— Какая прелесть! — восторгались девочки, лаская ручных животных.
— Они вам нравятся? — улыбаясь, спросил Жоржик Досю.
— Ужасно, — вырвалось у той, — и мне досадно, что Соня-Наоборот не может полюбоваться этими чудесными зверушками.
— А вы думаете, что и ей они понравились бы?
— Ну, понятно.
— Хорошо, так и запишем: Дося и Соня-Наоборот очень одобряют кроликов. А теперь не хотите ли прокатиться в лодке или побегать на гигантских шагах? Ведь через какой-нибудь месяц придет зима; пруд замерзнет, а качели снимутся. Так надо пока что пользоваться и тем, и другим, — обратился Жорж ко всем девочкам. — Саша, — сказал он брату, — ты сядешь на «Стрелу» с Алексеем Федоровичем и возьмете с собой еще четверых девочек, а мы с остальными пятью устроимся на 'Лебеде'.
— Только уговор: не шалить в лодке, Жорж. — предупредил своего младшего воспитанника подоспевший к ним студент-гувернер.
— Ладно, я буду осторожен. А ну-ка, девицы, кто скорее добежит до берега! Раз, два, три, — скомандовал он, и первый припустился впереди девочек.
Посреди пруда высился крошечный островок, с белой беседкой, отраженной в воде. У миниатюрной пристани были привязаны две нарядные лодки. На одной из них значилось по борту «Стрела», на другой — 'Лебедь'.
— Что же, плывем? — предложил Жорж и стал отвязывать изящное маленькое судно. Девочки столпились вокруг него.
— Не понимаю удовольствия кататься в лодке в октябре — холодно и сыро, простудиться можно, — цедила сквозь зубы, заметно ломаясь, Зина. — Нет, вы как хотите, а я предпочитаю посидеть на берегу.
— Эге! Да они, кажется, трусить изволят попросту? — усмехаясь, осведомился у других девочек Жорж, в то время как копошившийся в другой лодке Саша Бартемьев, помня свои обязанности молодого хозяина, поспешил сказать:
— Прекрасно — останемся с вами на пристани или, если желаете, пройдем к качелям.
— Мерси. Я не любительница качаться и не понимаю в этом тоже никакого удовольствия, — жеманничала Зина. — Эмилия, — обратилась она к своей верной подруге и наперснице, — а ты разве не побудешь со мной?
— Конечно, Зиночка, конечно, я останусь с тобою на берегу, — протянула Миля, тогда как самой ей до безумия хотелось кататься с остальными детьми.
Пока разделившаяся таким образом компания наслаждалась катаньем, весело перекликаясь и перегоняя друг друга, Зина, сидя на скамейке у берега, завела скучнейший разговор с Сашей, стараясь блеснуть перед 'молодым аристократом', как она мысленно окрестила его, и своим происхождением, и средою, и несуществующими богатствами ее родителей.
— Собственно говоря, мне совсем не место здесь, в этом пансионе, и мой папб хотел определить меня в Смольный, где воспитываются только дети высшего круга. Но, — тянула она, — моя maman нашла, что Смольный находится слишком далеко от нашего дома, да и, кроме того, оттуда не отпускают воспитанниц в отпуск на праздники. Между прочим, у меня там есть много подруг среди смолянок: например, княжна Замятина, графиня Нирод, баронесса Штокфиш и еще другие барышни из лучших аристократических семейств. Я перезнакомилась с ними на даче в Петергофе, где мы жили два последние лета.
'Господи! Вот-то скучнейшая хвастунья! Уж скорее бы вернулись Алексей Федорович с Жоржем, избавили бы меня хотя от этой милой компании', — искренне томился Саша, тоскливо поглядывая на пруд, откуда то и дело доносились веселые крики и смех.
— А они не утонут? — неожиданно спросила Зина.
— Да тут курица не утонет, — усмехнулся Саша.
— Что же вы мне этого раньше не сказали? Тогда бы и я поехала, пожалуй, с ними.
Но Саша уже не слушал ее.
