изобилии?
— «Бога ради»… — скривился Славин. — Лексикон. Коммунисты хреновы… Межпланетники…
Виктор Банев ответил:
— Все алкогольные напитки местного производства в обязательном порядке содержат аналептические нейтрализаторы. Обратите внимание на рекламу на этикетках… — Он взял первую попавшуюся бутылку и отчеркнул что-то пальцем. — Угнетающее действие на центральную нервную систему значительно ослаблено. Кроме того, присутствует целый букет ферментоидных присадок, специальным образом корректирующих обменные процессы.
— Специальным образом? — спросил я.
— Метаболизируется до девяносто восьми процентов этанола, а не девяносто, как обычно. Неокисленные метаболиты выводятся практически полностью, в мозг не попадают. Вы, конечно, знаете, что эта пакость откладывается именно в мозгу и держится там до двух недель, загромождая сознание…
— Профессора, — с отвращением сказал Евгений. — Все знают. Ненавижу.
— Он не успокоился, пока все не перепробовал, — улыбнулся мне Банев.
Я подошел к окну и выглянул. Вид отсюда был ничуть не хуже, чем из моих апартаментов. Фантастическое нагромождение цветных пятен — точно, как на картинах экспрессионистов.
— К Дим Димычу торопишься? — подал голос Славин. — К нему сегодня Сорокин пошел, имей в виду.
— Нет, в банк, — сообщил я в стекло.
— Ага, денежки менять, — обрадовался он. — Могу дать один адресок. Там, в отличие от ихнего банка, тебе обменяют на рубли столько местных денег, сколько унести сможешь. Правда, по полуторному курсу.
— Зачем? — удивился я.
Они переглянулись.
— Он еще ничего не знает, — сказал Банев Славину.
— Ты думаешь, не стоит лишать его невинности? — Евгений откинулся на спинку кресла (нога на ногу, руки за голову) и оценивающе оглядел меня сверху донизу. Долгий это был процесс, я даже заскучал. — Я все-таки скажу, — решил он. — Когда вам, классикам, захочется насовать себе под подушку мятых банкнот местного образца и вкусить свою порцию кайфа, бегите в район площади Красной Звезды. В одном из тамошних переулков прячется штаб-квартира партии Единого Сна. Адрес я не помню, но ищущий да найдет. Обратитесь непосредственно к председателю по фамилии Шершень, и вам помогут обрести долгожданное счастье…
Приятно было наблюдать, как в человеке прорастает интерес к жизни. А то ведь совсем было человек зачах. Я вопросительно посмотрел на Банева, но тот лишь подмигнул мне в ответ.
— Владислав Шершень? — спросил я их обоих.
— Какая разница? — фыркнул Славин, потягиваясь. — Мы ходили к нему не по имени-отчеству величать, а незаконную финансовую сделку совершать.
Непонятно было, шутят они или нет. А если шутят, то почему мне не смешно. Со Славина что взять — он самого себя в перьях вываляет на потеху благодарной публике… Владислав Шершень, подумал я. Еще один знакомый в этой сказочной стране. Еще один призрак, явившийся из прошлой жизни, чтобы в который раз напомнить о неразрывной связи мертвого и живого…
Очень не хотелось покидать эту академическую компанию, но пора было и честь знать. Взгляд мой случайно упал вниз, на площадь перед отелем. И я вдруг с удивлением обнаружил, что дорожки и газончики, если посмотреть на них сверху, складываются во вполне осмысленные фразы.
НЕ МОЖЕШЬ КУПИТЬ — ПОПРОСИ. НЕ МОЖЕШЬ ПРОДАТЬ — ПОДАРИ.
Вот что там было написано.
Отделение Национального банка занимало отдельное помещение на первом этаже. Войти можно было как с улицы, так и прямо из гостиничного холла. Если не ошибаюсь, именно здесь располагалась когда-то парикмахерская, которую я (невозможно представить!) почтил много лет назад своим присутствием. Или озорничала так называемая фантазия, превратившаяся у некоторых писателей в ложную память? Как бы там ни было, но банк оказался закрыт на проветривание, о чем извещала вежливая табличка на стеклянных дверях.
