— Никогда мне не приходилось переносить сразу столько солнечных дней кряду. Да и дожди в здешних местах какие-то… нерадостные…
— Да, ливень мало может принести удовольствия, — согласилась синьора.
— Я люблю моросящий, мелкий дождик.
— Ах, госпожа графиня, — рассмеялась дама, — обратите внимание, как все же благодатна эта тема! Не знаешь о чем говорить, говори о погоде.
Агния рассмеялась вместе с ней.
— Но все же у нас найдутся и другие темы для беседы, — продолжила синьора. — Не так ли?
— Думаю, что, безусловно, найдутся.
— И одна тема уже вертится у меня на языке. — Синьора Сан-Пайо повернулась к Агнии и пристально на нее посмотрела. — Я хочу поговорить с вами откровенно и начистоту.
— Я вас внимательно слушаю, — спокойно ответила Агния.
— Вы поняли, вы не могли не понять, что я не в восторге от того решения, которое вы приняли с моим сыном. Брак — дело серьезное и в нем, как ни в каком другом, необходим верный расчет. Я говорю не о финансовом расчете, а о расчете разума. Вы понимаете меня?
— Да, понимаю…
— Я ничего не имею против вас. И даже то, что вы вдова, не может быть серьезным препятствием… Признаюсь откровенно, — немного помолчав, прибавила синьора Сан-Пайо, — что отец Марселу был моим вторым мужем. До брака с ним я успела овдоветь, а синьор Сан-Пайо женат еще не был. И к тому же у меня была дочь от первого супруга, так что ваше вдовство, для меня по крайней мере, существенным препятствием к вашему союзу являться не может.
— Что же тогда? — спросила Агния, сердце которой учащенно забилось от смутного ожидания. Она понимала, что вот именно сейчас все и решится раз и навсегда.
— Агния… вы позволите мне вас так называть?
— Да.
— Агния, вы все же еще слишком молоды. И возможно, не понимаете, что есть обстоятельства, которые могут погубить или изрядно испортить не только жизнь моего сына, но и вашу собственную. Поймите, что разница в воспитании, в обычаях, в привычках, в самых незаметных мелочах способна погубить какую угодно любовь и даже жизнь. Да, вы любите друг друга, но вы так различны во всем! И страсти между вами уже нет, и это заметно. Вы давно уже перешли границу в вашей связи, давно нарушили запреты, которые налагают общество и церковь. А за нарушение закона следует неминуемая расплата. Обе стороны насытились: свежесть чувств угасла, любопытство утолено, разум вышел из затмения, и что осталось? Теперь вы можете трезво взглянуть на происходящее, и в этом ваше преимущество. Марселу, я в этом уверена, уже понял, к чему может привести ваш союз. О нет, он не отказывается от него и не откажется, даже если я и все прочие от него этого потребуют! Но он понимает, какую тяжесть собирается нести и каким ненадежным может сделаться ваш брак. Он также понимает, что может наступить такой момент, когда ваше пребывание здесь станет для вас невыносимым. Не оттого, что здешнее общество не примет вас, но оттого, что вы сами захотите покинуть это общество. Здесь все чуждо вам, и вы сами это понимаете, потому что вы умны. Это видно по вашему поведению, это вижу я, это видит и Марселу. Вы рискуете оба стать несчастными. Чувство приличия, воспитание, не позволят каждому из вас признаться в этом друг другу, и вы никогда сознательно не станете друг другу мстить за вашу обоюдную ошибку. Но невольно, будучи свидетелями собственной наивности, нерасчетливости и чувства долга, вы сумеете сделаться несчастными сами и сделать несчастными друг друга. Я старше вас более чем вдвое, я знаю жизнь, и я вижу вас. Мой сын никогда от вас не откажется. Чувство чести и мудрость иногда несовместимы. Поэтому все в ваших руках: ваша будущая жизнь, ваше общее счастье… Все в ваших руках…
Женщина замолчала. Некоторое время обе сидели, не произнося ни слова, потом синьора Сан-Пайо сказала:
— Простите меня, я позволила себе много лишнего…
— Нет-нет, — медленно возразила Агния, — вы правы… Вы дали мне ответ на тот вопрос, который я сама никак не могла решить. Скажите мне только, а Марселу… Вы ведь говорили с ним?
