продолжала танец, который все меньше и меньше походил на русскую пляску, хотя царевна Лизанька и исполняла его со свойственной ей несравненной грацией.
Но к довершению неудачи, наигрываемый на балалайке мотив менее всего подходил к исполняемой, пляске. Дед играл одно, царевна Лизанька плясала другое, поминутно, благодаря несоответствующей мелодии, сбиваясь с такта.
Теперь с каждой минутой смешки и насмешки в толпе зрителей становились все громче, все явственнее, и скоро перешли в громкий неудержимый хохот.
Наконец, заметя, что пляска идет в разрез с музыкой, дед бросил играть, и царевна Лизанька, красная от смущения, остановилась посреди поляны.
— Ну и пляска! Изрядная плясунья, что и говорить! Ха-ха-ха! Ай да искусница! Вот так отличилась! — слышались теперь здесь и там, среди взрывов смеха, громкие насмешливые голоса.
Но Лизанька не слушала их… С потупленными глазами и красным от смущения лицом, она вне себя выбежала из круга и направилась, едва сдерживаясь от слез обиды, к берегу, где ее ждала лодка с гребцами и мамка Лискина Андреевна.
Зато Маврута, нимало не смущенная неудачей, постигшей ее, «золотую» царевну, вся пылая от негодования и гнева, чуть ли не сжимая кулаки, гневно подступала к насмешникам:
— Бессовестные вы! — крикнула она, вся дрожа от злобы, — как вы с гостями своими поступаете? Вот так угостили, нечего сказать! Да кабы знали вы, кого «угостили» то, глупые! Небось, ног бы своих со страху до первой избы не донесли! — не удержалась она, чтобы не пригрозить слобожанам.
Но лишь новый дружный взрыв хохота встретил эти слова рассерженной девочки.
— Ха-ха-ха! И то сказать: насмерть напугала! Действительно, вольные птицы к нам пожаловали — дворцового плотника дочки! — не переставали смеяться в толпе.
Только Таня Онуфриева смутилась и перестала смеяться.
— А и, впрямь, неладно у нас это вышло… Все же, ведь, гости они… Зачем пересмеивать? Как сплясала, так и ладно, вишь, она какая складная да пригожая! — не смело заговорила девушка.
— А пошто она эта складная да пригожая зря — то хвасталась? Тоже сказала-то: первая, вишь, она в государевом дворце плясунья, а сама-то ступить шагу не может.
— Да ведь не она хвасталась, а сестренка её, — заступалась Таня.
— Ладно, хороши обе. Обе хвастуньи… — продолжала посмеиваться молодежь.
Эти смешки еще больше рассердили Мавруту и снова она заговорила, гневно поблескивая глазами.
— Ой, не полно ли пересмешничать… Гляди, чтоб не каяться после… Сказала бы словечко, да язык до времени связан. А что не лгала я, и что сестренка моя лучшая во всем, почитай, Санк-Петербурге плясунья, прошу милости Таня, доподлинно узнать тебе. Узнаешь, повидаешь и другим поведаешь, — обратилась Маврута уже непосредственно к одной хороводной запевале, — а для этого пожалуй к нам в сени во дворец, в первое же воскресенье. В три часа приходи, а я уж тебя проведу туда, где ты на мою сестренку, на пляску её, вдоволь налюбуешься. Придешь, что ли?
Просияв от удовольствия, очень польщенная Танюша, вся зардевшись, поспешила ответить:
— Приду… Спасибо… А пока что не обессудь… Не обидься, что так все это вышло.
— Ладно уж… Не долго, они все пересмешничать будут. Потому, как побываешь ты со мною кое-где, да кое-что повидаешь, да им порасскажешь, так тогда совсем иной разговор промеж вас пойдет. Так помни же… В воскресенье к трем часам вали в государевы сени и Маврутку Шепелеву вызови, там уже знают. Ну, прощайте, счастливо оставаться! — и, совсем уже успокоенная, Маврута кивнула головой Тане и заспешила следом за царевной.
