П-образное строение.
Я сбросил скорость и пролетел над ним, потом развернулся и пролетел еще раз.
Казалось, я физически ощущаю, как подо мной — там, в глубине — лопаются тугие пузырьки.
Теперь можно было лететь куда угодно…
Человек с экрана молча смотрел на меня.
Аля
Переход, и еще переход. Незнакомый город. Листопад. Теплый ветер. На площади они нашли глайдер.
— Спасибо, Максим. Дальше я сама…
— Прощайте. — Он повернулся, будто теряя интерес и к ней, и ко всему остальному.
— Не обижайтесь.
— Какие обиды…
Какие обиды могут быть, когда нам грозит… что? Гибель? Нет. Просто — всеобщее и полное унижение. Осознание своего ничтожества. Своей зависимости и мизерности. Но и — освобождение…
Она по широкой дуге развернула послушный глайдер и повела его вручную, без видимой цели — в поисках чего-то необычного.
Стас
Я думал, что увижу хоть немногое. Что-то должно было измениться… исчезнуть, раствориться, перетечь из формы в форму… не знаю. Как-то отреагировать. Но ничто не менялось.
— Вот вы и добились своего, — сказал человек на экране, глядя куда-то в сторону.
— Что-то происходит?
— Нет. Теперь никогда ничего не произойдет. Машина мертва.
— Неужели только она толкала нас куда-то?
— Уже много лет… Не хочу вас больше видеть. Уходите.
— Куда я могу уйти? Я сижу в кабине. Вам проще — отключитесь.
— Не могу.
Я не успел обдумать его странную реплику: флаер мой качнуло и повело в сторону. Как-то очень быстро бросились в лицо верхушки деревьев, раздался мощный треск… На миг возникло чувство настоящего полета, возникло и пропало.
Не думаю, чтобы я по-настоящему терял сознание. Нет, я просто лежал на спине и смотрел в небо, и почему-то меньше всего мне хотелось отвлекаться от этого занятия.
Вишневый с белым глайдер описал два глубоких виража надо мной, потом из поля зрения исчез. Потом появилась Аля.
Аля
Он лежал в высокой траве, неподвижный, но живой. Непонятно, как человек может выжить при таком ударе… Обломки флаера валялись вокруг, двигатель горел в кустах, выбрасывая синие снопы искр. В любой момент могло рвануть. Я тащила его в глайдер, тяжелого, за все цепляющегося. Надо было,