— Наконец-то! — весело встретил он причалившие к берегу лодки. — Замерзли, кажется?
— Ничего, мы живо разогреемся. Бежим, девочки, на гигантские шаги, — предложил Жорж. — Это, я вам доложу, самое испытанное средство, чтобы согреться.
И в один миг четыре лямки были заняты желающими. Ася, Дося и сестрички Павлиновы завертелись вокруг столба, высоко взлетая на воздух.
— Кого заносить? Кого заносить? — предлагали им свои услуги хозяева.
— А вы не хотите попробовать? — предложил Саша Бартемьев Рите, ни на шаг не отходившей от Марины Райской и только восхищенно поглядывавшей на все своими разгоравшимися, как звездочки, глазенками.
— Ой, нет! Я боюсь, не надо, — испугалась девочка.
— А я хоть не умею, а попробовала бы охотно побегать! — прогудела Маша Попова.
— Так за чем же дело стало? Я возьму вас на буксир за лямку, и мы побежим вместе. Хотите? — живо предложил Саша.
— Ну, понятно, хочу. Давайте…
Новая смена забегала вокруг столба. Саша с Машей Поповой на буксире, Жорж и Дося.
Уморительно было смотреть на забавные прыжки, которые делала с присущей ей медвежьей ловкостью Маша, стараясь облегчить труд тащившему ее на буксире Саше, и очень скоро и сама Маша, и ее помощник барахтались на песке у подножия столба.
— Этого надо было, в сущности, ожидать: первый блин комом. А все-таки и я побегала, по крайней мере, на гигантках, — со своим философским спокойствием заявила Маша под общий взрыв веселого смеха.
Звук гонга, раздавшийся по всему саду, заставил компанию встрепенуться.
— Нас зовут обедать, mesdames et moncieurs! — торжественно возвестил Алексей Федорович, пропуская вперед пансионерок.
В освещенной огромной люстрой столовой, с массивным буфетом, уставленным серебром, с нарядно и богато сервированным столом, старшие уже ожидали молодую компанию.
Анна Вадимовна, кресло которой пожилой лакей подкатил к ее хозяйскому месту на конце стола, встретила детей ласковой улыбкой.
— Ну что, познакомились с моими мальчиками? Не скучали? — обратилась она к пансионеркам, и ее тонкая, унизанная кольцами рука легла на белокурую головку ближе всех стоявшей к ней Доси.
'Вот кто похож на добрую волшебницу!' — вихрем пронеслось в тот же миг в голове девочки, и она с восторгом взглянула в бледное, усталое, но исполненное необычайной доброты лицо Бартемьевой.
— Вам, кажется, понравилась наша мамочка? — осведомился тихо у девочки Жорж, перехвативший восторженный взгляд Доси, устремленный ею на хозяйку дома, пока детей рассаживали вокруг стола.
— Ужасно нравится. Она похожа на добрую и прекрасную волшебницу. И как это грустно, что ваша милая мама не может ходить! — сочувственно вырвалось у девочки. — А может быть, она и поправится впоследствии?
— Увы! Вряд ли, наша мамулечка никогда уже не покинет своего кресла. Она больна неизлечимо. Так говорят, по крайней мере, все лучшие доктора, которые перебывали у нас. Да, нелегко ей, нашей бедняжке! Правда, папб всячески старается облегчить ее участь. У мамочки имеются все лучшие книги в библиотеке, она выписывает все интересные здешние и заграничные журналы. Кроме того, папб приглашает раза два в год хороших музыкантов играть на наших вечерах, так как мамочка больше всего в мире после нас, папб и детей, любит музыку.
— Ах, и я тоже люблю ее, и Веня тоже любит! — вырвалось у Доси.
— Кто это Веня? — заинтересовался Жорж.
— Веня? Это маленький горбун; мой друг детства. Я его очень люблю, он такой славный, сердечный мальчик.
— Очень добрый, — подтвердила Ася, прислушивавшаяся к этой беседе.
Девочки сидели по обе стороны Жоржа, на детском конце стола, где председательствовал Алексей