ГЛАВА V
Ассамблея. — Неожиданное открытие
Поздно в том году давалась государем его последняя весенняя ассамблея. На лето, когда Петр уезжал на верфи к морю или совершал объезд своих обширных владений, все семейство перебиралось в летний дворец и сборища зимнего времени сами собой прекращались да осени.
В этот ясный день начала мая, еще раз наполнились разношерстною публикою обширные горницы царского дворца.
Был праздничный день, воскресенье. Ассамблеи обычно начинались в три часа дня. Но царское семейство появлялось лишь к самому разгару, то есть к пяти часам по полудни.
Маленькая фрейлина — Маврута Шепелева, уже успевшая нынче помочь сенным девушкам приодеть и разукрасить свою любимую царевну, теперь на-скоро прибравшись вошла в сени.
— Что, меня никто не спрашивал — обратилась она к одному из гайдуков, дежурившему на половине младшей царевны.
— Девчонка тут одна, крестьяночка, до твоей милости, Мавра Егоровна, наведывалась, — очень почтительно отвечал тот царевниной любимице и ближайшей фрейлине.
— Так где же она! Зачем меня не позвали?
— А затем, что ты при царевне занята была, не посмели мы тревожить зря-то… Да ты не сумневайся, Мавра Егоровна, здесь она, девчонка эта самая, в саду, — успокоил гайдук фрейлину младшей царевны.
Маврута поспешно выбежала в сад и окликнула Таню.
И вот из-за кустов выглянуло встревоженное личико, глянуло на Мавруту и тотчас же спряталось обратно. Однако, та уже успела узнать свою новую знакомую и направилась к ней.
— Ты, Танюша? Не узнала меня? Испугалась, глупенькая. И впрямь в этом наряде я будто другая?
Действительно, совсем иною, не скромной крестьяночкой, какою видела ее прежде Таня, была нынче Маврута. Нарядная ярко розовая роба с фижмами, какие носились лишь знатными и богатыми людьми, обвивала подвижную маленькую фигурку. Драгоценный убор украшал высокую прическу.
— Ишь ты, как обрядившись! И впрямь не признала… — дивилась Таня, оглядывая свою новую приятельницу.
— Да ты, и впрямь ли плотникова дочка? — подозрительно покосилась она на нее. — Намедни то вхожу я в сени, спрашиваю у караульника Маврутку Шепелеву, как ты мне наказывала, а он-то глазищами как сверкнет, да как гаркнет — Как смеешь ты о царевнинной фрейлине так непочтительно отзываться? Так я со страху-то так и выкатилась прямехонько сюды, в кусты, да и схоронилась здесь по сию пору. Да неужто и впрямь…
— Вздор… Пустое… Зря что-нибудь сболтнул тебе гайдук… Нечего тебе смущаться! Пойдем…
— Куда пойдем-то?
— На ассамблею.
— На какую ассам… ассам…
— Да, ведь, я же хотела показать тебе, как моя сестрица пляшет. Затем ведь ты и пришла сюда, только раньше сведу я тебя к себе в горницу, да принаряжу хорошенько. Сестрица моя тебе платье свое дала одеть; У меня лежит оно, пойдем — увидишь.
Юная царевна фрейлина не лгала своей гостье.
Действительно, нынче утром царевна Лизанька выбрала из своего гардероба одно из скромных, но хорошеньких платьев и вручила его Мавруте для передачи Танюше Онуфриевой.
— Она все таки добрая девушка, заступилась за нас, и я хочу ей сделать что-нибудь приятное за это, — сказала при этом царевна.
Теперь взяв за руку сильно оробевшую от смущения и неожиданности Таню, Маврута повела ее к себе с намерением надеть на свою гостью это подаренное ей платье.
Каково же было удивление молоденькой крестьяночки из рыбацкой слободы, когда она увидела разложенное перед нею нарядное, по её мнению, платье с фижмами и прошивками, словом такую роскошную робу, какой ей не встречалось еще видеть в своей жизни.
И эту нарядную робу её новая приятельница надела на Таню. Было отчего глаза расширить от