Холл впечатлял. Живая изгородь высотой в половину моего роста разделяла пространство на зоны отдыха, а также указывала путникам кратчайшие проходы — к лифтам, к стойкам администрации, к бару. Центральную часть украшал компактный бассейн — с фонтаном и кувшинками (очевидно, выполнял функцию увлажнителя). Плетеная мебель причудливых форм подчеркивала растительный характер дизайна. Пол был уложен метлахской плиткой, какую еще в Древней Греции использовали при возведении дворцов и храмов, причем мозаичный узор был настолько тонок, что вставший на пороге гость замирал на мгновение, полагая, что под ногами расстилаются гигантские роскошные ковры…
Менеджер находился на посту, излучая готовность решать любые проблемы. Я посмотрел на него, размышляя о том, кто выписывает бирки к чемоданам постояльцев. А также о том, кто отправляет чемоданы по номерам. Спросить? Мимо как раз прошли два носильщика с бэджами «Наш Путь» на груди — загорелые, молодые, в ослепительно белых одеждах. Они были увешаны багажом, как рождественские елки.
— Ты сегодня опять к хрусташам в гости? — интересовался один.
— Энергетика должна быть энергичной, — отвечал второй, посмеиваясь.
— Почему на своем горбу, парни? — сказал я им в спину. — Где пневмотележки, где треножники?
Носильщики остановились на минутку.
— Вы не беспокойтесь, мы дозируем нагрузку, — оглянулся один. — Желаем вам здоровья.
Они пошли дальше, сосредоточенно дыша через нос, и с каждым шагом они, очевидно, набирались все большего и большего здоровья, и мне вдруг стало завидно и немножко стыдно, ведь это так здорово: ты укрепляешь свой дух и тело, а тебе еще и деньги за это платят. Или они корячились бесплатно? Я отошел в сторону, чтобы не стоять на пути «Нашего Пути», и сел на один из плетеных диванов. Сиденье, как ни странно, было упругим.
— Вы знаете, что сегодняшней ночью по городу опять намечается шествие бодрецов, — едва слышно, но вполне отчетливо произнесли за моей спиной. Я оглянулся. Сзади как раз была живая изгородь, разрезавшая холл на геометрические фигуры.
— Когда же примут закон о тишине? — горестно вопросил второй голос.
Наверное, там был точно такой же диванчик, что и здесь. Люди отдыхали, скрашивая минуты светской беседой.
— Слышали, что сюда Жилин приехал?
— Который всю эту кашу заварил?
— Он, он. В новостях показывали.
— Воистину, нет предела человеческой наглости…
Мне отчего-то захотелось привстать. Или, к примеру, раздвинуть кустики и посмотреть в щелочку. Простое любопытство, ничего личного. К счастью, меня отвлекли, а то бы не выдержал, ей-богу.
Кругленькая пухленькая симпатяшка в комбинезоне красноголубых тонов подкатилась к дивану.
— Я — Кони, — заговорщически сообщила она и присела рядом. — Кони Вардас. Помните меня?
Я помнил, но скорее не ее, а букет желтых лилий. Это была та самая сотрудница отеля, с которой я столкнулся полчаса назад у лифта, только сейчас женщина несла не лилии — что-то иное, что-то совершенно удивительное. Тоненькие изломанные стебли были усыпаны нежными белыми цветочками в столь большом количестве, что растение в ее руках походило на облако, на кружевную дымку, на воздушное платье невесты.
— Вы, пожалуйста, не сердитесь, — попросила она. — Я, наверно, помешала? Понимаете, около часа назад я услышала… Случайно, когда в оранжерее была. Оранжерея — это на крыше. Жаль, я сразу не сообразила с вами поговорить, а тут увидела, что вы отдыхаете, и подумала: если не сейчас, то когда?
Слова сыпались из нее, как фасоль из дырявого пакета — неудержимо и звонко.
— Я работаю аранжировщицей цветов, — объяснила она.
— Вот оно что. — Я наклонился и понюхал чудо природы в ее руках. Пахло свежескошенной