— Да.
— Что же он вам ответил?
— Что ни за что не расстанется с вами.
— Бедный Марселу… — пробормотала Агния. — И вы вполне уверены, — спросила она, возвысив голос, — что он уже разлюбил меня?
— О. Нет. Он не разлюбил. Вы неверно истолковали мои слова, — покачала головой синьора Сан- Пайо. — Он любит вас. И вы любите его. Но, увы, любовь вовсе не залог будущего счастья. Я уверена, что с Эленой, — тихо прибавила она, — он был бы гораздо счастливее, хотя он и не любит ее. Но они выросли в одном мире, и он знает все то, чем живет она, так же как и она, знает все то, что составляет его жизнь… И еще я вижу, — уже громче сказала синьора, — что вы сомневаетесь.
Агния молча посмотрела на собеседницу.
— Вы позволите мне сейчас уйти? — спросила она вдруг.
— Да. — Синьора Сан-Пайо поднялась со скамейки.
Агния встала вслед за ней и, поклонившись ей, направилась прочь. Ей надо было немного побыть одной. А уж после… после непременно следовало поговорить с Марселу. Агния уже не совсем понимала, чего же хочет она сама.
После слов синьоры Сан-Пайо в ней было взыграл дух противоречия, но разум — разум твердил, что в ее словах был резон. И к ним следовало прислушаться.
15
Агния стояла на палубе парохода, только что отошедшего от пристани, и бросала последние взгляды и на прекрасную бухту, и на Пан-ди-Асукар, и на лагуну, в которой раскинулся город, и на одинокую маленькую мужскую фигуру, неподвижно стоявшую на пристани.
«Интересно, сколько он будет так стоять?» — мелькнуло у нее в голове.
Ей бы хотелось, чтобы он стоял так целую вечность, замерев на берегу, подобно каменному изваянию, но так не будет. И, однако, пока она могла видеть берег и что-то различать на нем, она все видела недвижную фигуру, не изменившую своего положения даже ни на йоту.
Потом она заперлась в каюте, совершенно одна. Вовсе не так, как тогда, когда она плыла сюда. Тогда их было двое, им было хорошо, это было даже сродни блаженству, тому блаженству, о котором пишут в книгах. Теперь же ей предстояло одинокое многодневное путешествие. И все же ее не одолевала та черная тоска, которая нападает на одинокого человека, только пережившего разрыв. Печаль ее была скорее светлой. Агния, грустно усмехнувшись, припомнила строки, заученные ею еще в детстве: «Печаль моя светла, печаль моя полна тобою…»
Она встала, прошлась по каюте и произнесла вслух довольно громко:
— «Унынья моего ничто не мучит, не тревожит, и сердце вновь болит и плачет оттого, что не любить оно не может…» [8]
В дверь каюты постучали:
— Вам что-нибудь нужно? — донеслось из-за двери.
— Нет, нет, — поспешно ответила Агния, укорив себя за то, что она так громко сама с собой разговаривала.
Утешало только то, что говорила она снова по-русски и никто ничего не понял. Агния уселась в кресло и подумала, что теперь всю дорогу ей останется только вспоминать, что произошло с нею в Бразилии и думать о том, чего уже точно никогда не случится.
— Этак можно себя и до умопомешательства довести… — прошептала она.
И тут же вспомнила, как она уезжала из Нитероя. При этом воспоминании она даже рассмеялась. Потому что, как только по городу разнеслась весть о том, что никакой свадьбы не будет и она уезжает, ее
